Три дискурса российской политики

Три основные силы, все время так или иначе проявляющиеся в российской политике, всем хорошо известны. Это либералы (либерасты, демокрады и т.п.), коммунисты (краснопузые, комми и т.п.) и русские националисты (нацисты, фашисты, «коричневые» и т.п.). Важно, что все три указанных направления хорошо представлены не просто на уровне идей, но и на уровне социума, они понятны не какой-то «кучке высоколобых», но и «человеку с улицы». У каждого дискурса – свои многочисленные сторонники, свои «зоны влияния», каждое направление, в принципе, перспективно – то есть имеет основания рассчитывать на то, чтобы сделаться государственной идеологией и провести своих «лучших представителей» к вершинам российской власти.

При этом каждое из трех, в принципе, враждебно двум другим. Спорят меж собой политики каждого из лагерей, плохо переносят друг друга «рядовые представители» каждого из течений. Конечно, в живой политике всегда возникают временные союзы, но в целом – коммунисты традиционно враждебны националистам (фашистам), либерасты любят называть «красных» «упоротыми», а наци часто прямо обвиняют либерастов в предательстве интересов русского народа.

До сих пор все три дискурса рассматривались сами по себе, каждое в отдельности. Здесь я покажу, что все три, в специфических условиях современной России, растут, собственно, из одного корня. Он и обеспечивает каждому из этих направлений свой, специфический успех у самой широкой аудитории, перспективы и понимание на уровне значительной части постсоветских обывателей.

Этот корень – беззащитность обывателя.

Люди на постсоветском пространстве невротизированы на протяжении нескольких поколений. Как я уже писал ранее, вся система управления в стране была выстроена по оккупационному принципу, то есть «сверху вниз». Начальство более высокого уровня назначало начальство низшего уровня, а сами обыватели были (и, по большому счету, остаются) полностью исключенными из этого процесса. Им дозволялось лишь условно «вотировать» назначения, произведенные не ими, на своеобразных «выборах без выбора».

Еще более вопиющая ситуация закреплена в сфере правоохраны. Судьи, полицейские, государственные обвинители – обо всех этих людях рядовые обыватели, как правило, не знают вообще ничего (не говоря уж о возможности как-то на них влиять). На протяжении поколений совграждане не имели понятия, откуда берутся их правоохранители, кто их назначает, кто продвигает, по какому принципу это происходит и т.п.

Получалось, что в весьма «чувствительной» сфере, сфере защиты своих прав, включая права на жизнь, свободу и имущество, советский и постсоветский обыватель вынужден всецело полагаться на добрую волю неких абсолютно ему неизвестных и неподконтрольных «людей в форме». Ситуация психологически тяжелая, по сути, порождающая постоянный стресс. Реальный УЖАС своей полной беззащитности осмеливаются осознавать немногие. Чаще происходит массовое вытеснение ужаса в подсознание (что и позволяет говорить о массовой, социальной невротизации). «На поверхности» сознания остаются представления, рожденные защитными механизмами. Как всегда бывает с невротиками, их «защита» на сторонний взгляд выглядит диковато. В данном случае – по-оруэлловски.

Наиболее распространены два: первое – что «никакие права человека вообще не нужны, от них только хуже» (то есть буквально – быть полностью беззащитным перед враждебным социумом – это правильно, «мир – это война»). И второе – что «главное – это государство, жила бы страна родная, и нету других забот». То есть индивид, зная, что не сможет защитить себя, пытается растворить свою личность в более широкой общности, государстве – и тем самым все-таки обрести иллюзорную защиту.

На территории пост-совка по сравнению с СССР в плане Социальной Защиты ничего не изменилось – вся система правоохраны остается заботливо выведенной из сферы контроля общества. Обыватель по-прежнему не имеет никаких способов контроля за полицейскими, прокурорами и судьями, чаще всего он даже не знает, кто это такие, до тех пор, пока не попадает к ним в лапы. Он социально беззащитен – как беззащитен каждый житель оккупированной страны.

