Россия-Венесуэла: этот странный союз

Накануне своего недавнего переизбрания президент Венесуэлы Николас Мадуро заявил, что у его страны в этом мире есть только три союзника: Белоруссия, Иран и Россия. Тут можно было бы вспомнить старый афоризм: «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты», и закрыть тему. Тем более что все четыре страны, включая несколько вроде бы выбивающийся из этого ряда теократический Иран, действительно имеют схожие политические системы. В том смысле, что какие-никакие выборы там проводятся, но власть при этом ничуть не меняется.

Есть, конечно, некоторые отличия, объясняемые национальной спецификой. Из всех этих четырех стран, в Венесуэле сложилась наиболее гибкая и демократическая политическая система. К примеру, оппозиция победила на последних парламентских выборах в 2016 году, что, впрочем, не помешало Верховному суду лишить Национальную ассамблею ее полномочий. Представитель оппозиции мог бы победить и на недавних президентских выборах, если бы не ошибочная тактика бойкота (с одновременным участием в выборах), которую избрали его сторонники. Так что, по большому счету, венесуэльской оппозиции нужно винить, в первую очередь, себя и только во вторую — авторитаризм Мадуро или плохую политическую систему страны.

В Иране, как известно, также проводятся альтернативные президентские выборы, но в этой стране все упирается именно в политическую систему. Выборы главы государства здесь вещь второстепенная — реальная власть у высших представителей исламского духовенства и его орудия насилия и принуждения — Корпуса стражей исламской революции.

В Белоруссии и, особенно, в России, несменяемость верховной президентской власти это результат конституционного устройства, который дает президенту почти императорские полномочия. В дополнение к этому есть и практически полный контроль над основными телеканалами, что делает лидеров в этих двух странах несменяемыми.

Что касается современных России и Венесуэлы, то различий, на первый взгляд, гораздо больше, чем совпадений. Действительно, что может быть общего между «левой», «социалистической», «ультрареволюционной» Венесуэлой, где революция, во всяком случае, как постоянно клянется Мадуро — одна из главных ценностей, и современной правоконсервативной Россией, лидер которой Владимир Путин все время подчеркивает, что любая революция — источник всех и всяческих бед, какие только могут свалиться на государство?

Напомню в этой связи, что после своей очередной инаугурации Путин вновь назначил на должность министра такого идеологического ведомства, каковым является в РФ Минкультуры, Владимира Мединского — поклонника контрреволюционного, монархического, националистического и, по сути, протофашистского явления, каковым в дореволюционной России было движение черносотенцев. Кроме того, сам Путин неоднократно говорил, что его любимым философом является Иван Ильин — российский эмигрант, живший в нацистской Германии и до смерти бывший противником всякого коммунизма.

Мадуро, а до этого его предшественник Уго Чавес, во всяком случае по их собственным уверениям, строят в Венесуэле «социализм XXI века». В современной России социализм развенчан как череда ошибок и преступлений. Если здесь властями и поддерживается ностальгия по СССР, то только, как тоска по утраченному имперскому величию.

То есть, формально рассуждая, Мадуро и Путин, современные Венесуэла и Россия —антиподы. Откуда же этот их странный союз?

Повторю, странным он может показаться только на первый взгляд. Во-первых, очевидно, что лидеры двух стран дружат друг с другом по принципу «враг моего врага — мой друг». А враг у них один и тот же — «имперские США».

Тут надо отметить с каким почти паталогическим наслаждением лидер Венесуэлы, как и все традиционные левые во всем мире, называет США империей. Мадуро даже недавно назвал Дональда Трампа «мистер император». Тот факт, что этот «император» через несколько лет неизбежно сойдет со своего «трона», что в этой «империи» проводятся альтернативные выборы, результат которых часто невозможно предсказать, что в ней имеется развитое местное самоуправление, оппозиционные СМИ, что противники власти могут проводить митинги без риска быть схваченными полицией, от этих «левых», в том числе и от мистера Мадуро, естественно, ускользает.

В связи с этим возникает вопрос: если в свое время Маркс призывал анализировать общество, которое имеет место быть в реальности, то какое общество анализируют эти «левые»? То, что существует в реальной жизни или только в их головах?

