Posted 26 сентября 2014,, 20:10

Published 26 сентября 2014,, 20:10

Modified 31 марта, 11:24

Updated 31 марта, 11:24

Почему Россия неконкурентоспособна

26 сентября 2014, 20:10
Конкуренция может развиваться только в правовой среде. А не в такой, где власть и рынок составляют некий симбиоз, благодаря которому бизнес получает государственную протекцию в обмен на "правильные" вложения.

Что ждет человечество в будущем? Грозят ли ему войны и кризисы? А может, напротив, планета станет более благоустроенной? Сможет ли Россия вписаться в новую обстановку или пойдет своим путем? "Росбалт" продолжает публикацию цикла статей "Мы не узнаем наш мир".


В России многие слышали о Всемирном экономическом форуме, который проходит ежегодно в швейцарском Давосе. Однако многие россияне полагают, что ВЭФ – это такое разовое мероприятие в виде глобальной говорильни, которая продолжается около недели. С одной стороны, это так - собирающиеся там VIPы презентуют доклады, обсуждают проблемы, выпивают и закусывают. Однако есть и другая сторона, о которой осведомлено гораздо меньше людей: ВЭФ – это еще и постоянно действующая экспертная (можно даже сказать, исследовательская) организация, которая, наряду с прочими работами, периодически составляет рейтинг глобальной конкурентоспособности стран. Вот к нему и обратимся.

Как оценивают конкурентоспособность?

Надо сразу сказать, что это – не простое занятие. Есть комплексная методика, разработанная с участием известных в мире экономистов. Все начинается с того, что выделяются 12 «опор конкурентоспособности». Если не следовать формальному переводу английского термина pillars, то можно назвать их областями, от положения дел в которых зависит способность страны конкурировать на мировом рынке.

Эти 12 «опор» делятся на три группы. Первая из них - «базовые требования», вторая - «расширители эффективности» (то есть все, что способствует повышению эффективности), третья - факторы инноваций и то, что в английском языке описывается словом sophistication («софистикация» - это что-то вроде усложнения в процессе развития). Под бизнес-софистикацией подразумевается как качество бизнес-сетей (например, кластеров связанных производственными процессами компаний), так и качество операций и стратегий отдельных фирм.

Все страны поделены на группы. Если решающая роль в развитии страны принадлежит «опорам», входящим в первую группу, то она относится к группе стран, «движимых факторами». Под факторами здесь имеются в виду низкоквалифицированный труд и природные ресурсы. Для развития этих стран главное значение имеют общественные и частные институты, инфраструктура, стабильная макроэкономическая среда и здоровая рабочая сила, имеющая, как минимум, базовое образование.

Во второй группе к «опорам» отнесены высшее образование и обучение, эффективность товарного рынка и рынка труда, развитие финансового рынка, технологическая готовность (способность внедрять имеющиеся технологии в целях повышения производительности) и размер рынка. Входящие в эту группу страны охарактеризованы как «движимые эффективностью».

Относящиеся к третьей группе страны «движимы инновациями».

Есть еще и две промежуточные группы, в которые также попадают отдельные страны. Например, Россия помещена между второй и третьей группами. Это довольно лестно, но надо учесть, что кроме вышеназванных есть и еще один критерий отнесения к той или иной группе: это ВВП на душу населения. В первую группу попадают страны со среднедушевым ВВП менее $2000 в год. В группе, переходной от первой ко второй, он должен быть от $2000 до $2999. Вторая группа предполагает широкий диапазон: от $3000 до $8999. Переходная от второй к третьей - от $9000 до $17000 включительно. И, наконец, в третьей группе этот показатель должен быть больше $17000 на душу.

При этом делается одно значимое для нас примечание: в странах с высокой зависимостью от минеральных ресурсов среднедушевой ВВП – единственный (!) критерий для отнесения к той или иной группе. Именно таким образом в одной группе с Россией оказываются Казахстан и Оман, а в самую высшую лигу попадают Объединенные Арабские Эмираты.

Еще один очень важный момент - на базе каких источников оценивается конкурентоспособность? В первую очередь, используется международная статистика (ООН, МВФ). В тех случаях, когда нужна не охватываемая статистикой информация, ВЭФ пользуется регулярно проводимым им опросом ведущих руководителей бизнеса (в среднем по 100 человек на страну) с помощью институтов-партнеров.

Дегенеративно-институциональная среда России

В докладе о глобальной конкурентоспособности, который рассматривает положение дел в 2010-м и в первой половине 2011 года, Россия заняла 67 место из 144 стран. Тут она уступает всем партнерам по БРИКС (Китай – 29 место, Бразилия – 48, Южная Африка – 52 и Индия – 59). Из стран бывшего СССР впереди нас Эстония (34), Литва (45), Азербайджан (46), Казахстан (51), Латвия (55). Что же держит Россию позади всех этих стран?

