Жажда обнуления

Я, признаться, не знаю, плакать или смеяться при сообщении об очередном конце света, который должен случиться 22 февраля. Но, на всякий случай, записываюсь в лист ожидания.

Британская The Mirror, духовная тетушка нашей газеты «Твой день», рассказала всю правду о будущем: начнут битву северные боги, и сына Одина Тора загрызет волк, катящий шар конца света, и три года будет длиться зима, и мир погрузится в море, и будет нам всем кирдык, называемый по-викингски Рагнарек. Мол, древние скандинавские календари врать не могут, да и приметы сходятся один в один: протрубил в хранящийся в городе Йорке рог Гьялерхорн бог Хеймдалль, и выловили в Калифорнии пятиметровую рыбу-змею.

Вот ведь люди! Мало им было конца света по календарю майя? Неужели непонятно, что любой календарь произволен, в смысле условен, а древний, примитивный, еще и несовершенен – кто ж думал тогда на века вперед? Тьма летоисчислений обрываются по техническим причинам. Так, в первые компьютерные программы не закладывали дат позже 1999-го, и тоже пророчили конец света, уже техногенный - но, как водится, обошлось.

В христианской цивилизации ждали конца света в 7000-м году от сотворения мира - по современному летоисчислению, это был некруглый 1492-й. Ждали и в 7007-м, и в 7070-м, и в 7077-м. О, магия цифр! Кстати, 7000-й год так пугал потому, что тысячелетие пред Богом считалось «яко день един»: вот и прокатила вся, до последнего дня, Великая Седмица – а дальше день антихриста, битва добра и зла, второе пришествие Христа.

Вообще, все русское средневековье – бесконечные ожидания конца века и второго пришествия. Загляните в книгу историка Андрея Юрганова «Категории русской средневековой культуры». Там много о том, как ожидание конца света влияло и на решения Стоглавого собора, и на структуру Домостроя, и даже на название «Повести временных лет», которую летописец (по предположению Юрганова) намеревался довести как раз до дня Страшного Суда. И о том, что именно ожидание Высшего Суда (я этот момент особо отмечу) объясняло жестокость русского царя, которому надлежало «грозну быти» (напомню, «Грозным» в летописях именовали не только Ивана IV, но и Ивана III, и даже Александра Невского - словом, любого, кто головы рубил). Так вот, грозность русского царя оправдывалась как естественная и желательная реакция на беззаконие, то есть на торжество антихриста, которое неизбежно должно было предшествовать Апокалипсису. А пришествие антихриста виделось во всем – в нашествии Орды, в падении Константинополя…

То есть ожидание Страшного Суда как предопределенной, в книгах и календарях предсказанной даты, довольно быстро заменилось восприятием Суда как неизбежного события (о приближении которого следует судить не по числам и численникам, а по грозным явлениям), могущего последовать в любой момент. Отсюда и идея ежеминутной к нему готовности и даже действий на упреждение. Массовые самоубийства, самозакопы и самосожжения (печально знаменитые «гари») у старообрядцев — все это попытки уйти добровольно в лучший мир, чтобы не достаться антихристу. Вот где темная трагедия! Что по сравнению с ней скандинавские боги…

Умберто Эко в «Маятнике Фуко» всласть высмеял игры в цифры и звучные совпадения – но итальянский профессор отсмеялся, а мир не наигрался.

Меня тема конца света тоже, как ни странно, привлекает. И связанная с ней (что там ни говори!) тревожность круглых дат и цифр. Она манит, как приобретение под Новый (свежий!) год девственно чистого (обнуленного!) молескина, в который я начну заносить (идеальным, конечно же, почерком, поскольку реальный испорчен компьютером!) планы жизни иной, лучшей, желанной. Где все мои седмицы будут наисветлейшими и наивеличайшими.

Хотя вон, стоит на полке в кладовке полное собрание разочарований прежних лет – предыдущие ежедневники, и там почерк от страницы к странице все хуже, а общий итог неутешителен, потому что несделанного все больше, а места на полке все меньше.

И можно твердить, что ежедневник сам ничего не создает, а лишь отражает, что коли хочешь изменить жизнь, так меняй ее с этой секунды. Но надеешься на чудо. На чудо передышки. На чудо обновления. На чудо обнуления. Я думаю, этим так привлекателен каждый новый формальный отсчет.

Чудом когда-то для всех сегодняшних взрослых выглядел далекий 2000-й год и, следом XXI век. И захватывало дух: ух, неужели ж доживу? И отменят ли деньги, и наступит ли ли коммунизм? А когда 2000-й наступил, встреча была скромна (бушевал финансовый кризис), но надежда на обнуление была не убита (пришел, наконец, молодой подтянутый президент).

А потом – дичайшие разочарование, когда стало ясно, что кроме количества денег ничего не изменится. Все то же русское хождение по кругу, и нет никакого просвета...

Да пропади оно все - а не может пропасть, так обнулись!

Вот почему я отношусь к очередному концу света как к мелкому празднику. И, похоже, обнуление по этой причине привлекает не меня одного.

Дмитрий Губин, "Огонек"-Ъ

Перейти на страницу автора