Нас ждет безнадега

Минфин, наконец, решился сказать правду о том, что нас ждет. Если российские власти по-прежнему не будут ничего делать для решения экономических проблем, то ближайшие 15 лет страна будет пребывать в состоянии застоя. Рост ВВП в среднем составит 0,8% в год, что фактически означает топтание на месте.

Всякие прочие начальники продолжают фантазировать, будто бы трудности у нас временные и каким-то образом вдруг рассосутся. Но Минфин, как самый заинтересованный в правде, нарисовал реальную картину. Именно с этого ведомства президент и парламентарии будут спрашивать за выполнение военных и социальных программ, за поддержку экономики и регионов, а потому сотрудники Минфина прямо говорят уже сейчас: не надейтесь. Кроме того, в Минфине все же обычно работают профессионалы — в отличие от многих других государственных ведомств, набирающих себе политиков и пропагандистов. А профессионалы при прочих равных условиях чаще других склонны к объективной оценке ситуации.

Впрочем, есть две претензии и к оценкам Минфина, который все же состоит из чиновников, а не независимых аналитиков, и, следовательно, стремится не нарываться на излишние неприятности.

Во-первых, ведомство отмечает, что если заняться, наконец, серьезными преобразованиями, то Россия сможет выйти на 2-3% роста ВВП в год. Для сравнения припомним, что в период, который мы считаем эталонным по развитию и потреблению (1999—2007 гг.), экономика у нас росла в среднем на 6,2% в год. Дмитрий Медведев, когда у него пару лет назад возникло страстное желание увеличить темпы роста, говорил, что 2-3% — это мало, надо 5%. Ну и, наконец, заметим, что такое развитие, которое у нас теперь считается успешным, — это норма для наиболее богатых стран мира.

Иными словами, самый оптимистичный из реалистичных сценариев роста в России означает, что мы в два с лишним раза будем отставать от темпов нашего успешного периода. Мы будем сильно недотягивать до того ориентира, который задал премьер-министр Медведев. И, самое главное, мы сохраним стандартное отставание от богатых стран, поскольку будем двигаться вперед с той же скоростью, что и они. А бедные страны в это время будут догонять нас со скоростью 4-5% роста ВВП в год. Подобное развитие России, положа руку на сердце, тоже следовало бы называть застоем.

Во-вторых, хотелось бы понять, какие это такие реформы может осуществить Россия при Путине, что мы вдруг подскочим с 0,8% до 2-3%?

У слова «реформы» в нашей стране удивительная судьба. Их нашему великому народу все время навязывают всякие нехорошие люди. Народ же говорит, что он, мол, устал от реформ и хочет нормально пожить без них. И лишь в самый трудный момент Россия нехотя соглашается на некоторые умеренные преобразования, причем обязательно без шокотерапии. Народ, по-видимому, предполагает, что если он согласится, либералы-реформаторы от счастья запрыгают и тут же побегут трудиться под зорким надзором Путина, контролирующего меру преобразований. В общем, народ ведет себя примерно как красавица, соглашающаяся после долгих лет ухаживаний выйти замуж за своего невзрачного воздыхателя, и тот должен быть ей по гроб жизни благодарен за это.

Но на самом деле реформировать сейчас уже практически ничего невозможно. Красавица давно стала сварливой старухой, а воздыхатель предпочитает гулять на стороне — благо денежки у него водятся.

Реформы, о которых мечтает Минфин, означают, если не вдаваться в детали, только одно: создание благоприятного инвестиционного климата, чтобы деловым людям было выгодно работать в России, а не бежать за границу. Любой экономист скажет, как создать такой климат: иметь хорошие инвестиционные рейтинги, приструнить наезжающих на бизнес бандитов (включая тех, которые находятся на госслужбе), обеспечить справедливый суд и сохранность частной собственности. Но ни один экономист не предлагает сегодня хоть сколько-нибудь реалистичного сценария обеспечения этих мер на практике, поскольку здесь дело переходит из узко хозяйственной в политическую плоскость.

Хороших рейтингов не будет до тех пор, пока, как выразился недавно Медведев, мы находимся с Западом чуть ли не в состоянии холодной войны. В деловых кругах мало безумцев, готовых инвестировать деньги в стране, на которую завтра могут быть наложены еще более жесткие санкции. В мире полно стран, готовых «вылизывать» крупных инвесторов, а не строить им всяческие козни, как у нас.

Приструнить лиц, наезжающих на бизнес, будет даже труднее, чем раньше, — ведь это весьма высокопоставленные люди. Им в России почти все позволено. А поскольку ВВП у нас падает, они стремятся брать с деловых кругов все большие проценты, дабы не страдал собственный бездонный карман. Путин, конечно, обладает реальными возможностями навести здесь должный порядок, но если он не решил данный вопрос за предыдущие 16 лет пребывания у власти, то с какой стати начнет что-то делать сейчас?

Наконец, ждать позитивных подвижек от судебной и правоохранительной систем тоже не стоит, поскольку на практике они являются лишь кормушками для работающих там лиц. Судьи, прокуроры и генералы хотят кормить свои семьи, причем не менее сытно, чем бизнесмены, которых они «правоохраняют». Поэтому в России по-прежнему действует известное положение из басни Крылова «у сильного всегда бессильный виноват». Разрушить такую систему обычно удается лишь в демократических обществах, где есть парламентский и общественный контроль над правоохранительной системой, но у нас-то такой контроль никто вводить не собирается. Представители оппозиционных партий, некоммерческих организаций и свободной журналистики могут ведь позволить себе вдруг взяться за контроль Кремля, что мало кого из кремлевских обитателей порадует.

Так что не стоит вслед за Минфином фантазировать насчет возможности реформ. Их не будет. А будет застой, причем, скорее всего, в худшем из вариантов. Переход с 0,8% на 2% роста ВВП возможен, конечно, но в силу случайных обстоятельств. Например, если вдруг вновь подскочат цены на нефть. Или если они наоборот так упадут, что доллар будет стоить 200 рублей и худо-бедно пойдет импортозамещение. Но как в том, так и в другом случае двухпроцентный рост возможен лишь как временное явление — на пару лет. А дальше вновь вернется застой в его самом худшем варианте, поскольку ни дорогая нефть, ни импортозамещение не являются факторами долговременными. Они представляют собой лишь толчок, который может дать импульс к развитию здоровой экономике. Но отнюдь не такой, как наша сегодняшняя.

Понятно, что все вышесказанное будет восприниматься широкими массами населения как излишне пессимистическая оценка ситуации. В плохое верить не хочется. Или, точнее, вера в плохое приходит всегда с опозданием.

Когда квалифицированные аналитики 16 лет назад говорили, что намечающиеся на «кавказском фронте» авторитарные черты новой российской власти не доведут до добра, мало кто к этому относился всерьез.

Потом (после дела Ходорковского) выяснилось, что окрепший авторитаризм стал прижимать бизнес к ногтю. Тогда умные люди стали осознавать, что в российской экономике появятся проблемы, но по-прежнему мало кто верил, что мы скатимся в по-настоящему глубокий кризис.

В 2008—2009 гг. мы в него скатились. Умные люди поверили, наконец, в то, что наш авторитаризм деструктивен, но продолжали надеяться, будто под воздействием народа, массовых протестов и несистемной оппозиции Путин способен прозреть и пересмотреть свои старые подходы. А значит, экономика рано или поздно придет в норму. Хотя бы благодаря союзу Путина с дорогим баррелем.

Сегодня и баррель, и Путин не на высоте. Но надеяться хочется. Осознание полной безнадеги придет в массы, скорее всего, лишь через несколько лет.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге