Posted 23 января 2017,, 18:05

Published 23 января 2017,, 18:05

Modified 31 марта, 00:28

Updated 31 марта, 00:28

За что полюбили Трампа

23 января 2017, 18:05
Дмитрий Губин
Новый американский президент близок тем, кто находится внизу общественной пирамиды. Он реализует запрос обывателя на упрощение культуры.

Из России инаугурация Дональда Трампа смотрелась как второй Новый год, если не как второе пришествие. Говорят, на каком-то канале даже вели отсчет времени до начала трампова президентства. Ни одного другого главу США у нас так не приветствовали, как вульгарного, громкого и внесистемного Трампа.

Это не аналог симпатии к Жириновскому, которого только простаки считают клоуном и который на самом деле умелый цирковой менеджер. И это не расчет на снятие санкций, потому что в основном ущерб нам наносят собственные контрсанкции. Возможно, это надежда, что лихой Трамп по неумелости и глупости ослабит Америку, а в идеале — развалит. Я слышал такое от нескольких социологов. Конец Америки или хотя бы понос у Америки — это и правда мечта для тех, кто в свое процветание мало верит.

Но, на мой взгляд, любовь к новому президенту США объясняется другим.

Вульгарный до хамства Трамп своей победой дает оправдание и надежду тем, кто внизу общественной пирамиды. Трамп реализует запрос обывателя на упрощение культуры. Он открыто гордится тем, чего сложноустроенные люди привыкли стыдиться, — и за что привыкли стыдить других. Права мигрантов и сексуальных меньшинств, мультикультурализм и равенство женщин — он открыто насмехается над этим, как и вообще над истеблишментом (от либеральной профессуры до вашингтонской бюрократии). «Тряхнем систему!» — его девиз. Трамп соответствует мыслям тех, кого эта система давит. И, что еще более важно, он соответствует принципам информационной, постиндустриальной цивилизации, которая строится на прямой демократии и отвергает иерархии.

Поясню.

Все структуры, вся культура, все институты индустриального века были экспертно-иерархическими. Обществ, построенных на прямой демократии, не было нигде, включая Запад. Любая идея, произведение, новая теория предварительно обкатывались в экспертном сообществе — это касалось и США, и СССР. Поэт не мог стать популярным, не напечатавшись в журнале; секретарь горкома должен был отучиться в партшколе; политику следовало оканчивать Йель и участвовать в праймериз. Да, люди выбирали, что им смотреть, читать и за кого голосовать, — но из утвержденного экспертами списка.

Так формировалась культура уходящей эпохи. До тех пор, пока средства распространения информации контролировались этой системой, у внесистемных писателей, поэтов, музыкантов, политиков шанса говорить с миром в обход системы не было. Где бы писатель печатался? Кто бы дал концертный зал музыканту? Как бы добивался политик народной любви? «Писатель рукопись посеял, но не сумел ее издать, она валялась средь России и начала произрастать», — это советский феномен, реакция на неуклюжую идеологию. Но самиздат тоже был экспертной иерархией. Перепечатывали и ротапринтировали не всех, а лишь Бродского, Солженицына, Гумилева, Набокова — тех, кто прошел антисоветскую экспертизу.

А вот постиндустриальная, информационная эпоха дала любому прямой доступ сразу ко всем, минуя иерархии. Сначала это многих вдохновило, потому что появились Uber и Airbnb, давшие дешевые такси и жилье в обход таксопарков и гостиничных сетей. И то, что прямая сетевая демократия может приводить к упрощению общественной культуры, стало понятно не сразу. Но сетевая литература сделала всеобщим достоянием не «Лолиту», а «50 оттенков серого». Сетевая поэзия вместо Гумилева вывела в хиты «пирожки» и «депрессняшки». А когда мэтры петербургской фотографии (щажу имена) появились в Инстаграме, оказалось, что они сильно проигрывают тем, кто фоткает анилиновые закаты с березками, томных дев и котиков.

Прямая демократия резко понизила планку допустимого: те, кто внизу, стали диктовать свои правила. Тех, кто внизу, всегда больше, чем экспертов, — и простая культура стала уничтожать сложную.

Трамп — горлопан и сексист — социально близок обладателю двухкомнатной панельной квартиры спальном районе, где на стене календарик с котиком да картинка с церковкой на закате. Обыватель тоже считает, что бабы и понаехавшие слишком много стали о себе понимать, что всяким геям не фиг давать права, и что мебель красивше та, которая с гнутыми ножками и позолотой (у Трампа, кстати, именно так обставлен пентхаус).

Трамп — это продукт сетевой демократии. Он — лидер масс-культуры, распространяемой напрямую, минуя экспертов. Любимец «красных затылков», отвергающих иерархическую систему, потому что, во-первых, она сложна, а во-вторых, предполагает альтернативы. Альтернативы же снижают значимость собственного простенького уклада.

Трамп — наглядное доказательство, что игра на понижение культуры возможна в самых развитых странах. Просто в них она идет «снизу», как неожиданный результат технического и экономического развития, а у нас насаждается «сверху», чтобы остановить всякое развитие.

Опрощенная Россия любит Трампа просто потому, что он ей нравится. Побочный продукт прямой демократии оказался близок продукту, который намеренно создавался системой с уничтоженной демократией.

Противоположности сошлись.

Мне от этого дико неуютно. Так же неуютно, как моим друзьям в Европе, которые постят рисунки с целующимися (на манер Брежнева и Хонеккера) Путиным и Трампом, — и знают, что американский сценарий может реализоваться на выборах во Франции и Германии. Тогда нашей Европе конец, и в Америку уже не сбежать.

Дмитрий Губин