Драматический перелом

Странное развитие получило обсуждение дела Мисюриной. Зачем-то стали обсасывать абстрактные вещи — отношение пациентов к врачам и обратно. Наводить тень на плетень.

Интересы пациентов — это одно. Интересы врачей — другое. Интересы медицинской науки — третье. Интересы регулятора — министерства — четвертое. Интимный акт переживания смерти близкого человека, сопутствующие ему чувства — гнев, возмущение — пятое. Ну, а абстрактных врачей абстрактные пациенты не любили еще во времена Амбруаза Паре.

То есть тема т. н. «репутации врача» в глазах некоего «общества» есть чистая профанация. Ничего нового. Или уникального в мировом масштабе. Вот в США сидят врачи все с ног до головы в страховках гражданской ответственности, чуть ли не каждая третья смерть становится поводом для судебного разбирательства на предмет врачебной ошибки, а победитель президентской гонки отдельно проклинает врачей как кровопийц и жуликов в своей предвыборной программе. И ничего страшного не происходит.

Сегодня для медиков важно совсем другое. Первое. Позиция СК. Вся эта вакханалия, вишенкой на тортике которой является дело Мисюриной, произошла только по одной причине. Преступления врачей выделили в отдельную графу отчетности и заставили региональные СК отчитываться в их изобличении. То есть то, что для специалиста — асбурд, вроде посадки начмеда крупной больницы в составе преступной группы с инфекционистами за внутрибольничную клебсиеллу — реальный случай в Хабаровске; для офицера СК — это предмет строгой отчетности, а в перспективе и новые звезды на погонах.

Расследование преступлений врачей на рабочем месте сегодня есть один из критериев профессионализма офицера СК. При этом возможности и механизма получить качественную экспертизу у офицера СК нет, а собственных знаний а) не хватает; б) не обязано хватать. Врач же выступает «легкой мишенью». Потому что средний врач — так устроена профессия — рационален и верит в государство и его институты. «Лох» в терминологии сотрудников и их обычного контингента.

И тут возникает вопрос номер два. Кто пакует врачей и отправляет тепленькими в чистые руки? Кто сообщает органам про смерти, которые ни по одному формальному критерию не являются подозрительными — вроде смертей при реанимации 500-граммового младенца в районной больнице без оборудования и неонатолога (реальное уголовное дело в Калужской области)? Кто увольняет врачей после первого обращения СК? Кто не поддерживает врачей, заявляя «органы разберутся» (позавчера замминистра Яковлева, а вчера сама министр по поводу дела Мисюриной). Кто ни разу не высказался публично против инициатив СК по отчетности внутренней и ятрогенной преступности? Генпрокуратура выступила против, а родное Министерство что? Горячо поддержало? Не удивлюсь. Во всяком случае, никаких инициатив или попыток по созданию прозрачной системы экспертизы «криминальности» в деятельности медиков зафиксировано не было.

Вспоминали вчера, как мою маму, профессора-нефролога из федерального профильного центра проверяло ФСБ по заявлению одного из региональных облздравов на предмет, нет ли в диагнозе «Атипичный гемолитико-уремический синдром» умысла против Российской Федерации и ее народа. ФСБшники люди культурные, разобрались. Но сам факт: облздрав крупного субъекта требует признать «врагом народа» практикующего врача за диагноз! А мы потом с удовольствием рассуждаем про «репутацию профессии».

И дальше. Кто тянет больных людей в суды, снимая им там диагнозы, требующие дорогого лечения? Кто отказывает пациентам в лечении, требуя опять же подтвердить назначение и диагноз через суд?

В деле Мисюриной произошел драматический перелом — впервые региональные администраторы здравоохранения выступили на стороне врача, а не репрессивной системы. Это действительно драматический и действительно перелом, спасибо огромное и Хрипуну, и Печатникову, и Собянину. Надеюсь, дело Мисюриной станет хорошим стартом для новой политики администраторов здравоохранения повсеместно.

Но пока вертикаль Минздрава выглядит партнером СК по репрессиям в адрес медицинских работников, а иногда и инициатором этих репрессий.

И третье. Сообщество медиков до дела Мисюриной являлось действительно удобной мишенью. Профессиональных организаций, способных выступить стороной в дискуссии с СК, не существует, бюджетные лоббисты, ориентированные на фарму и стройку крупных центров врачей в упор не видят. При этом сообщество, как показывает сегодняшний день, обладает колоссальным потенциалом. И очень важно не дать дискуссии о «деле Мисюриной» уйти в сторону «а вот врачи», «а вот пациенты».

Делать-то понятно что в первую очередь — давить на СК с целью исключения «преступлений врачей» из числа отдельных «особых» категорий внутренней отчетности на уровне с терроризмом — пока не создана и обнародована публичная и понятная для всех участников процесса система по которой то или иное происшествие в медицинской сфере квалифицируется как «подозрительное». То есть расследовать преступления в медицинской сфере как обычные правонарушения, а не видеть в каждой больничной смерти новую звезду на погоны.

И второе: врачи должны осознать себя сообществом, способным не только к защите своих рядовых участников и отстаивании групповых интересов, но и к самоочищению. Пространства для СК, облздравов и прочих «друзей» будет существенно меньше, если врачи смогут в том числе давать оценки профессиональным и этическим качествам своих коллег и предпринимать\ходатайствовать о принятии по этому поводу соответствующих организационных действий.

Потому что — что правда, то правда — не существует ни одного механизма, по которому средний пациент мог бы найти правду внутри системы здравоохранения. В то время как в других странах именно разнообразные парапрофсоюзные организации — «ассоциации», «ордена», «гильдии» и так далее — берут на себя в том числе и эту функцию — оценки качества медицинских услуг и этики их оказания. И пока этого не будет у нас, ситуация радикально не поменяется.

Глеб Кузнецов

Прочитать оригинал поста Глеба Кузнецова можно здесь.