Я уже приводил образ этого состояния, и здесь его повторю: постсоветские обыватели подобны практически голым и безоружным людям, которых держат в одном просторном вольере с дикими хищниками. У хищников – зубы, когти и челюсти, у обывателей – одна слабая заискивающая улыбка. По большому счету, обывателям остается только рассчитывать на то, что их очень много, а хищники, похоже, сыты. «Всех сразу не сожрут». Кто такие эти хищники? Это – очень «любимое» всеми обывателями государство.

Вот эта массовая невротизация и порождает три течения, три основные силы постсоветского общества – либералов, коммунистов и нацистов. Она обеспечивает каждому из течений надежную поддержку и сочувствие масс.

Почему? Потому что невротизированный, беззащитный обыватель в постсоветском обществе чувствует постоянную угрозу со стороны трех своих «врагов». Это Чиновник, Бизнесмен и Нацмен.

1. Либералы

Либералы «специализируются» на том, что обещают избавить обывателя от страха перед Чиновником. Чиновник – то есть часть, «винтик» действующего в стране оккупационного механизма власти – реально вызывает у обывателя подспудный страх и ненависть.

На фокус-группах в любом конце страны, «от моря и до моря» при обсуждении с обывателями их отношения к представителям властей всегда очень четко проступает разделение – «они» и «мы». «Мы» - это рядовые, обычные жители, «те, которые работают» или «живут на пенсию». «Они» - это «люди из Белого дома» (в каждом городе есть свой «белый дом», где располагаются административные учреждения), «люди из власти», «начальство».

Словом, «они» - это и есть чиновники. Обыватели прекрасно отдают себе отчет, что «они» - это закрытая, привилегированная группа; она не только получает неправомерно большую часть общественного богатства (в просторечии «ворует»), но и чувствует себя намного более защищенной, чем простой обыватель! Вплоть до того, что сынок какой-нибудь «шишки» может спокойно переехать автомобилем одного или нескольких обывателей – и ему за это ничего не будет.

Тут важно отметить, что само по себе нахождение рядом беззащитного с защищенным – то есть обывателя с чиновником – создает у первого стресс. Даже в том случае, если защищенный не проявляет никакой агрессии. Ведь обыватель сознает (пусть даже краешком сознания): если агрессия у защищенного вдруг возникнет – она сможет развиваться беспрепятственно. Защиты-то у обывателя нет «по дефолту»!

На этом общем страхе и ненависти к чиновникам и сыграл либерализм в период своего возникновения, в конце 80-х. Насколько сильны были тогда страх и ненависть к чиновникам – настолько мощным оказался подъем либеральных идей и их представителей.

Что пообещали либералы? Они пообещали резко «укоротить руки» чиновникам, привести их «к общему знаменателю». Уничтожить привилегии, убрать всевластие КПСС, изгнать государство (то есть тех же чиновников) из различных сфер жизни (а в СССР практически и не было сфер жизни, куда бы не проникло госрегулирование)…

Заметим главное (то, что мы потом увидим и в деятельности «конкурирующих течений»): либералы не пообещали поднять уровень защищенности самих обывателей; они лишь пообещали понизить уровень защищенности «раздражающего фактора» - чиновников…

В дальнейшем, однако, в деятельности либералов возникла неприятная двойственность. Во многом из-за того, что на волне первого успеха очень многие из них сами стали чиновниками, то есть заняли удобные места в той же самой системе власти совка (ужавшейся, но сохранившей в главном свой оккупационный принцип формирования).

Эта двойственность, даже, можно сказать, разорванность сознания очень ярко проявляется, к примеру, в деятельности одного из самых ярких либеральных публицистов – Юлии Латыниной. С одной стороны, она гневно клеймит «путинский режим» за фальсификации на выборах и прочие нарушения демократических принципов – с другой стороны, открыто выступает в поддержку Пиночета и неустанно доказывает, что всеобщая демократия, вообще-то, есть зло.

Говоря попросту, наши либералы-демократы до сих пор никак не могут для себя решить вопрос: как сохранить реальную основу либеральной идеологии – атаку на чиновников, и при этом не потерять свои собственные – и очень дорогие во всех смыслах – места в чиновной иерархии? Собственно, этим и только этим объясняется нынешний, признаваемый многими «кризис либеральной идеологии».

2. Коммунисты

Коммунисты обещают избирателю, что станут защищать его от Бизнесмена (он же Предприниматель, он же Богатей, он же Толстосум и еще куча прозвищ, в большинстве своем уничижительных). В чем у постсоветского обывателя проблема с «богатеями»?

Основная проблема та же – богатые, в представлении беззащитного обывателя, хорошо защищены от произвола. Они могут откупиться. У них для этого есть лишние деньги. И уже поэтому Бизнесмены опасны! Как я уже неоднократно писал раньше, любая самодостаточность пугает простого обывателя – просто потому, что сам он несамодостаточен.

Проклятие российского богатства

Люди, занимающиеся в нашей стране выборными кампаниями, хорошо знают: в глазах большей части избирателей – то есть тех же самых рядовых обывателей – богатство кандидата на любую выборную должность является не просто «минусом»: оно является компроматом. При этом совершенно неважно, как именно это богатство было достигнуто. Избирателю по большей части все равно – получил ли человек свои миллионы «в результате неправедной приватизации», или же нажил непосильным трудом копеечка к копеечке, «выдавливая апельсины».

Имеется в виду характерный анекдот еще советских времен «Как Ротшильд стал миллиардером». Начинается он с указания, что еще юным ребенком Ротшильд проявил большие способности к предпринимательству: он купил апельсин, выдавил из него стакан сока, сок продал и на вырученные деньги купил два апельсина. Затем смышленый ребенок выдавил из них два стакана сока, продал, на выручку купил 4 апельсина… и т.д. Заканчивается анекдот, в зависимости от терпения слушателя, на 16-м или 32 апельсине, короткой сентенцией: «И тут у Ротшильда умер отец, и он действительно стал миллиардером».

Избирателя также не волнует, почему некий кандидат богат: торгует ли он сигаретами и водкой, владеет ли сетью ночных клубов или же строит детские дома для детей-сирот. Сам факт владения любым бизнесом нашего избирателя – причем в любой точке страны – настораживает, слово «бизнес» он не переносит на дух, обозвать кандидата «предпринимателем» тоже значит почти наверняка «угробить кандидата» - то есть лишить его всяких шансов на избрание.

Эту странность политтехнологи всей страны давно уже принимают как данность. На выборах бизнесменов стараются представить как угодно – директорами благотворительных фондов, «производственниками», «общественными деятелями» - главное, не собственно бизнесменами. Также и доходы должны быть представлены в декларациях по минимуму, «светить» богатство – верный путь к тому, чтобы не выбраться и из 5%. Назвать кандидата «миллионером» - значит с гарантией убить все его электоральные перспективы…

Не зря режим охотно пошел на регистрацию Михаила Прохорова кандидатом в президенты: всем заранее было ясно, что клеймо «миллиардер» напрочь лишает сравнительно молодого и симпатичного, нравящегося женщинам Прохорова малейших шансов на успех (так и вышло – Прохоров набрал «аж» чуть меньше 8%, и то это было всеми экспертами расценено как абсолютно неожиданный успех, почти триумф).

Но вот вопрос – почему это так, настолько тотально и везде? Что за ненависть такая к предпринимателям, что за нетерпимость к богатству? Может быть, причина в зависти? Типа, «русский народ завистлив, и поэтому он до такой степени терпеть не может «выскочек», тех, кто осмеливается жить лучше, чем большая часть остальных»?

Это объяснение весьма популярно в кругах нашего образованного сословия (наряду с мнениями типа «народ – быдло», «в обывателях ненависть ко всему живому и интересному, а ведь богатые всегда интересны» и прочими истерическими причитаниями).

Я полагаю, что дело здесь все же отнюдь не в зависти. Обыватель в совке и постсовке испытывает подспудный, но тотальный, постоянный страх перед произволом – как «сверху» (со стороны власти), так и «снизу» (со стороны криминала). Люди краешком сознания отдают себе отчет, что в случае «наезда» защищать их никто по-настоящему не будет. В малые группы, в местные сообщества, в ассоциации и «клубы по интересам» обыватели по всему совку тоже, как правило, никак не включены (об этом тоже заботилась Советская власть, и я об этом буду говорить в других частях своего исследования).

То есть наш обыватель, а проще говоря – мы с вами, дорогой читатель – постоянно один и беззащитен. И вот на этом фоне относительно недавно – 20 лет назад – начали появляться, причем во все большем количестве – какие-то люди, которые могут себе позволить. От «криминала снизу» они защищаются, нанимая телохранителей, а от «наездов сверху» - засылая чиновникам взятки.

Что чувствует любой простой обыватель – даже сегодня, в большом городе – встречаясь с истинно, как ему известно, богатым человеком? Зависть? Может быть. Но более всего он ощущает подспудную тревогу. Обыватель сознает, что «богач», если вдруг захочет, сможет сделать с ним все что угодно – и никто не защитит. Этот страх тем больше, чем больше вокруг богачей. И это не просто страх – это, по сути, стресс, так как «избыть» этот страх обывателю нечем: время идет, но никаких средств защиты от произвола у обывателя не появляется.

Вот в этой нише и обосновываются – с большим удобством – коммунисты и прочие «левые».

Медийный образ богатства

Тут, кстати, интересный момент – образ того самого «богатея» в массовой художественной продукции: популярные книги, телесериалы, фильмы последних 20, а особенно – 10 лет. Нетрудно заметить, что и массовая литература, и популярная кинопродукция неустанно предъявляет массовому потребителю именно вышеописанный образ богатого человека как Чрезвычайно Опасного Существа.

Например, практически ни один телесериал не обходится без образа отрицательного персонажа – какого-то богатого (!) человека, предпринимателя (!!), с помощью подкупа (!), наемных бандитов и коррумпированных чиновников стремящегося посягнуть на самые что ни на есть корневые права положительных героев: отбить девушку, отобрать законное имущество, засадить «по беспределу» честного человека в тюрьму, натравить на него же банду отморозков с бейсбольными битами, а то и просто подставить под прицел профессионального киллера…

Основной посыл такого рода произведений современного искусства прост: они в полной мере показывают читателям, что их тайные страхи небезосновательны – богатеи действительно опасны и способны на все. А кто ж спасет? Конечно же, «честные менты», реже – «честные сотрудники спецслужб», еще реже – адвокаты и (подразумевается) честный суд.

Утешают ли такие хеппи-энды зрителей и читателей? Да, скорее всего, не очень: они ведь понимают, что «хороший и честный сотрудник спецслужб», презревший поганые сребреники распоясавшегося богатея – это скорее везение, чем гарантия…

Ниша красных

В древнегреческом недаром слова «страх» и «ненависть» обозначались одним словом – «фобия». Страх, если он долгий и неизбывный, имеет свойство легко переходить в ненависть. Наши российские обыватели богатых боятся, и уже поэтому многие быстро начинают и ненавидеть. В такой ситуации красная, коммунистическая пропаганда ложится на хорошо подготовленную почву. Содержащаяся в ней ненависть к богатым «вообще», ко всем богатым отвечает невротическим мечтам обывателя.

Как и либералы в примере выше, «красные» в России не обещают обывателю поднять его собственный уровень безопасности так, чтобы он соответствовал защищенности «богатеев». Но они обещают другое: уничтожить богатых, отобрать у них деньги, сделать их такими же беззащитными и, следовательно, неопасными, как и большая часть обычных жителей.

Как ни странно, но этой простой, хотя и печальной правды не понимают сами же российские предприниматели – оттого и все до сих пор возникавшие «препринимательские партии», «политические объединения в поддержку бизнеса» и прочие начинания в этом духе ждала печальная судьба в электоральном плане. Как правило, предприниматели в РФ монотонно жалуются людям на «поборы со стороны властей», «отсутствие свободы ведения бизнеса», «бесчисленные инструкции и проверки», «неподъемные налоги» и т.п. – не понимая, что люди не могут им сочувствовать, потому что они их боятся. Что с точки зрения простого человека хорошо, если у предпринимателя остается мало свободы и мало денег – ведь это значит, что предприниматель становится занят, озабочен своими проблемами и менее опасен.

Социальные правила арифметики

И наоборот: любые, кажущиеся «людоедскими» воззвания «красных» на бизнес - в духе «обобрать», «задушить налогами», на худой конец – «поставить под жесткий контроль властей» - встречаются «широкими массами» как минимум с сочувствием. Особенно им нравится идея про «жесткий контроль властей». В принципе, обыватель в РФ очень не прочь, если весь бизнес «сидит» под контролем чиновника, мэра, прокурора или губернатора, покорно носит им «дань» и не смеет «рыпнуться» без слова «хозяина края». Такая картинка большинству кажется очень даже правильной.

Почему? Почему, если в какой-то области местный бизнесмен стал «хозяином», «кормит с рук» и местных бандитов, и всю местную власть – такая картина внушает ужас обывателю? И наоборот: если «хозяин» - это чиновник, то «все в порядке»? Ведь очевидно вроде бы, что и там, и там – мафия, ведь «от перемены мест слагаемых сумма не меняется»?!

Меняется. Мы уже писали, что более всего пугает нашего обывателя самодостаточность. Богатей, ставший «хозяином», подмявший под себя все органы власти территории – это ночной кошмар рядового жителя, потому что над такого рода мафиозо нет никакой власти «сверху». Он самодостаточен – то есть, в представлении обывателя, держит в руках жизни всех жителей.

Если же во главе «всех» чиновник – это не так страшно, с точки зрения совка: ведь чиновник «встроен в Вертикаль», и на него – хотя бы теоретически – есть управа…

Главный вывод

Коммунисты будут всегда собирать свою «жатву» голосов, если предприниматели продолжат свою старую тактику завоевания симпатий электората. Жителей в гораздо меньшей степени, чем того хотелось бы бизнесу, интересуют «новые рабочие места» и «благотворительность». Жителями в отношении к «богатым» движет не какая-то иррациональная зависть, а иррациональная ненависть, базирующаяся на вполне рациональном страхе.

3. Нацисты

Третья сила – так называемые «русские националисты». Их основная специализация в России – защита невротизированного постсоветского обывателя от зловещей фигуры, которую мы здесь обобщенно обозначим как Нацмен (он же Мигрант, ЛКН, «чуркан», чернож…й» и т.д., разнообразие велико). Чем же, собственно, Нацмен так пугает обывателя? Почему «борцы с нацменами» смогли выделиться в отдельную силу – ведь это означает, что страх перед Нацменом оказался у обывателя сопоставим по силе со страхом перед Чиновником и перед Бизнесменом?

Основы могущества Чиновника и Бизнесмена (и соответственно, причины порождаемой ими тревоги) вполне понятны: это в первом случае власть, во втором деньги. Властью и деньгами обычный обыватель обделен, и поэтому, как мы показывали ранее, он и чувствует себя перед ними беззащитным, так сказать, «голеньким».

Но, казалось бы, что такого страшного в представителях нацменьшинств? На первый взгляд страх перед ними кажется каким-то иррациональным. Ведь подавляющая часть «нацменов» от обычных обывателей ничем не отличается, кроме разве что забавного акцента или вообще недостаточного знания русского языка. Более того, многие «нацмены» (например, таджики на стройке), наоборот, очевидно много беднее среднего обывателя (и, видимо, поэтому зачастую соглашаются выполнять работу за такие суммы, которыми российский обыватель брезгует). Да и власти, вроде бы, у подавляющей части нацменов еще меньше, чем у обывателя (то есть меньше «нуля»).

