Тайна конфликта Кадырова с силовиками

О противостоянии федеральных силовых ведомств с президентом Чечни Рамзаном Кадыровым у нас пишут все чаще. Началась эта история сразу после убийства Бориса Немцова, когда следователям так и не удалось допросить подозреваемого Руслана Геремеева, являющегося родственником одной из весьма влиятельных фигур в Чечне.

Казалось бы, схлестнулись совершенно разные по своему политическому весу силы. С одной стороны - всемогущие службы, выходцем из которых является сам президент России. С другой – власти региона, не так давно проигравшего войну федералам. И, тем не менее, «вся королевская конница, вся королевская рать не может Шалтая, не может Болтая, Шалтая-Болтая»… поймать.

По большей части различные комментаторы всю эту катавасию интерпретируют как обычную борьбу кланов, характерную для государства, построенного не на законе, не на разделении властей, не на сдержках и противовесах, а исключительно на поддержке «своих». Президент провел во власть близких ему людей, отмечают эти комментаторы, а те, мол, служат патрону верой и правдой. Увы, при таком подходе трудно объяснить, почему эти люди уже который месяц оказываются бессильны.

Попробуем проанализировать иной способ интерпретации. А для этого вспомним одну давнюю историю, случившуюся далеко от наших земель, но, тем не менее, весьма любопытную.

Почти тысячу лет назад, во второй половине XI века, норманнские воины во главе с графом Рожером Отвилем завоевали Сицилию. До этого остров долгое время находился под контролем сарацин (арабов) – завоевателей прошлых веков. Столкнувшись с попыткой нового захвата, они отчаянно защищались, но не могли устоять перед суровым натиском северян. Норманнские бароны победили и получили земли на завоеванных территориях. Сицилия навсегда стала частью христианского мира. Однако новый ее властитель сделал одну, казалось бы, довольно странную вещь.

Мы знаем, что во времена инквизиции еретиков и иноверцев активно преследовали, заставляя принимать христианство. Но в XI веке ничего подобного еще не было. Рожер не только позволял сарацинам по-прежнему исповедовать ислам, но даже удерживал их от возможного перехода в христианство. Более того, он сохранил мощный сарацинский воинский контингент, который впоследствии неоднократно использовал в боях.

Обычная армия той эпохи строилась по феодальному принципу. Сеньор повелевал своими вассалами, но в значительной степени и зависел от них. Если наделенные землями могущественные бароны вдруг не являлись на войну по зову своего господина, либо, не дай Бог, решали, что господин не легитимен, монарх оказывался в полной зависимости от них. Сарацинский же контингент, наоборот, полностью зависел от Рожера. Он лично содержал эту армию и гарантировал ее бойцам свободу вероисповедания. Без него арабы оказались бы одни перед лицом христиан, которые могли их при необходимости дожать.

Правитель Сицилии имел возможность с легкостью использовать сарацин как для завоевательных целей, так и для подавления вероятного сопротивления своих же баронов – тех самых, которые помогли ему покорить остров и для которых он был не абсолютным господином, а всего лишь первым среди равных.

Сарацины с радостью шли воевать против христиан. В ходе такого рода сражений они не испытывали проблем с уничтожением единоверцев, поскольку христиане для них таковыми не были. Более того, у мусульман, наверное, формировалось еще и приятное мстительное чувство, вызванное возможностью покарать тех, кто недавно еще карал их самих. Хоть они действовали не сами по себе, а от имени христианского владыки, но главного добивались – убивали своих врагов.

И еще одно преимущество имели сарацинские воинские части. Правитель Сицилии со временем стал монархом, однако в феодальной системе иерархической власти он не был абсолютно самостоятельной фигурой. Его сеньором оставался Римский папа, имевший право при необходимости в любой момент объявить вассала непокорным и отнять у него завоеванную территорию. Христианским баронам в такой ситуации трудно было бы не подчиниться Святому престолу, поскольку они рисковали бы, как бунтари и отступники, отлучением от Церкви, что в XI–XII веках становилось для любого человека очень большой неприятностью. А для сарацин папа не являлся ни властью, ни авторитетом. Они знали лишь одного хозяина и верно ему служили.

Система работала довольно долго и не исчезла даже после пресечения норманнской династии Отвилей. Через полтора столетия германский император Фридрих II Гогенштауфен, унаследовавший сицилийское королевство по материнской линии, успешно применял сарацинскую армию против собственных врагов. К моменту смерти Фридриха II этот контингент составлял тридцать пять тысяч человек, что по тем временам было очень много.

В той или иной форме сицилийскую идею потом использовали разные правители. В Османской державе янычарскую гвардию формировали не из этнических турок, а из пленных славянских мальчиков, воспитанных соответствующим образом. Иосиф Сталин привлекал для работы в карательных органах обиженных большевиками представителей старых классов, у которых были основания мстить победителям.

Как турецкая, так и сталинская системы по форме не похожи на сицилийскую. Но суть предложенного Рожером Отвилем подхода они воспроизвели. А заключается она в том, что умный правитель использует побежденных иноверцев, инородцев или представителей старых классов в своих интересах и создает из них противодействующую силу по отношению к собственным соратникам. Подобный маневр позволяет добиться единоличной власти, охраняемой абсолютно преданными войсками, состоящими из людей, благосостояние которых зависит лишь от воли хозяина.

Хотя сицилийская история, конечно, во многом отличается от современных российских событий, опыт Рожера и Фридриха Владимир Путин тоже может использовать. И, судя по всему, уже использует. Кадыровские чеченцы для него – не покоренный народ, а самые верные соратники. Это главная опора Кремля.

Если бы сейчас дело было в простой клановой разборке, силовики, конечно, победили бы. Но Кадыров и его люди – важнейший элемент устойчивости нынешней политической системы. Системы персоналистского правления, нуждающейся не только в приближенных кланах, но в абсолютно верных «бойцах». Это, в том числе, объясняет значительные объемы финансирования Чечни за счет федерального бюджета, а также абсолютную неприемлемость для Кремля лозунга русских националистов, призывающих ограничить поддержку Кавказа. Похоже, система нуждается в том, чтобы всячески защищать возможность влиятельных лиц этого региона свободно распоряжаться полученными из центра ресурсами.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Перейти на страницу автора