Экономика на грани коллапса

"Росбалт" продолжает цикл материалов под общим названием "Навстречу Октябрю. 1993-2013", посвященный приближающемуся двадцатилетию самого острого политического конфликта в современной истории нашей страны.

Разбирая вопрос о том, как наше общество к октябрю 1993 года дошло до кровавых столкновений, мы еще ни разу не обращались к экономике. Но на самом деле это один из главных вопросов, поскольку 20 лет назад основную часть населения волновали не конституционные проблемы, и не развитие демократии, а то, как прокормить семью в условиях непрерывно растущих цен.

В 1993 году за месяц они вырастали больше, чем сегодня за год. И если заработок сильно задерживали, или человек вообще не имел работы с нормальным уровнем оплаты, ситуация быстро могла стать для него катастрофической.

Утром деньги – вечером инфляция

В июле 1993 года экономическое противостояние правительства с депутатским корпусом достигло апогея. Министр финансов Борис Федоров изо всех сил боролся за снижение инфляции. Поэтому правительство предложило депутатам пересмотреть бюджет текущего года, снизив размер дефицита с 18% до 10%. Парламентарии рассмотрели вопрос и вместо снижения увеличили бюджетный дефицит до 22,6%.

Начался длительный процесс согласований, затянувшийся до августа. Исполнительная власть пошла в итоге на компромисс – на 12-процентный дефицит. Законодательная тоже пошла навстречу и снизила свою «цифру» на 0,5 процентных пункта до 22,1 процента. То есть, фактически предложила для сведения концов с концами просто напечатать деньги и увеличить темпы инфляции.

Все это выглядело со стороны Верховного Совета откровенным издевательством, и тогда многими примерно так и воспринималось. Однако если бы депутаты просто шутили подобным образом, дела обстояли бы еще не так плохо.

Серьезнейшая проблема состояла в том, что наш парламент, скорее всего, вообще не мог поступить по-другому. Для решения своих основных проблем, связанных с борьбой за власть, он вынужден был создавать стране проблемы экономические.

Логику действий народных депутатов вполне можно понять. Инфляция – это ведь своеобразный налог, который в равной мере ложится на все общество. Он незаметен. Формально вроде бы мы не платим деньги в казну, однако на самом деле она их с нас берет, но только более сложным способом.

Центробанк сначала печатает деньги и отдает правительству на покрытие дефицита бюджета. Деньги появляются из ниоткуда, и люди, плохо разбирающиеся в экономике, полагают, будто никто при этом не пострадает. Но после того как деньги поступили в оборот, и мы пошли тратить их на приобретение разнообразных товаров, цены стали расти. Ведь спрос увеличился, а товаров больше не стало.

В итоге те, кто не успел отовариться до скачка цен, фактически часть своих денег потеряли. Точнее, купюры остались при них, но никогда уже эти люди не смогут на свои бумажки приобрести столько товаров, сколько приобретали вчера, т.е. до того, как Центробанк налег на печатный станок.

По сути дела, мы заплатили налог, причем никто нас не спрашивал о согласии его платить и формально даже не отбирал деньги.

Обыкновенный лоббизм

Инфляционный налог предпочитает брать обычно слабое государство, не способное отвечать перед народом за свои поступки. Именно таким государством было российское государство в 1993 году, причем на действиях депутатского корпуса слабость сказывалась гораздо больше, чем на действиях правительства.

Парламентарии – это всегда в большей или меньшей степени лоббисты. Они должны обеспечить интересы своих избирателей (в лучшем случае), а то и своих финансовых покровителей (в худшем). Они требуют включить в расходы одно, другое, третье…

Опять-таки в лучшем случае депутаты желают истратить деньги на зарплаты бюджетникам, на пенсии старикам, на дотации ЖКХ, поскольку такая поддержка нужна людям, которые завтра пойдут голосовать. В худшем депутаты тратят деньги на поддержку отечественного производителя, что оборачивается обычным воровством (причем часть наворованного завтра пойдет на поддержку депутатов при их переизбрании).

Депутатский корпус образца 1993 года представлял собой разношерстую, разрозненную массу людей со своими интересами. Причем, лидеры этой массы (прежде всего, Руслан Хасбулатов) были заинтересованы угодить максимально возможному числу лоббистских групп, поскольку в противном случае некоторые депутаты переставали их поддерживать, а, значит, снижалась сила Верховного Совета в его противостоянии с Ельциным.

