Брюссельские теракты меняют наш мир

Возникает большой соблазн связать теракты в Брюсселе, произошедшие утром 22 марта, с наплывом беженцев из Сирии, будоражащим Европу на протяжении последнего года. Однако связь этих событий маловероятна.

Террористические акты обычно совершаются после серьезной подготовки. Занимаются этим уж точно не маргиналы, недавно пересекшие границу Евросоюза в поисках куска хлеба и безопасности. Такие люди способны разве что на приставание к женщинам в новогоднюю ночь возле Кельнского собора. А те, кто ныне взорвал аэропорт и метро в Брюсселе, сродни тем, кто взрывал стадион и концертный зал в Париже в ноябре 2015 года. Как правило, такие террористы имеют связи в местной среде, приличное финансирование и, самое главное, четкие продуманные цели, связанные с расширением сферы влияния фундаменталистского ислама. Они ведут многолетнюю организованную войну, начавшуюся, как условно принято считать, 11 сентября 2001 года в США, а фактически даже раньше.

Означает ли это, что нынешняя массовая миграция сирийцев в Европу никак не будет связана с терроризмом? Нет, конечно. Она расширяет потенциальное число бойцов-фундаменталистов. Только скажется это не сейчас, а значительно позже, когда мигранты и их дети адаптируются в Европе и станут решать экзистенциальные задачи вместо сугубо материальных, стоящих перед ними сейчас.

Остановить эту войну, как показало развитие событий после 11 сентября, никакие меры антитеррористической безопасности не могут. Если бы из слов, произнесенных на Западе и в России о важности борьбы с терроризмом, можно было построить стену, то она была бы уже намного больше Великой Китайской. Но у китайцев в свое время получилось худо-бедно отгородиться от давления северных кочевников, а христианской цивилизации пока это сделать не удается.

Между тем, под громкие, но не слишком плодотворные речи о технических средствах защиты от террористов происходят большие изменения в политической жизни стран Запада. Интересно, что большинство аналитиков делают вид, будто данные вещи между собой почти не связаны. Но на самом деле мир XXI века именно под воздействием столкновения цивилизаций становится совершенно иным, нежели старый мир века ХХ.

Самое яркое проявление — феномен Дональда Трампа, кандидата в президенты США, сломавшего за последние месяцы все сложившиеся представления о том, как должна идти схватка за Белый дом в Вашингтоне. Трамп в своей агитации сделал упор не на традиционные политкорректные вопросы, обсуждаемые республиканцами и демократами, а именно на проблему столкновения разных культур. Он вообще не желает пускать мусульман в США. Он хочет отгородиться от Мексики «великой американской стеной». Он хочет отгородиться от Китая и стран Юго-Восточной Азии своеобразной экономической стеной, чтобы удержать американские капиталы и не дать им уйти туда, где дешевле рабочая сила.

Таких, как Трамп, порой называют фашистами, но это сильное упрощение. Старый фашизм давно похоронен, его идеи не популярны ни в Германии, ни в Италии, где в свое время процветал тоталитаризм. Сегодня народ богатых преуспевающих стран не раскачаешь разговорами о превосходстве одной расы над другой (как у Адольфа Гитлера) или о необходимости построения сплоченного антидемократического государства-корпорации (как у Бенито Муссолини). Подобная демагогия пробуждала фанатизм в основном среди бедных людей кризисной Европы, не оправившейся толком еще от последствий Первой мировой войны.

Нынешних благополучных, обеспеченных обывателей волнует совсем другое. Они хотят, чтобы их оставили в покое те, кто лезут в Европу и США со своими порядками. Со своей культурой, вторгающейся в привычный образ жизни. Со своими рабочими руками, отнимающими вакансии и зарплаты. Со своими ртами, съедающими значительную часть социального обеспечения. А главное — со своими бомбами, лишающими жизни ни в чем не повинных граждан.

Нынешний обыватель реагирует на вызовы XXI века, а не на то, на что реагировал человек эпохи Гитлера и Муссолини. До появления Трампа политики и аналитики могли делать вид, будто ничего особенного не происходит, а проблему терроризма можно решить чисто полицейскими мерами. Трамп, к удивлению всего американского истеблишмента, показал, что его политическая линия востребована миллионами простых людей. Нравится нам это или нет.

Нечто похожее происходит и в Европе. «Национальный фронт» Марин Ле Пен во Франции давно уже на слуху и достиг известных успехов в политике. А прорыв партии «Альтернатива для Германии» на недавних региональных выборах в Саксонии-Анхальт, Рейнланд-Пфальце и Баден-Вюртемберге показал, что даже в стране, где жесткий национализм с послевоенных времен был не в чести, формируются, похоже, принципиально иные настроения широких масс.

Чем больше терактов, тем активнее избиратели будут поддерживать националистов нового типа — тех, которые борются в первую очередь с различными проявлений глобализации (в том числе с миграцией). А поскольку сейчас уже ясно, что теракты стали, увы, постоянным явлением за последние 15 лет, не вызывает сомнения рост популярности новых правых политических сил.

У них, правда, есть большая слабость. Миграцию остановить трудно, поскольку те же самые обыватели, которые требуют сохранить национальную культуру и рабочие места, не готовы трудиться на стройках, быть уборщиками, санитарами и т. д. Развитым странам нужен постоянный приток мигрантов — без них экономика не сможет существовать. Но при этом государства должны стремиться к тому, чтобы тщательно перешерстить каждую очередную людскую волну, накатывающуюся на Европу, поскольку в ней будут скрыты зародыши новой волны терроризма.

Однако успех в отсеве террористов всегда будет весьма относительным. В том числе потому, что организаторы взрывов часто вырастают из детей тех, кто приехал с мирными целями. Отделить овец от козлищ сегодня так же сложно, как лет 100-150 назад сложно было отделить спокойных, трудолюбивых рабочих от потенциальных бунтарей, забастовщиков и большевиков. Тогда политики поделились на правых и левых в зависимости от того, стремились ли они жестко противостоять бунтарям или идти навстречу важнейшим их требованиям. А сейчас Европа и США начинают делиться на правых и левых в зависимости от того, стремятся ли они инкорпорировать мигрантов в современное западное общество или отгородиться от них «великой трамповской стеной».

В России тоже присутствуют все те проблемы, которые разделяют западные страны на правых и левых. Есть огромная миграция, настороженность коренного населения, кровавые теракты и даже отрезанная голова ребенка. Нет лишь одного — демократии, которая позволяет обществу осуществлять выбор политики. Мы голосуем, но у власти остаются те же люди.

Поэтому Россия пока реагирует на происходящее не так, как Европа. Законопослушные граждане все ждут высочайшего соизволения устранять нарастающие противоречия. А непослушные кучкуются где-то для того, чтобы при случае проявить всю свою злость и агрессию в отношении мигрантов. Вряд ли такого рода подход окажется эффективнее европейского.

В свое время деление на противостоящие политические партии привело Европу к решению рабочего вопроса посредством формирования системы социального страхования. А кучкование по углам непослушных привело Россию к революции и гражданской войне, в которой сошлись друг против друга разного рода озлобленные граждане. Европейский путь решения проблемы, понятно, далек от идеала. Но наш, увы, оказался далек даже от здравого смысла.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге