Об умеренности как почве для радикализма

Не успел еще затихнуть шум, поднятый светской частью российского общества по поводу погрома выставки в московском Манеже, как в культурной столице — Санкт-Петербурге, православные «общественники» отличились очередным актом вандализма — уничтожили горельеф Мефистофеля, располагавшийся над подъездом старого петербургского дома.

На каждые публичные проявления религиозного мракобесия, которые теперь происходят с поразительной регулярностью, прогрессивная общественность, еще оставшаяся в России, отчего-то реагирует лишь задним числом. Обычно сокрушается, говорит, что это плохо и апеллирует к власти, которая традиционно уже покрывает обскурантов.

Попыток разобраться в причинах этих погромов не предпринимается. Максимум, о чем говорят после очередного акта вандализма или прямого нападения на людей с другими взглядами, это о том, что те, кто так поступает, не истинные христиане. «Истинные», дескать, так бы не поступили.

Но тогда, что есть истина? Не говорю уже об истине вообще, но хотя бы о ней в христианском понимании. Любовь и всепрощение? Но за две тысячи лет существования христианства его адепты излили на головы тех, кого они считали не «истинными» столько зла, ненависти и нетерпимости, обосновывая все это цитатами из священного писания, что отдельные примеры христианских праведников представляются не правилом, а исключением из него.

Давайте попробуем без обиняков, напрямую. Не будем о том, что есть правильные (они же «истинные») христиане или правильные мусульмане. Есть, конечно. Не в том дело. Очевидно, что не все мусульмане это террористы, как не все христиане - вандалы и мракобесы. Большинство в любой религии или конфессии - люди инертные, обычные. Проблема в том, что фанатики и радикалы вырастают на умеренной почве. Есть радикальные бесноватые протестантские пастыри, есть радикалы-католики и радикалы-православные, мусульмане, индуисты и даже буддисты. И радикалов, как правило, всегда меньше, чем умеренных и «хороших» прихожан, священников и мулл, но любая «хорошая» религия становится почвой для радикалов и экстремистов.

Общество, которое взялось взращивать и лелеять «хорошую» религиозность, должно осознавать, что рано или поздно из среды «умеренных» обязательно появятся те, кто скажут, что они постигли истину гораздо лучше остальных, и готовы будут громить и убивать тех, кто с этим не согласен. Не понимать это - большая наивность. А наивность в политике и общественной жизни - это заблуждение. Плоды этого заблуждения прекраснодушной советской интеллигенции, которая и начала в конце 1980-х — начале 1990-х годов «религиозный ренессанс», мы сейчас и пожинаем.

Помню пламенные статьи на сей счет бессменного главного режиссера театра имени Ленинского комсомола Марка Захарова, который в те времена был одним из «ньюсмейкеров», лидеров общественного мнения «прогрессивной» части московской интеллигенции. Что он тогда писал? Мало, что РПЦ передали такую-то церковь, такой-то монастырь, надо «сорок сороков». Интересно, как он сейчас? Одобряет реализуемое уже намерение построить в Москве еще 200 православных церквей? Судя по тому, что он вступился за изгнанного «православной общественностью» из Новосибирска «Тангейзера», мэтр не в восторге от того, что вокруг творится. Вот, правда, его голос по этому и многим другим случаям слышно стало гораздо реже.

Эти люди тогда думали, что «возрождение религиозности» ограничится красочными крестными ходами, умильными поцелуями со священниками и колокольными звонами. Вот только жизнь, в том числе, и жизнь церкви, никогда не ограничивается лубочной картинкой, которую рисуют себе в голове прекраснодушные интеллигенты. Государство, общество и церковь, как часть общества, развиваются по своим законам.

Разгул явления, уже получившего название «православный акционизм», которое мы сейчас наблюдаем, вырос из слащавого елея конца 1980-х, который источала тогда «передовая» российская интеллигенция. Ее идеализм того времени, конечно, имеет свое рациональное объяснение. С одной стороны, интеллигенция испытывала комплекс вины перед церковью за снос церквей, за массовое надругательство над чувствами верующих в предшествующую эпоху. С другой, - в религии она видела замену сильно дискредитированным идеям социализма, которые шли, как известно, в одной упаковке с официальным советским атеизмом.

Последний же, по точному замечанию Николая Бердяева, сам имел религиозный характер. То есть, бездумная вера была просто заменена на бездумное неверие, когда все, что не могло быть объяснено тогдашней наукой объяснялось несуществующим, сверхъестественным, а значит, мифическим. Таким образом, научное знание само понемногу превращалось в знание религиозного толка. То, что сейчас в Московском инженерно-физическом институте создали кафедру теологии и поставили крест во дворе, просто финальный этап этой эволюции советской науки.

