Почему нам нельзя без Крыма

Прошло ровно полгода с момента начала крымской истории. 1 марта Совет Федерации разрешил Владимиру Путину применять войска на Украине, и это создало условия для проведения референдума на полуострове. Крым присоединился к России, а наше общество тут же раскололось на две группы, упорно не желающие понимать друг друга. Для одних возвращение крымских земель – признак русской весны. Для других связанные с Крымом санкции – еще один шаг на пути к пропасти, в которую падает российская экономика.

О том, чем крымская эйфория обернется для простого народа, писалось уже немало. Понять мотивацию противников присоединения может всякий сторонник русской весны - если, конечно, он вообще желает что-либо понимать. Но мотивация тех, кто с радостью констатирует «Крымнаш», российской интеллигенции неясна. Выгодны для бизнеса, отхватывающего выгодные крымские контракты, очевидны. А что, собственно говоря, приобретает обычный человек, который пару лет назад про Крым даже не думал?

На самом деле он приобретает чрезвычайно много. Но это своеобразные «нематериальные активы». Про них говорить сегодня немодно. И то, что российская интеллигенция предпочитает лишь следовать за модой, сейчас обрекает ее на непонимание мотивации, характерной для 80% населения страны.

Попробуем разобраться, в чем здесь проблема. Однако начать придется с весьма неожиданной стороны.

Когда-то давно русская культура формировалась в попытках понять смысл нашего существования. Героям Достоевского или Толстого вопросы смысла были намного ближе проблем роста ВВП. В конечном счете, отечественная интеллигенция обратилась к революции, поскольку хотела думать, что живет ради великой цели благоустройства всего общества, а не только собственной квартиры.

Увы, революция предопределила братоубийственную войну, массовые репрессии и построение такой экономики, в которой продукты распределялись по талонам. Все чаще стали говорить о том, что благими намерениями вымощена дорога в ад. На этом фоне среди интеллектуалов модным стал приземленный прагматизм.

Профессионализм в своем деле дает человечеству гораздо больше, нежели мечты о всеобщем счастье. Порой про таких профессионалов говорят, что они бездуховны. Но это совсем не так. Многие интеллектуалы работают не только за деньги, а еще и ради творческой самореализации. Тот, кто реализует себя, понимает, ради чего живет. Однако одновременно он утрачивает способность понять огромное безмолвное большинство, которое не имеет творческой работы, хотя, как все люди, испытывает потребность видеть смысл своего существования.

Вот здесь-то, как ни парадоксально, и кроются корни крымской истории. Что должен чувствовать человек, стоящий годами у станка или раскладывающий бумаги в офисе? Возможно, на заре советской власти он ощущал, как каждый день его унылого и тяжкого труда хотя бы чуть-чуть приближает светлое будущее. Однако после провала коммунистической идеи уже минимум лет пятьдесят никто ничего подобного не ощущает.

С подобной проблемой столкнулась не только Россия, но и все страны, которым пришлось осуществлять модернизацию. И всюду люди в той или иной степени нашли своеобразное решение.

Вопрос смысла существования был передоверен вождю. И если вождь находил общее дело, которое сплачивало и объединяло миллионы его сторонников, люди какое-то время чувствовали удовлетворенность жизнью. Даже если она уныла и беспросветна. Пусть трудовой день долог, а зарплата мала. Но мы – народ, который поднялся с колен и двигается вперед. Пусть трудно осознать, в чем смысл этого движения, однако есть ведь национальный лидер, который знает больше и видит дальше. А значит, когда мы идем за ним, мы приближаемся к цели, оправдывающей житейские тяготы.

Интеллектуалу, занятому приятной работой и видящему смысл существования в творчестве, крымская эйфория кажется бессмысленной. Он неспособен понять тех, кто передоверил поиск смысла вождю. Он не рассматривает «Крымнаш» как коллективное достижение народа.

А человек, приветствующий включение Крыма в состав России, чувствует, что в этом достижении есть частичка и его труда (или хотя бы моральной поддержки). Он видит, что, объединившись с другими в желании расширения границ страны, наконец, добился результата. И главное – он верит, что этот результат важен, поскольку его так жаждал национальный лидер. Интеллектуал спрашивает такого человека: тебе-то, мол, какая выгода от Крыма? Тот, естественно, не может толком ответить. Но он сопротивляется, огрызается, твердит о патриотизме и обзывает вопрошающего "иностранным агентом".

«Крымнаш» необходим для душевного здоровья, он создает хотя бы иллюзию движения вперед. Стоит осознать, что Крым нужен лишь для повышения рейтинга вождя и для того, чтобы тот мог править сплотившимся обществом еще лет 15, как сразу наступит апатия. Лучше уж верить лидеру и твердо отстаивать мысль, будто страна с Крымом стала величественнее, а значит - усилия не напрасны.

Когда человек на своем рабочем месте является лишь винтиком огромной государственной машины, он и в политической области ощущает себя винтиком. И только тот, кто видит смысл своей повседневной деятельности, будет самостоятельно искать смысл в действиях государства.

Так что же, «Крымнаш» вечен, и вслед за ним обязательно будут «Донбасснаш», «Приднестровьенаше» и т.д.? Совсем не обязательно.

Согласно «Пирамиде Маслоу», самореализация, ощущение смысла относятся к числу потребностей высших. О них человек размышляет лишь тогда, когда все в порядке с пищей и безопасностью (не случайно российские граждане так мало беспокоились из-за Крыма в 1991 г., когда происходил раздел Союза, - при пустых прилавках и нарастающем бандитизме головы были заняты совсем другим). Поскольку крымская история создает серьезные проблемы для российской экономики, наше общество по мере обнищания будет все чаще размышлять над проблемой будничного выживания. Над тем, например, как купить те товары, которых в избытке у людей, хорошо заработавших на крымских контрактах и прочем подобном бизнесе. Эти мысли отодвинут в сторону размышления о великих целях.

Естественно, только отодвинут, а не устранят полностью. Поскольку обойтись вообще без объединяющей идеологической подпорки может лишь общество, в котором весьма значительная часть людей знает, зачем живет, и не передоверяет вопрос о смысле национальному лидеру. У какой из крупных западных стран не было своего «Крымнаш»? «Алжирнаш», «Ирландиянаша», «Судетынаши», «Косовонаше». Наш, наша, наши, наше… А была еще Польша от моря и до моря. Многие на Западе по сей день тяжело переживают отрезанные куски. Однако в обществе, где люди знают, чего хотят достичь, подобные группы населения все больше становится маргиналами.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Перейти на страницу автора