Откуда ж этот иррациональный ужас, который, по законам «фобии», то и дело переходит в ненависть? Некоторые даже начинают объяснять его какими-то якобы особенностями русского народа – будто бы врожденной ксенофобией, «общинным сознанием» и т.д.

На самом деле все намного проще. У каждого отдельного «нацмена» может быть очень мало денег и совсем никакой власти, но обыватель все равно его боится, так как видит за ним тень всесильной Диаспоры.

В принципе, «диаспора» - мудреное слово, им козыряют в основном на националистических форумах «продвинутые» обыватели, стоящие на грани превращения в «пехоту» националистических движений. Средний обыватель не так уж образован, слова «диаспора» может вообще не знать, однако общий смысл термина чувствует, что называется, «печенкой». В простонародном понимании та же самая идея «диаспоры» выражается расхожей фразой «они там все заодно».

То есть, в представлении обывателя, каждый нацмен в отдельности может ничего из себя не представлять, однако за каждым из них стоит некая могущественная организация из его соплеменников. И вот эти самые объединенные соплеменники всегда готовы предоставить нацмену поддержку и вытащить его из любых неприятностей, в особенности – если эти неприятности вызваны конфликтом с бесправным, беззащитным и никому не нужным российским обывателем.

Интересно, что не только у рядовых обывателей, но и «продвинутых», и даже у их вождей из числа «идейных националистов» представления о «диаспоре» самые размытые. Мало кто представляет себе, как эта организация (организации) функционирует (ют), кто там у них главный, есть ли у них штаб-квартира, каким образом принимаются решения и т.д. По сути, националистам о диаспорах известно лишь то, что диаспоры есть – и этого знания достаточно. Лишняя таинственность и недосказанность здесь только создает дополнительный ореол страха – так как все не до конца понятное пугает.

В любом случае, и самому простому обывателю понятно, что таинственные диаспоры могут «скинуться» и решить для своих «нацменов» любые проблемы с подкупом «власть предержащих» (то есть Диаспора способна действовать как Бизнесмен) или же, через своих отдельных представителей в структурах власти, просто решить все проблемы (то есть Диаспора способна действовать и как Чиновник).

В представлении наших обывателей о «всемогущих диаспорах» как нигде видна невротическая составляющая. Дело в том, что постсоветский обыватель в социуме не просто одинок – он чувствует себя брошенным.

И это не универсальное, неоднократно описанное выдающимися философами Запада «экзистенциальное одиночество», присущее человеку во все времена и во всех странах. Мы здесь говорим об одиночестве социальном, или даже, точнее сказать, политическом. Обыватель постсовка предоставлен самому себе; местное самоуправление в российской структуре власти является фикцией, политическая активность, не связанная с обслуживанием местных органов власти, придушена по максимуму, всякого рода самодеятельные общественные организации, клубы по интересам, советы жильцов, советы родителей и т.д. – находятся в зачаточном или уже сразу в посмертном состоянии.

А самое главное – полностью, напрочь и навсегда Советской властью у обывателей отбита охота к любого рода силовым объединениям между собой. Таким образом, ни объединяться меж собой, ни влиять на силовые органы власти обыватель неспособен, да и не имеет возможности. Он одинок.

Любопытно, каким образом в головах у российских обывателей эта беззащитность, неспособность совместно отстаивать свои интересы компенсируется на рациональном уровне. Часто такого рода неспособность обозначается как признак цивилизованности. Нацмены, мол, образуют диаспоры, потому что они дикари. А вот, скажем, татары, по мнению обывателей, являются цивилизованным народом: они диаспор не образуют, и, соответственно, обыватели их не боятся. «И мы, русские, тоже не образуем диаспор, потому что мы – цивилизованные, мы – европейцы!» - подобные мнения тоже часто приходится слышать.