Но чем больше лоббистских требований исходит со всех сторон, и чем слабее сопротивление им со стороны руководства парламента, тем более дикие и искаженные формы принимает в такой ситуации бюджет. Дефицит в нем достигает абсурдных величин, причем покрывать его приходится исключительно за счет Центробанка, т.е. за счет раскручивания инфляции.

Хасбулатов убивал здесь двух зайцев одним выстрелом. Он получал поддержку разнообразных лоббистских групп, а ответственность за высокую инфляцию фактически перекладывал на Ельцина и его правительство. Ведь, положа руку на сердце, надо признать, что в тот момент за все хорошее и плохое ответственность в глазах широких масс населения нес именно президент.

Рядовой избиратель ничего не понимал в тонкостях бюджетного процесса и в проблемах зависимости инфляции от денежной эмиссии. Поэтому за снижение уровня жизни он возлагал вину на того, кто считался «главным начальником».

Бей своих, чтоб чужие боялись

Иными словами, российские парламентарии вообще не выполняли в этой ситуации роль законодателей.

Ведь бюджет, как закон, может принимать различные формы, включать различные лоббистские требования и даже, к сожалению, умеренный дефицит, покрываемый за счет займов. Бюджет может быть социально ориентированным или, наоборот, ориентированным на интересы бизнеса. Бюджет может быть сделан в интересах левых или правых. Но он ни в коем случае не может механически включать все требования разнообразных групп интересов и предлагать покрывать их за счет денежной эмиссии, т.е. инфляционного налога.

В том и состоит работа парламентариев, чтобы оценить различные нужды и выбрать для финансирования именно первоочередные по значимости направления.

Получалось, что борьба за власть для парламентариев 1993 года была приоритетной, тогда как законотворческая деятельность становилась лишь ширмой, за которой скрывались интересы различных лоббистских групп.

Еще раз подчеркну то, о чем уже писал в предыдущих статьях этого цикла. За власть боролись обе противостоящих стороны. Ельцин, бесспорно, не был белым и пушистым. Однако в экономике создавалась такая ситуация, что именно борьба за власть со стороны депутатов угрожала нормальному существованию общества, поскольку то, что делали они, угрожало перевести общество (и, в частности, народное хозяйство) из состояния тяжелого кризиса к полному коллапсу.

Чтобы понять это, надо обратить внимание на две экономических тонкости.

Во-первых, экономисты давно заметили, что если инфляция превышает определенный уровень, то бизнес вместо нормальной производственной деятельности занимается лишь спекуляциями. Виной этому отнюдь не зловредность бизнеса, а объективные обстоятельства. При нестабильности цен ты не можешь оценить состояние рынка через два-три года, и, значит, не можешь инвестировать деньги. А если к тому же у тебя еще нет своих денег, и ты предполагаешь взять кредит в банке, то получишь его под столь высокий процент, который покрывает инфляционный риск банкира.

Поэтому экономисты при всем различии своих взглядов соглашаются в одном: чтоб в экономике был рост, надо свести инфляцию к минимуму, обеспечить финансовую стабильность и создать условия для инвестиций.

Во-вторых, инфляция только внешне представляется налогом, равномерно возложенным на всех. На практике же от него страдают получатели небольших стабильных доходов, преимущественно зависящие от государства. То есть деструктивные действия парламентариев, направленные внешне против Ельцина, на самом деле били как раз по тем социальным слоям, которые в основном поддерживали Хасбулатова и Руцкого.

Если государство задержит на месяц-другой пенсию старика, зарплату учителя или денежное довольствие офицера, то потом человек получит фактически обесценившиеся деньги. Тогда как тот, кто получает свои доходы в срок (бизнесмен или работник прибыльного предприятия), может быстро отовариться или вложить сбережения в валюту, чей курс возрастает. Именно так обстояло дело в 1990-х годах. Именно пенсионеры, бюджетники и военнослужащие больше всего пострадали.

Причем пострадали они еще в сравнительно умеренной степени. Если бы правительство на деле вынуждено было выполнять бюджеты, принимавшиеся хасбулатовским парламентом, в течение нескольких лет, у нас произошла бы трагедия, гораздо худшая, чем та, что случилась в октябре 1993 года. Поскольку при вхождении в гиперинфляцию (рост цен более 50% в месяц) дифференциация между богатыми и бедными стала бы катастрофической. Любой срыв в выплате денег малоимущим мог бы обернуться голодом в прямом смысле этого слова. А мог – социальным взрывом, превращающим плохое авторитарное государство в государство, вообще не функционирующее и не гарантирующее своим гражданам ничего.

К счастью, до такого положения дел наш кризис все же не дошел.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Перейти на страницу автора