Хуже всего дело обстоит с третьей из «опор» (108 место), тогда как по первой и второй страна занимает 53 и 54 места, соответственно. Однако, как часто говорят, дьявол прячется в деталях, и это как раз наш случай.

Обратимся к составляющим первой «опоры». Не дает нам скатиться вниз такой фактор, как макроэкономическая среда. Здесь у нас – 22 место. Очевидно, что это – далеко не только наша заслуга. Конечно, можно было напортачить и влезть в устойчивый бюджетный дефицит, например. Однако рост нефтегазовых доходов был таким значительным, что при всем нашем государственном расточительстве – не понадобилось. Дальше с этим будет далеко не все так просто, но пока не станем строить прогнозы.

А вот что в России хуже всего, так это институты. Здесь у нас 133 место. В десятку худших едва-едва не попали – 11 место с конца списка. В институциональном плане у нас плохо практически все.

Права собственности, о которых я уже писал, оцениваются так же, как и институты в целом, – 133 место. На том же месте такая характеристика, как «надежность услуг полиции». Хуже всего обстоит дело с защитой прав миноритарных акционеров - 140 место.

По другим параметрам институциональной среды наше состояние выглядит ненамного лучше. Незаконные платежи и взятки – 120 место, независимость юстиции – 122, бремя государственного регулирования – 130, прозрачность государственной политики – 134, фаворитизм в решениях правительственных чиновников – 137, расточительность государственных расходов - 103 место.

Перейдем к показателям из шестой «опоры» (эффективность товарного рынка). И здесь многие российские провалы либо напрямую связаны с институтами, либо являются следствием их плачевного состояния. Степень рыночного доминирования – 107 место, интенсивность местной конкуренции – 124, эффективность антимонопольной политики – 124, преобладание торговых барьеров – 132, качество таможенных услуг – 137. Наверное, вступление в ВТО за последние 1,5 года хоть как-то повлияло на снижение торговых барьеров, но вряд ли сказалось на качестве таможенных услуг.

Очевидно, что конкуренция может развиваться только в правовой среде, а не в такой, где власть и рынок составляют некий симбиоз, благодаря которому бизнес получает государственную протекцию в обмен на различного рода вложения в тех людей, которые эту протекцию («крышу») предоставляют.

Посмотрим на седьмую «опору» (эффективность рынка труда). Бросается в глаза наш провал с профессиональным менеджментом: 110 место. То, что он у нас не профессиональный, а блатной (во всех смыслах) – сомнений мало. Родственники и друзья представителей высших сословий, играющие роли «менеджеров» за нехилые выплаты, доверия действительно как-то не вызывают. Хорошо, если им хватает ума ни во что не вмешиваться. Тогда весь этот менеджерский спецконтингент можно рассматривать лишь как дополнительную налоговую нагрузку.

Институт блата дополняется институтом хищнического менеджмента. В банковской сфере он особо заметен. Поэтому неудивительно, что в рамках восьмой «опоры» конкурентоспособности, именуемой «развитие финансового рынка», по показателю устойчивости банковской системы Россия, несмотря на переваливающие за $500 млрд резервы Центробанка, расположилась на 132 месте. Ведь дело не в конкретных махинаторах, а в том, что, скорее всего, модели их поведения не могут не быть типовыми для всей банковской системы. А это значит, что данная система также поражена общим злокачественным институциональным недугом.

Корень проблемы

«Дегенеративно-институциональная среда» - не какая-то патология для России, а ее норма. В этом главная беда. Коррупция и расточительство вкупе с государственным произволом и заменой свободной конкуренции на искусственно созданные монополии – это не то, что лечится мудрыми советами. Тем более, что все рецепты элементарны и хорошо известны. Однако их выполнение означало бы превращение России в правовое государство, а это перевернуло бы все ее общественное устройство.

В России не было буржуазной революции. Попытки – были. Однако обе закончились торжеством реакции в форме этатизма.

Первый раз этатизм взял вверх после переворота 1917-го, приняв внешнее обличие так называемого «рабоче-крестьянского государства». Тотальное государство российской бюрократии, устремленное на мировое господство, рухнуло в 1991-м, создав временную иллюзию буржуазной трансформации общественного строя. В XXI веке Россия восстановила этатизм в виде государственно-бюрократического капитализма, который, в отличие от своего предшественника, не регулирует толщину подошвы на босоножках и не составляет планы посевной, но зато обеспечивает повсеместное силовое проникновение властвующих групп в любую хозяйственную деятельность, наделяя их неафишируемым правом на статусные блага.

С учетом этих обстоятельств, разговор о перспективах глобальной конкурентоспособности России не имеет большого смысла. Если говорящий держится в рамках принятого дискурса, то он произносит банальности, остающиеся пустыми пожеланиями всего хорошего. Если говорящий выходит далеко за установленные рамки, то он становится революционером, ибо призывает к коренному изменению природы российской власти.

Андрей Заостровцев, профессор Высшей школы экономики