Posted 18 сентября 2013,, 10:17

Published 18 сентября 2013,, 10:17

Modified 31 марта, 17:15

Updated 31 марта, 17:15

Роковой щелчок Хасбулатова

18 сентября 2013, 10:17
Дмитрий Травин
Должна ли была в октябре 1993 года на московских улицах пролиться кровь, или этого можно было избежать? Ответ на этот вопрос фактически оказался предопределен событиями, развернувшимися во второй половине сентября.

"Росбалт" продолжает цикл материалов под общим названием "Навстречу Октябрю. 1993-2013", посвященный приближающемуся двадцатилетию самого острого политического конфликта в современной истории нашей страны.

Должна ли была в октябре 1993 года пролиться кровь, или этого можно было избежать? Ответ на данный вопрос фактически оказался предопределен событиями, развернувшимися во второй половине сентября.

Кровавая драма, разыгравшаяся в октябре 1993 года, имела под собой фундаментальные основания. В цикле статей «Навстречу Октябрю» я уже отмечал, что главной проблемой России того времени было двоевластие, установившееся в результате радикальной политической трансформации (фактически, можно сказать – в результате политической революции).

Обе противостоящие друг другу стороны стремились обрести всю полноту власти и не желали ограничиваться лишь той ее частью, которая в демократических странах принадлежит исполнительной или законодательной ветви.

Однако до поры до времени жесткость противостояния не предопределяла кровавый исход. Дело в том, что силы противостоящих сторон были слишком уж неравны, и в этой ситуации тот, кто слабее, вынужден был нехотя соглашаться с доминирующим положением противника. А ко второй половине сентября слабый почувствовал себя достаточно сильным и принял брошенный ему вызов.

Упущенные шансы

Сильной стороной, конечно, долгое время был Борис Ельцин. Во-первых, он в июне 1991 года триумфально победил на российских президентских выборах и был, пожалуй, более легитимен, чем депутатский корпус, избранный гораздо раньше – весной 1990 года.

Во-вторых, именно с Ельциным общество связывало борьбу за свободу в августе 1991 года, когда президент России забирался на танк, грозя путчистам из ГКЧП.

В-третьих, свойственная тогдашнему российскому обществу склонность к персонализации власти делала «царя» Бориса более понятной фигурой, чем расплывчатый Верховный Совет или конкретный Руслан Хасбулатов с его непонятными широким массам полномочиями.

У Ельцина было три шанса на то, чтобы в борьбе с депутатским корпусом одержать бескровную победу, но он ни одним из них не воспользовался.

Первый шанс представился ему осенью 1991 года. В связи с фактическим распадом Советского Союза Ельцин мог инициировать проведение новых всеобщих выборов: как президентских, так и парламентских. Понятно, что сам он в тот момент легко победил бы любого противника. И весьма вероятно, что сформировать депутатский корпус он мог бы преимущественно из своих сторонников, поскольку провести в парламент условную «партию Ельцина» на волне всенародной эйфории было бы не так уж трудно.

Однако осенью 1991 года необходимость подобных выборов была совсем не столь очевидна, как пару лет спустя. Пример Руцкого и Хасбулатова показывает, что в числе противников Ельцина к 1993 года оказались его верные сторонники образца 1991 года. То есть необходимость формировать новый депутатский корпус в 1991 году еще не выявилась. Вряд ли Ельцин всерьез мог ожидать тогда, что вскоре ему, любимцу России, придется воевать со своими же выдвиженцами.

Второй шанс одержать бескровную победу над противником был у Ельцина в декабре 1992 года, когда он начал грозить непокорным парламентариям страшными карами. К этому времени харизма Бориса Николаевича изрядно потускнела, поскольку он осуществлял сложные экономические реформы, и его противники, воспользовавшись трудностями, стали валить ответственность за них на президентскую сторону.

К этому времени часть тех, кто обожал стоявшего на танке и грозящего путчистам российского президента, стала уже ненавидеть того же самого президента, стоящего теперь на трибуне съезда и предлагающего реформатора Егора Гайдара в качестве главы правительства.

Тем не менее, если бы Ельцин распустил съезд народных депутатов в декабре 1992 года, кровавых столкновений наверняка не было бы. Президент производил тогда впечатление человека решительного и четко знающего, чего он хочет. Его противники понимали, что шансов в открытом противостоянии у них нет. Да, в общем-то, в тот момент они и не пытались жестко противостоять лично Борису Николаевичу. Скорее, они «боролись за душу Ельцина» с ненавистным Гайдаром примерно также как нынешние коммунисты-зюгановцы борются за «душу Путина» с правительственными либералами, поскольку не решаются открыто противостоять популярному в народе Владимиру Владимировичу.

