Отсутствие бунта

Вся нынешняя система российского политического управления висит на одном забавном противоречии. Есть у правящей группировки два постулата, достаточно явных, на которых они строят свою деятельность.

Первый такой: «если народ не бунтует – значит, он всем доволен». Звучит, прямо скажем, немного вызывающе, поэтому совсем уж «в лоб» его редко озвучивают – однако в том, что на деле руководствуются именно им, сомнений нет. И такая постановка вопроса, как ни странно, работает! Прежде всего, очевидно, за счет простоты.

То есть буквально: никакие там соображения «моральности», «логичности», «верности предыдущим обещаниям», «милосердия», тем паче «соответствия законам» и т.п. роли не играют – если властная группировка решила (нашла для себя выгодным и/или целесообразным) провернуть некое дельце – она его проворачивает, и остановить ее может только реальный бунт. Причем всякое «бурление в энторнетах» за бунт, естественно, не считается.

Более того: за долгие годы нахождения у власти данный принцип у властей предержащих тоже эволюционировал, и теперь он звучит еще круче: «если не бунтуют – значит, одобряют». То есть само по себе отсутствие бунта уже на полном серьезе воспринимается как властью, так и ее бесчисленной челядью и прихлебателями как знак одобрения всех ее действий населением. «Вот же, - говорят нам, - смотрите: на улицах все спокойно, люди ходят в булочную, гуляют с детьми в парке, урны не переворачивают; значит, они нас полностью во всем поддерживают!»

От такой простодушной и прямой постановки вопроса можно долго возмущаться и пускать пузыри от гнева; тем не менее стоит признать, что возразить властным «прагматикам», как они сами себя называют, не так-то легко.

Удобство для властей, пользующихся критерием «отсутствие бунта» - в его универсальности. То есть наши власти, установив, что он «прекрасно работает», постепенно полностью упразднили все прочие формы обратной связи «народ-власть» - за ненадобностью. Прежде всего, конечно, выборы – которые обессмыслили разными «поправками» до почти советской ритуальной процедуры «демонстрации лояльности». Заодно основательно прижали СМИ – так, что реально массовые из них или исчезли, или уже не имеют возможности ставить острые и «неудобные» вопросы, поднимать «неудобные» темы.

А в последнее время практически прикрыли даже чисто декоративные формы обратной связи, типа «общественных слушаний» или «Общественной палаты», превратив их не просто в балаган, а в никому не неинтересный балаган. Одно время на волне Болотной и Сахарова президент призывал выдвигать «общественные инициативы», которые якобы подлежали рассмотрению в Государственной Думе, «если они наберут более 100 тысяч подписей». Сколько реально было выдвинуто и рассмотрено таким образом? Правильно – нисколько.

Нэ трэба.

Так за 10 лет власти и делали буквально все, что хотели, и лишь пару раз основательно сдавали назад – оба раза это было в результате бунта. Первый – после пресловутой «монетизации льгот», когда пенсионерские «перекрытия магистралей» в конечном итоге «залили деньгами» (деньгами, которые первоначально никто не собирался тратить). И второй раз – в 2011-12 годах, когда после стотысячных демонстраций власти вдруг резко сдали назад в области политических свобод, мигом либерализовав процедуру создания партий и «неожиданно» разрешив выборы губернаторов (хотя еще за год до этого Медведев говорил, что «выборов губернаторов в России не будет в ближайшие сто лет»).

Однако есть ведь и второй постулат, к которому власти, в отличие от Общественной Палаты, относятся трепетно: это «борьба с Майданом». На самом деле этой «борьбе» уже больше 10 лет, раньше она еще называлась «борьба с оранжевой угрозой». На эту борьбу бросаются огромные силы и средства, о ней постоянно гудит агитпроп, непрерывно создаются целые «общественные движения», цель которых – именно «не допустить майдана».

Что власти говорят о «майдане» (причем, похоже, сами в это верят?) Майдан, в понимании агитпропа, вещь простая: это Апокалипсис. Конец всего. Это То, Чего Ни в Коем Случае Нельзя Допустить. Потому что Майдан – это однозначно происки врагов, шпионов и Госдепа, он означает хаос, массовые убийства, пожары, разруху, мрак, глад и конец Руси Великой. Майдан – это то, что хотят враги. Это ужас.

Заодно так же все, что так или иначе связано с «майданом» или хотя бы намекает на «майдан», российским официозом стигматизируется и всячески изгоняется из общественного пространства. Майдан как Воландеморт – это то, «что нельзя называть», настолько это плохо и ужасно.

А теперь давайте просто сравним первый и второй постулат нынешних российских властей. С одной стороны, «нет бунта – значит, нас одобряют»; с другой – «майдан – это самое ужасное, что только может быть на свете, хорошего майдана не бывает».

Получаем любопытную вещь: с одной стороны, все формы обратной связи общество-власть, кроме прямого бунта, режимом заботливо дезактивированы, выключены. СМИ, выборы, даже любые формы «общественных слушаний» - все превращено в труху. Власти практически открыто говорят, что готовы прислушаться только к бунту.

Бунт как бы признается единственным «легитимным возражением», к которому власть готова прислушаться… и одновременно он же, но под названием «майдан», трактуется той же властью как едва ли не самый страшный, смертный грех и предательство! Да-да, ведь отличить бунт от майдана на самом деле практически невозможно.

В итоге получаем очень и очень интересную концепцию, по которой де-факто живет нынешняя российская власть: сместить ее законным образом нельзя (выборов как таковых нет); но и бунтовать против нее тем более нельзя, «потому что майдан!» И при этом отсутствие бунтов – в картине мира этой власти – само по себе означает ее полное одобрение народом.

Попросту говоря вообще никакого иного выхода, кроме как «одобрять ее целиком и полностью», нынешняя власть своему народу не оставляет. Даже теоретически. В своем роде совершенная, полностью герметичная конструкция. Этим она, конечно, очень похожа на Советскую власть (не зря нынешний режим так тянется все время к советским образцам). Советы ведь тоже исходили из простенького постулата, что «трудящиеся не могут восставать против Советов, поскольку Советы – это власть самих трудящихся; разве ж можно восставать против собственной власти?!». Этим софизмом большевики глушили всех недовольных довольно успешно практически вплоть до своего схода со сцены в 1991-м.

В нынешней конструкции властей в РФ уникально то, что такого оправдания, как у Советов, у режима нет. Он ведь не «власть трудящихся». То есть никаких обоснований, почему, собственно, народ эту власть должен только одобрять, без каких-либо иных опций, просто нет. Они не «трудящиеся», не «помазанники божии», не «дух русской нации», не «самые умные, красивые и успешные». Можно было бы сказать, что «их избрало большинство» - но это говорить представители режима очень не любят (скажем, в речах Путина практически не встречается слово «избиратели»). И это понятно: если говорить о том, что «нас выбрали», значит, придется подразумевать, что «могут и не выбрать» - а такая опция, как мы помним, в наборе, предлагаемом властной группировкой, отсутствует.

Алексей Рощин

Прочитать оригинал поста Алексея Рощина с комментариями читателей его блога можно здесь.