Posted 19 февраля 2016,, 14:54

Published 19 февраля 2016,, 14:54

Modified 31 января, 09:11

Updated 31 января, 09:11

На лабутенах на Фриду

19 февраля 2016, 14:54
Фрида Кало значительную часть жизни трудилась над увеличением в мире количества безобразного. Почему же на выставку ее картин такие огромные очереди?

Петербург решил заново надраить несколько потускневший (и сильно надоевший) статус культурной столицы. Петербуржцы переплюнули москвичей — ажиотаж вокруг проходящей в Шуваловском дворце выставки Фриды Кало едва ли не превзошел пресловутую очередь на Серова в Третьяковку (хоть дверей жители Северной столицы покамест не выломали). О чем это свидетельствует?

Как известно, ценность чего-либо бывает объективной и метафизической. Еда, выпивка, одежда, мебель удовлетворяют объективно существующие естественные потребности. Но зачастую и метафизические: они могут быть еще и престижными. Наконец, искусство — категория метафизическая полностью. И ценность его произведений — фантом. (Разве что бесценность кое-чего — кажется, не фантом). Таким образом, очередь за водкой при недостатке водки имеет практический смысл. Очередь за живописью сама же и создает ценность этой живописи. Чем трудней путь к цели, тем слаще ее достижение. Кстати, поэтому добывший билеты на, допустим, концерт, к тому же задорого, никогда не признается, что певица оказалась полным фуфлом. Что позволяет снова и снова шить новое платье короля.

A propos. Тут некоторые утверждают: как, дескать, прекрасно жилось в советскую эпоху, люди были довольны и счастливы. Опровергнуть эту ложь очень легко. Очереди тогда стояли за всем, но прежде всего — за всем несоветским. Слово «импортный» семантически означало «гораздо лучше, чем отечественный». На любое искусство оттуда буквально ломились. Вспомните знаменитое воззвание Ильи Эренбурга к многотысячной толпе, собравшейся в 1956-м на выставку Пикассо в Пушкинском музее: «Вы ждали ее 25 лет, так подождите еще 25 минут». Когда в Эрмитаж привезли золотую маску Тутанхамона, билеты распределяли на предприятиях через профкомы. Помню, как в конце 70-х очередь на Илью Глазунова опоясывала Манеж — потому что Глазунов рисовал (очень плохо) всякое православно-сусальное. Но население хотело какое угодно, только бы не тошнотворное казенное советское.

При этом, поскольку идеология была призвана заменить религию и Ленина поставили на место Христа, в людей вдалбливали представление о том, что так называемое духовное выше материального. И что, в частности, есть иерархия досуга, где культурные способы его проведения лучше некультурных. Что «сходить в выходные в театр или на выставку» правильней, чем тупо нажраться.

Эта иерархия в практически неизменном виде существует и поныне. С поправкой на то, что теперь соображения престижа (понятия абсолютно метафизического) внедряют в мозги всевозможные «путеводители по досугу».

Хорошо это или плохо?

Плохо потому, что очередь образуется совершенно независимо от художественных кондиций того, за чем она стоит.

Иметь успех и достичь статуса «культового» может абсолютно что угодно. Пусть социокультурные причины объясняют специально тренированные научные работники, я же попросту не могу не констатировать: брачующиеся фоткаются с уродливым Петром I работы Шемякина в Петропавловке с той же детской радостью, как и с Медным всадником. «Бриллиантовая рука» Гайдая гениальна, «Покровские ворота» Козакова — добротный средний уровень, «ДʼАртаньян и три мушкетера» Юнгвальд-Хилькевича — лютый трэш, и все это — культовые фильмы. С выставками то же самое. Несколько лет назад на все того же великого Пикассо в Эрмитаже рвались, как когда-то на ничтожного Глазунова. А взять последние события: Валентин Серов — лучший русский живописец, однако поначалу до его экспозиции было дело лишь тем, кто Серова любит. Ширнармассы же спохватились, увидев в телевизоре, что на серовские портреты былых властителей приехал посмотреть властитель нынешний. Фрида Кало, женщина со сросшимися бровями и трудной судьбой, значительную часть своей недолгой жизни трудилась над увеличением в мире количества безобразного. Каковым оно, безобразное, и осталось бы, не наложись в какой-то момент модный левацкий дискурс и победивший феминизм на смачную биографию нашей Фриды: мексиканская инвалидка, замужем за Диего Риверой, в постели с Троцким, да еще и картины писала. Естественно, что весь мир сбежался глазеть на эти, с позволения сказать, картины. Уж не говоря о голливудском байопике с Сальмой Хайек — его маркетинговый эффект для посещаемости выставок Кало оказался столь же мощным, как фильм «Блеск» с Джеффри Рашем об умственно недостаточном пианисте — для посещаемости концертов его прототипа Дэвида Хэлфготта, на самом деле отнюдь не самого искусного игреца на рояле.

Отрадным же представляется вот что.

Немецкие романтики полагали общедоступность синонимом пошлости, истинное же искусство эзотерично. Доводя эту мысль до конца, можно сказать, что настоящий шедевр понятен разве что его автору. Да и то не вполне. Советская власть придерживалась противоположной точки зрения, выдвинув лозунг «Культура — народу!». Косвенно с этим согласился и Бродский: мол, читавший Диккенса с меньшей вероятностью выстрелит в себе подобного, чем не читавший. Кто-то, конечно, эстетски-высокомерно процедит, что очередь на Серова — именно пошлость: «им ведь что Серов, что Кало, что Ван Гог на лабутенах», потому что большинство оценить подлинные достоинства художника не в состоянии. Как и достоинства всякого искусства, которое, будучи настоящим, сделалось еще и культовым, а потом (и потому) неизбежно почти анекдотическим. Ближайший и самый яркий пример — Пушкин. Но, полагаю, чем бы ни руководствовались стоящие в очереди, если в результате кто-то обнаружит, что, кроме «Девочки с персиками», которую еще во времена оны аж на почтовых марках печатали, у Валентина Серова есть и другие работы… и какая-нибудь вдруг чем-то заденет, понравится, запомнится… — значит, произойдет один старинный и весьма полезный, особенно в России, процесс. Называется «просвещение».

Дмитрий Циликин