Повторюсь. Все эти исторические, психологические и социально-политические мотивы возврата к религии советской интеллигенции понятны и в какой-то степени оправданны. Непонятно и неоправданно то, как «лидеры общественного мнения» 1980-90-х, гордившиеся своим рационализмом, недооценили опасность игры в возрождение религиозного сознания.

То, что государство в России, причем не нынешнее, а еще ельцинское, почти сразу же взяло на вооружение православие в качестве замены советской светской религии — «марксизма-ленинизма», совершенно понятно. Это старая добрая практика любого государства, раздираемого противоречиями. Интеллигенция, способствовавшая этому, потом с удивлением наблюдала за все более и более входящими во вкус власти церковниками, которым вдруг начали доставаться все новые и новые блага: недвижимость, налоговые льготы, влияние в политике, науке, образовании, а затем и в общественной и личной жизни граждан. Теперь удивление у многих сменилось испуганным молчанием.

Религия, особенно государственная (или квазигосударственная, как в современной России), это всегда духовный обман и дезориентация человека. Обман, потому что основа любой религии — миф. Да, он может иметь под собой реальную почву, но проблема в том, что реальные события, происходившие когда-то в далеком прошлом, он интерпретирует фантастически, уводя таким образом от их понимания. Дезориентирующая же функция религии проявляется в том, что человек уводится с ее помощью и от решения его насущных социальных проблем - в мир грез и мифов.

Последняя функция имеет для любой власти утилитарный характер. Яркий пример такого сугубо «практического» использования церкви я наблюдал в 1997 году в Кузбассе. К тому времени там на некоторых предприятиях зарплату не платили по несколько месяцев, а то и лет. Например, на стекольном заводе в Анжеро-Судженске люди не получали зарплату пять лет подряд, работали за буханку хлеба.

И вот в этот голодный край приехал первый крупный столичный чиновник. Голодные жители Кузбасса устроили по этому поводу пикет в Кемерово. Хотели достучаться до первых лиц государства. Когда гость вышел из здания, в котором выступал, его окружили голодные люди и стали рассказывать, что им уже давно не платят зарплату.

– А, понял, - быстро сообразил тот, энергично взял за плечи вышедшего с ним священника и поставил его перед людьми, - Вот! Это - к нему, - сказал чиновник и, довольный собой, исчез с толпой других государственных мужей в неизвестном направлении.

– Покайтеся! - начал дородный поп, но народ недовольно зашумел и начал расходиться.

Еще одно очень яркое впечатление о роли и задачах религии в современной России осталось у меня после одного из заседаний Государственной думы. Дело было в начале 2010-х. Обсуждался вопрос о судьбе научных изысканий в области клонирования. Одним из самых веских доводов представителя правительства против продолжения научных исследований в этой области оказалось... мнение РПЦ по данному вопросу. То есть, уровень принятия решений в области организации науки вернулся во времена Средневековья.

Конечно, если покопаться в истории, то вероятно можно найти ряд случаев, когда замена одной религии на другую (например, язычества на христианство) несколько гуманизировала то общество, в котором это происходило. Христианство, например, запрещало человеческие жертвоприношения. Однако если взять европейское Средневековье, то с учетом всех зверств, которыми сопровождалось внедрение христианства, с учетом гонений на науку и искусство и их почти тысячелетнюю после этого деградацию во многом из-за давления над ними христианских догм, «охоты на ведьм», костров инквизиции и прочих «бонусов», то жертв этой «гуманной» религии, возможно, оказалось даже больше, чем жертв язычников. «Гуманизация» же обеих Америк крестом и мечом христианских завоевателей привела к вымиранию почти 90% их жителей, включая полное уничтожение около 40 млн индейцев, населявших Кубу и Карибы до Колумба.

Я не говорю об отдельных христианских священнослужителях, среди них, как и среди представителей любой конфессии или атеистов всегда есть очень достойные люди. Я веду речь о роли религии в обществе. Если в прошлые века можно найти отдельные примеры ее позитивного влияния на общество, то сегодня оно в целом реакционно.

Вопрос в том, найдет ли нынешняя российская интеллигенция в себе силы сказать правду, которая состоит в том, что религия может быть более или менее миролюбивой, более или менее гуманной, но точно не может одного — вести современное человечество к научному и культурному прогрессу.

Потому что религия как была, так и остается тормозом, кандалами на теле ученого, художника, и просто любого человека, который хочет быть свободным. Потому что она может учить людей чему угодно, но никогда не дает им свободы, без которой научный и культурный прогресс общества невозможны.

Александр Желенин

Перейти на страницу автора