Но Ельцин в декабре 1992 года предпочел политическое маневрирование. Ему казалось, что, «сдав» Гайдара, и сделав ставку на Виктора Черномырдина, он утихомирит оппозицию без боя. Наверное, обычная парламентская оппозиция западного типа и впрямь утихомирилась бы, получив в премьеры вместо «мальчика в розовых штанишках» (выражение Александра Руцкого) настоящего «крепкого хозяйственника».

Во всяком случае, именно о необходимости крепких хозяйственников вместо неопытных ученых-теоретиков оппозиция вела речь на протяжении всего 1992 года.

Однако, как уже отмечалось выше, у нас не было противостояния «власть – оппозиция». У нас было двоевластие. Руслан Хасбулатов не готов был сдавать власть Черномырдину точно так же, как ранее не готов был сдавать ее Гайдару. Поэтому смена премьер-министров, которая в понимании Ельцина была предложением компромисса, в понимании Хасбулатова оказалась проявлением слабости. Депутатская сторона поняла, что на президентскую сторону надо давить и давить ради закрепления своего первого успеха.

Третий шанс на бескровное развитие событий был у Ельцина в марте 1993 года, когда он заявил об особом порядке управления страной. Однако тот кризис завершился не разгоном депутатов, а решением провести всенародный референдум. Очевидно, Ельцин ожидал, что по результатам этого референдума сможет безболезненно для себя ликвидировать депутатский корпус, но престиж президента был уже не тот, что раньше. Он, конечно, победил своих противников, получив большую поддержку народа, нежели «народные избранники», но по формальным показателям голосования разгон никак не вырисовывался.

В плане силового решения конфликта после апрельского референдума возник тупик. Ельцин теперь не мог разрубить гордиев узел под предлогом того, что он, мол, намного легитимнее своих противников. Как выяснилось, легитимнее он ненамного, причем у Хасбулатова были основания думать, что с каждым месяцем народная поддержка Ельцина будет ослабевать под давлением трудностей, испытываемых обществом в связи с реформами.

Удобный момент настал

К середине сентября Хасбулатов, по-видимому, решил, что удобный момент для обострения противостояния настал. Во время одного из своих выступлений (18 сентября) спикер Верховного Совета предпринял в отношении Ельцина такой ход, на который до сих пор еще не решался. На глазах у публики он щелкнул себя пальцем по горлу, иллюстрируя, в каком состоянии президент России принимает судьбоносные для страны решения.

Горло и впрямь являлось слабым местом Ельцина. Через год после описываемых событий об этом знала уже вся страна, поскольку Борис Николаевич публично стал совершать странные поступки, но в сентябре 1993 года все было еще не так очевидно. Президент явно занервничал, увидев, что оскорбляют не «мальчиков в розовых штанишках», а его лично. И, похоже, поддался на провокацию.

Трудно точно сказать, сыграла свою роль выходка Хасбулатова или нет. С одной стороны, вроде бы есть информация, что решение о разгоне депутатов было подготовлено еще до рокового щелчка. Но с другой стороны, Ельцин ведь неоднократно уже проявлял нерешительность.

Вполне возможно, что и на этот раз он, несмотря на подготовленное аппаратом решение, надеялся лишь перейти к очередному туру политического маневрирования. Однако, столкнувшись с личным выпадом, президент вскипел не на шутку. Причем, нельзя исключить и того, что вскипал он, находясь как раз в том состоянии, на которое намекал Хасбулатов.

21 сентября Ельцин обнародовал указ, в соответствии с которым деятельность народных депутатов прерывалась, и на декабрь назначались выборы нового органа законодательной власти. Возможно, президент полагал, что в гневе он страшен для своих врагов. Однако те не испугались и отказались распускаться.

В здании Верховного Совета («Белом доме») возник центр сопротивления президентской власти. Туда начали стекаться люди, которые готовы были, по всей видимости, в определенных обстоятельствах оказать и вооруженное сопротивление своим противникам. Вот этого-то Ельцин наверняка не ожидал, принимая решение о роспуске депутатского корпуса.

Двоевластие образца 1993 года дошло примерно до того же, что и знаменитое двоевластие в феврале–октябре 1917 года. Противоборствующие стороны подготовились к вооруженному столкновению. С этого момента шансов на мирное разрешение конфликта фактически уже не было.

Противники Ельцина перешли в наступление, полагая, что армия останется нейтральной, милиция не сможет оказать должного сопротивления, а добровольцев, готовых отстаивать «грабительские реформы» с оружием в руках, не найдется вовсе.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге