Слава Мизулиной

На всякого мудреца довольно простоты. Я-то в этой самой простоте полагал, будто мысль и слово — материальная сила. Что высказанное и напечатанное существуют в реальности и ее меняют. Опубликовано — значит, реальность уже немножечко другая. Когда по какому-то вопросу опубликовано много — на него, может быть, даже находится ответ.

Да ни-фи-га!

В 90-е работал в петербургском «Часе пик». Газета эта, первая независимая, первой же начала рассказывать читателям страны, в которой, как известно, секса не было, — про него. Года где-то с 1994-го разделом «Человек чувствующий» заведовал я.

Впервые газетные страницы осенило слово «минет». И даже, не побоюсь его и теперь, «куннилингус». И (страшное) дело наконец дошло аж до фингеринга. Ладно, это все шуточки.

Если серьезно, мы делали неблагодарную и необходимую работу. Примерно ту, что описал однажды с горечью академик Игорь Кон, которого привычно называли главным российским авторитетом в сексологии. Игорь Семенович сетовал, что он — на самом деле социолог, имеет разнообразные научные интересы, но если девочкам никто не объясняет, что самоосмотр груди — лучшее средство профилактики рака, а мальчикам — что надо в тех же профилактических целях мыть головку полового члена, он, Кон, на старости лет вынужден принять на себя эту обязанность.

«Сексология и сексопатология» Казимежа Имелинского появилась у нас в 1986-м, «Введение в сексологию» И. С. Кона — в 1988-м. Это были издания хоть и революционные для своего времени, но адресовались «узкому кругу специалистов». Однако уже в 91-м вышло классическое исследование Мастерса и Джонсон о любви и сексе, написанное притом вполне понятно, год спустя — перевод знаменитого «The Joy of Sex» Алекса Комфорта, где предмет изложен уж совсем популярно. Две монографии академика Кона увидели свет: «Сексуальная культура в России» — в 97-м, на следующий год — «Лунный свет на заре», фундаментальный труд о гомосексуальности, остающийся лучшим по сегодняшний день.

В 2003-м я в предисловии к своей книге «Вопрос ниже пояса» (составленной из статей одноименной рубрики в «Часе пик») процитировал Валенсийскую декларацию сексуальных прав, принятую XIII Всемирным сексологическим конгрессом в 1997 (!) году: «Сексуальное удовольствие, включая аутоэротизм, является источником физического, психологического, интеллектуального и духовного благоденствия. Оно связано со свободным от конфликтов и тревоги сексуальным опытом. Рациональный и удовлетворительный сексуальный опыт — необходимое условие социального и личного развития. Сексуальное здоровье — фундаментальное право человека».

Мне по наивности казалось, что все это, вместе с бесчисленными трудами коллег, не могло не возыметь действия. Что под солнцем знания должен рассеяться мрак невежества. Что сияющие слова Декларации — как учение Маркса в понимании Ленина — всесильны, потому что они верны. Это ведь совершенно очевидные и бесспорные вещи.

Как жестоко я заблуждался!

Просвещение не наступает навсегда. Оно, как сезон огородника, подчинено солнцевороту: невозможно прополоть и осушить насовсем — наступит новое лето, вырастут новые сорняки, польют новые дожди и зачавкает новое болото. Или как в школе: один класс выпустился, пришел следующий — и его надобно заново учить, что жи-ши через «и», а дважды два четыре. И если не учить, через некоторое время многие впадут в уверенность, что 2х2 = примерно 5-6. Конец истории, вопреки Фукуяме, не наступил в мироустройстве, что ж говорить про состояние мозгов? Давно и неопровержимо доказано, что «Протоколы сионских мудрецов» — фальшивка. Или что Чайковский помер от холеры, а вовсе не порешил себя по приговору суда чести одноклассников. Однако находятся очередные неустойчивые умы, которым приятно считать, что во всем виноваты евреи, или что Петру Ильичу все-таки пришлось расплатиться за богомерзкие пристрастия. А когда приятно — в мозгу вырабатываются эндорфины, «гормоны счастья», блокирующие логику и здравый смысл.

Или — сколько мы чернил извели, разъясняя, как передается ВИЧ, как он диагностируется, то-сё, профессор-инфекционист Аза Рахманова даже журнал специальный издавала «СПИД. Секс. Здоровье». Но если сейчас работающему на ТВ некоему Дмитрию Киселеву отрадно думать, что педераст всюду подгадит, поэтому при ДТП во избежание заразы надо сжечь его сердце, — инфекционисты могут засунуть свои знания в то место, которое должно быть особенно отвратительно г-ну Киселеву по причине его гомосексуальной соблазнительности…

Что ж... Еще в школе, кроме жи-ши, учили: повторенье — мать ученья. Поэтому повторяю.

