Posted 24 июня 2016,, 17:00

Published 24 июня 2016,, 17:00

Modified 31 января, 10:45

Updated 31 января, 10:45

Евросоюз изменится или исчезнет

24 июня 2016, 17:00
Сергей Шелин
При любом повороте событий та Европа, к которой мы привыкли, уходит в прошлое.
Сюжет
Brexit

Первые отзывы на Brexit вращаются вокруг трех вопросов. Заслуживает ли уважения народное волеизъявление по поводу такого сложного решения? Какой будет экономическая цена развода? И, разумеется, вариации на тему «Путинопятьвсехпереиграл».

Целиком соглашаюсь с важностью того, другого и третьего. Да, кампания перед референдумом прошла на первобытном интеллектуальном уровне. Да, если подойти с умом, то хозяйственные последствия развода могут стать не очень дорогостоящими. И да, европейский натиск на Кремль теперь ослабнет — просто по причине занятости другими делами.

Однако есть еще одна мысль, которую считаю не менее важной. Все вышеизложенное основывается на предположении, что Британия останется Британией, только без Евросоюза; Евросоюз останется Евросоюзом, только без Британии; российско-европейские отношения тоже будут примерно такими же, как и до сих пор, только мощь Брюсселя слегка убавится.

А что если добрекситовские правила игры вообще перестанут действовать? Ведь начались тектонические сдвиги. Не совсем исключено, что на месте нынешнего Евросоюза в исторически короткий срок появится другая реальность, к которой надо будет подходить с другими мерками.

И на месте Британии тоже. Шотландия уверенным большинством высказалась за то, чтобы остаться в ЕС. Вероятность того, что она теперь отделится от метрополии, явно выросла. В Северной Ирландии, где католическая половина жителей поголовно голосовала против Brexit, возникла новая ситуация, которая может обернуться самыми захватывающими вещами.

Но вернемся в континентальную Европу, с ее четырьмястами пятьюдесятью миллионами обитателей, остающимися пока гражданами ЕС.

В большую моду вошли сравнения Евросоюза с СССР. Мол, пробил час и для ЕС. Но Советский Союз, с его абсолютно централизованной экономикой, вообще не мог быть децентрализован каким-то эволюционным путем. Он был способен только расколоться.

Куда более подходящие сравнения — с распадом югославской и чехословацкой федераций в начале 1990-х. В обеих уже были рыночные экономики и разводы состоялись из-за столкновения национальных идентичностей и тяги большинства в ЕС, который выглядел тогда добровольным и процветающим объединением.

Впрочем, это прошлое, которое следует помнить, однако не стоит буквально прикладывать к сегодняшнему дню.

Попробую перечислить не только заведомо неверные допущения, на которых строился Евросоюз, но и те его сегодняшние проблемы, которые вряд ли можно было предвидеть заранее.

1. Непонимание жизнеспособности национальных государств. Попытки их ослабить вызвали ответную реакцию почти во всех краях ЕС. Британия переживала это особенно остро, потому что, считая себя великой державой, не получала утешения от роли политического (как Франция) или экономического (как Германия) лидера ЕС. Поспешное согласие европейских структур не покушаться на британский суверенитет, данное в начале этого года, оказалось запоздалым и сбить волну английской национальной истерии уже не смогло.

2. Повсеместный подъем регионализма и сепаратизма (Страна Басков, Каталония, итальянский Север, Корсика), в ответ на который ни старые государства, ни руководство Евросоюза не предлагают ничего внятного.

3. Мания строительства европейского централизованного супергосударства путем внедрения левых экономических идей. Быть левым или правым — дело вкуса. Левые экономические идеи в однородных обществах оказываются вполне живучими (например, в Скандинавии). Но в неоднородной Европе они обернулись массой решений, нерациональных в любых координатах, и, разумеется, перманентным выяснением, кто кого кормит. Уж мы-то, бывшие советские люди, чувствуем такие вещи очень тонко.

К тому же поспешность и непродуманность сооружения новых институтов приводит к постоянным сбоям в их работе. Не говоря о том, что новые левые, выдвигающиеся сейчас на уровне национальных государств (греческая СИРИЗА, испанская Podemos), по определению конфликтуют со старыми левыми на уровне евросоюзовского руководства.

4. Путаница и слабость в отношениях с внешним миром, а также в представлениях о естественных границах ЕС. Тут даже и перечислить главные трудности не хватит места.

Почему, скажем, с Украиной не ведут переговоры о вступлении, а с Турцией ведут?

И каким способом ЕС строит отношения со своим самым большим соседом — Россией? Как субъект политики, у которого есть своя долгосрочная стратегия, или как конгломерат стран, на ходу меняющих свою тактику?

Чем социальнее становится Евросоюз, тем он заманчивее для переселенцев со всей планеты. Если сбудется мечта о «безусловном базовом доходе», который станут выплачивать каждому жителю, то в Европу двинутся уже не миллионы, а сотни миллионов. Обязана ли Европа принимать всех переселенцев и беженцев, в большинстве людей неподдельно несчастных, или открыто продекларирует свое право их не принимать и, допустим, расселять где-то в других краях? Сегодняшний ответ, обозначающий золотую середину между политкорректностью и реальностью: ни да, ни нет.

И таковы же европейские «ответы» на все прочие подобные вопросы.

5. Упадок руководящих классов — как национальных, так и общеевропейского. В первом случае это выражается в выходе на сцену нового поколения политиков-манипуляторов, жонглирующих националистическими, ультралевыми и квазиконсервативными идеями. Во втором — во всеобщих и дежурных декламациях о «евробюрократах, которых никто не выбирал».

6. Всемирный кризис идей международной интеграции. Вовсе не евробюрократия в нем виновата. В американской предвыборной кампании запросто шельмуется даже NAFTA, ассоциация с Канадой и Мексикой, — чисто рыночное, ненаднациональное и небюрократичное объединение.

Список можно продолжить, но хватит и этого.

Ничего удивительного, что перегруженный проблемами и слабо управляемый Евросоюз, попав к тому же в нынешний мировой шторм, сила которого от него не зависит, постоянно запаздывает с решениями и только кое-как реагирует на вновь возникающие трудности, никогда их не предугадывая и не проводя никакой упреждающей политики.

Ввели единую валюту, одарили ею страны, откровенно не готовые сменить свои прежние стандарты обращения с деньгами, и не продумали даже процедуру исключения из зоны евро. Может быть, своевременное изгнание Греции из этой зоны, сопровождаемое национальным банкротством, возвратом к инфлирующей драхме и прочими прелестями, убедило бы евроскептиков, в том числе даже и британских, что интеграция в чем-то лучше, чем дезинтеграция.

Можно было пойти навстречу ясно выраженному общественному мнению и целиком подчинить Еврокомиссию (правительство ЕС) выборному Европарламенту, урезав одновременно те ее полномочия, которые особенно раздражают европейцев.

И ничто не мешало при этом узаконить два статуса для членов ЕС — с полным членством и с частичным, учитывающим опыт отношений с Норвегией и Швейцарией.

Так или иначе, шестидесятилетняя европейская идиллия заканчивается. Впереди — или нахождение новых решений, или неконтролируемый распад системы. И то, и другое вполне возможно.

Поскольку Россия обычно перенимает европейские идеологические новинки, и притом в утрированном виде, то желать Европе дезинтеграции или победы там деструктивных идей могут у нас только люди, которые не догадываются, чем это обернется для них самих.

Сергей Шелин