Отсюда и также очень часто встречающееся чувство в отношении представителей нацменьшинств – обида. «Зачем они образуют диаспоры?! Это нечестно!» На форумах националистов в связи с этим нередко звучит и «крик души» - что диаспоры надо запретить. Законодательно.

Очевидно, что в основе этого страха №3, страха перед нацменами и их диаспорами – собственное сильнейшим образом фрустрированное и оттого вытесненное желание обывателя: быть под защитой какой-то сильной и доброй к нему общности.

Что же предлагают в связи со всем этим обывателю националисты? Какой именно «товар» он у них покупает?

Этот товар, как и двух предыдущих случаях, из того же разряда «ложных защит». Предлагается не повысить уровень защищенности обывателя, а просто сначала ограничить, а затем и просто убрать, элиминировать «раздражающий фактор». Как либералы предлагают ограничить всевластие чиновников, коммунисты – загнобить и придушить бизнесменов, так и нацисты – всего лишь обещают ограничить для «нацменов» и «мигрантов» возможности въезда в страну, передвижения по стране, а в перспективе – и вовсе запретить им появляться в стране.

В идеале «русских националистов» возникает «Русская республика» - полностью однородная в национальном отношении страна, где нет никаких ни нацменов, ни мигрантов, а все жители в равной степени абсолютно одиноки, беззащитны и беспомощны перед Властью (очевидно – властью русских нацистов). И эта однородность оставшихся в стране «русских» каким-то образом утешает.

Заключение

Все три описанных в данной заметке дискурса страдают общим недостатком: они так же невротичны, как и тот обыватель, которого они обслуживают. Сказанное, конечно, не означает лживости этих дискурсов. Наоборот, основа их силы и влияния на умы как раз и заключается в том, что они базируются – каждый – на своей, определенной правде.

Безусловно, чиновники в действующей системе власти обладают вседозволенностью и стоят над законами, в связи с чем могут быть просто опасны для рядовых жителей. Правда либералов состоит в том, что эту вседозволенность надо ограничивать. Слабость либералов - в том, что часть этой вседозволенности они хотят непременно зарезервировать для себя – и этот «секрет Полишинеля» давно уже всем ясен.

Бизнесмены в действующей системе власти, действительно, тем в большей степени стоят над законом, чем больше средств на взятки они могут себе позволить. Несомненно, они могут быть опасны для рядового обывателя. Коммунисты правдивы в том, что «власть чистогана» может быть хуже и противнее, чем обычная тирания. Слабость коммунистов – что на словах уничтожая имущественное неравенство, сами они всегда хотят быть «равнее, чем другие» - и люди это все еще прекрасно помнят.

Нацмены и мигранты в действующей системе власти – одновременно и самые бесправные, и самые неуловимые. Безусловно, они из тех, кто в современной РФ может себе позволить быть если не «поверх», то «вне» законов. И этим они тоже могут быть опасны для обывателя. Правда нацистов состоит в том, что в системе власти, построенной по оккупационному принципу, малые сплоченные группы всегда будут выигрывать у одиночек. Слабость нацистов – в том, что они играют хоть и на реальном, но все-таки на самом малом из трех страхов обывателя. Как ни крути, но пока чиновников и бизнесменов обыватель боится все же больше, чем мигрантов.

Общее для всех трех направлений – то, что они стремятся не поднять уровень защиты обывателя, а просто опустить «раздращающие факторы» до уровня обывательской беззащитности и одиночества, до «уровня совка». В сущности, все три дискурса видят своим идеалом, «конечной точкой» этот самый Уровень Совка.

Проблема же в том, что Уровень Совка – очень низкий и неприемлемый. Поднять реальный уровень защищенности граждан в стране можно лишь одним способом – уничтожив сам оккупационный принцип формирования власти в стране. А вот на него-то никто и не покушается.

Алексей Рощин

Прочитать оригинал поста Алексея Рощина с комментариями читателей его блога можно здесь: 1, 2, 3.