В прошлом году напечатал в «Московских новостях» одну шалость, называется «Милонова победа». Вынужден цитировать сам себя: «Как писывали в рекламных объявлениях, «интерьер с элементами дизайна» — так вот, в нашем политическом интерьере парламент уж много лет именно что элемент дизайна, ничего не решающий и ни на что не влияющий. Так, виньетка. Декор. Но надо же хоть как-то обозначать свое присутствие в мироздании. Удобней это сделать, что-нибудь запретив (разрешать куда рискованнее). Причем что-нибудь метафизическое, что на зуб не попробуешь и в стакан не нальешь. Ведь вздумай депутаты запретить, например, гаишникам брать взятки, суровость этого закона была бы, как всегда, смягчена его неисполнением до такой степени, будто закона нет вовсе. Вспомните, как эффективно действуют запреты пить пиво на улице и болтать по телефону за рулем. А «пропаганда гомосексуализма» — вроде порчи и сглаза: создается одной только верой в ее существование. Потому что вроде бы у нас покамест в школах и детских садах уроки гей-мужества не проводят».

Поскольку с тех пор региональная инициатива Виталия Милонова получила поддержку от Елены Мизулиной уже на федеральном уровне и обрела форму общероссийского закона, придется экстраполировать свое рассуждение на охотнорядцев.

Хотя вообще, конечно, любые запреты даже в области материального (например, финансов), а уж тем более в сфере метафизического — смехотворны. Чтобы обойти запрет, надо быть лишь малость умней запретившего. Что при интеллектуальном уровне наших сочинителей законов не составляет существенной трудности почти ни для кого. Например, закон о неругании матом — это кому решили указывать, какими словами пользоваться? Мне — владетельному князю русского языка?! Так я даже студентов на семинарах по стилистике учу: достаточно напитать текст аллитерациями на «зд», «бл», «ху» или «уй» (допустим, многократно повторить «Буй» — название малой родины Мизулиной), и любой читающий по-русски почувствует сквозной матерок, хоть ни одного слова инвективной лексики употреблено не будет. Блестящий пример схожей тактики принадлежит перу литератора Самуила Лурье:

Утки к берегу плывут,
Серенькие крякают,
Мою милую неустановленные лица используют как сексуальный объект, да с такой интенсивностью, что —
Только серьги звякают!

В общем, чем бы сознательно или подсознательно ни руководствовались борцы за духовно-нравственное воспитание подрастающего поколения и традиционные семейные ценности…

Тут, кстати, возможно одно замечание. Это очевидно всякому грамотному специалисту, это азы сексологии, однако, как и говорил, все приходится долбить по новой. Любая филия и фобия суть две стороны одной медали: повышенное внимание к предмету. Человека, у которого все в порядке, нечто, в его жизни не присутствующее, и не занимает — мысль об этом абстрактном для него предмете просто не приходит в голову. Телекамера — чрезвычайно точный инструмент диагностики. И к дедушке Фрейду не ходи — одного взгляда на экран достаточно, чтобы понять: мы имеем дело с тяжелой сексуальной фрустрацией (и не надо меня, пожалуйста, провоцировать на слово «недо…» — я его, заметьте, не произносил!).

Так вот, чем бы ни руководствовались борцы — вся эта деятельность (вернее, ее имитация) бесполезна. Помянутый Фрейд справедливо констатировал, что людьми правит либидо, а оно, как вода, дырочку найдет. Еще при т.н. советской власти суперхитом проката было отнюдь не «Особо важное задание» Евгения Матвеева (несмотря на «всесоюзную премьеру» и прочие преференции), а польская «Секс-миссия» (хотя на афишах стыдливо писали: «Новые амазонки»). А уж сейчас молодые люди, начинающие, пересекая границу, автоматически думать по-английски, вообще не поймут, о чем толкует «Концепция государственной семейной политики до 2025 года», которая велит им проживать не иначе как с бабкой и дедкой.

Единственный содержательный результат — слава Мизулиной. («Слава» — слава русскому языку — согласуется с фамилией сразу в четырех падежах. Если с восклицательным знаком — это, конечно, дательный: кому, чему? А если без — может быть, в частности, родительный: чья?) Ей-богу, кабы стал героем песни «Я тебя своей Мизулиной зову» — абсолютного шедевра Геннадия Смирнова — считал бы, что прожил жизнь не зря. А ведь создание скольких еще шедевров такого рода спровоцировала уважаемая Елена Борисовна…

Но есть причина провозгласить и в дательном — «Слава Мизулиной!» Историческое движение — маятник: за прогрессом непременно следует реакция, за либерализмом - консерватизм, и гайки закручивают, срывая резьбу. Потому исторически закономерно, что после того, как в нашу жизнь пришли свобода передвижения, информации и самореализации (в том числе сексуальной), — должны были прийти религиозная нетерпимость, моральный ригоризм, подзабытые уже люди, которые точно знают, как нам жить, и законодательно оформляющие эти свои представления. Все уже было. Перед Первой мировой войной в России экономический подъем и ментальная европеизация вдруг покрылись ядовитыми грибами декаданса, оккультности, мистицизма, мракобесия и черносотенства. Чем кончилось, мы помним.

Если следовать такой аналогии — Елена Мизулина позволяет точно идентифицировать нынешний этап российской истории. И дать прогноз.

Дмитрий Циликин

Перейти на страницу автора