Впрочем, если приглядеться, то этот странный союз между «левой» Венесуэлой и правой Россией имеет под собой и более реальные идеологические и экономические основания.

Что касается идеологии, то уже неоднократно приходилось писать, что социализм, исповедуемый большинством нынешних левых во всем мире, несмотря на некоторые нюансы, имеет то общее, что это та или иная форма национал-социализма. То есть, по преимуществу замкнутая на себя экономическая и, как следствие, политическая система, в основе которой либо частичное, либо более или менее массовое огосударствление средств производства. За счет этого такое «социалистическое» государство несколько более равномерно распределяет национальное богатство, увеличивает расходы на социальные нужды и вкладывает средства в инфраструктурные проекты.

Однако при этом в самом способе производства в такой стране ничего не меняется. Просто на место менеджера крупной частной корпорации приходит менеджер от государства. Абсолютное большинство непосредственных производителей этого самого национального богатства, то есть те, кто и производят его своими руками и мозгами, при этом «социализме» как были, так и остаются бесправными наемными работниками, от которых ничего не зависит. Их участь в такой совсем не оригинальной «социалистической» системе остается прежней — работать за небольшую зарплату, с трудом позволяющую сводить концы с концами, и молча смотреть в рот своему начальству.

Если же руководство очередной «социалистической» (обычно по самоназванию) страны ко всему начинает пытаться жестко контролировать цены на товары, как это делают руководители «революционной» Венесуэлы, это неизбежно приводит к товарному дефициту, очередям и, как следствие, массовому недовольству граждан.

Причины неприятия людьми проводимой правительством социально-экономической политики всегда, естественно, находятся за рубежами страны. И тут сказки про вездесущую американскую «империю» очень кстати. Весьма характерно в этом смысле недавнее интервью заместителя министра иностранных дел Венесуэлы Уильяма Кастильо газете «Коммерсант», в котором тот полностью отрицает какие бы то ни было ошибки руководства страны в проводимой им экономической политике. Главная недоработка, по его словам, состоит в «непонимании глубины экономического заговора, участники которого активизировались со смертью Уго Чавеса».

Так всегда. Непонимание законов развития общества прямиком ведет к «теориям» экономического и прочих «заговоров»…

Между тем, «социализмом» систему, созданную в Венесуэле еще при Чавесе, можно назвать с большой натяжкой. Несмотря на сокращение численности частных компаний в этой небольшой стране, оно все еще достаточно велико. Таким образом, «боливарианский социализм» точнее было бы охарактеризовать даже не как национал-социализм, а скорее национал-капитализм.

В этом смысле Венесуэла также очень похожа на современную Россию, где концентрация капитала, в том числе государственными методами в руках узкого слоя приближенных к власти олигархов, привела к сокращению числа собственников средств производства, но не уничтожила их полностью.

Итак, с причинами политической, идеологической и социально-экономической близости Венесуэлы и современной России мы разобрались. Очевидно также и чисто практическое стремление Каракаса погрузиться в объятия Кремля. Россия сегодня едва ли не единственный крупный кредитор Венесуэлы. При этом возврат одолженных денег под большим вопросом, поскольку нефтедобыча в Венесуэле по причине безграмотного менеджмента и низкой квалификации персонала падает даже на фоне растущих в последние несколько месяцев нефтяных цен.

Таким образом, если на вопрос, зачем «р-р-революционной» Венесуэле контрреволюционная Россия, ответ достаточно очевиден, то на вопрос зачем Кремлю поддерживать «социализм XXI века», ответить несколько сложней. К нынешним все возрастающим издержкам внешней политики Москвы теперь добавляется еще и необходимость поддержания венесуэльского режима.

Судя по всему, в Кремле эти непродуктивные расходы относят к категории сугубо политических. Просто Венесуэла — очередной «непотопляемый авианосец» для пытающейся встать с колен российской неоимперии. Оттуда «грозить мы будем миру» и, в первую очередь, американским гегемонистам. Впрочем понять такую логику нашей власти тоже можно. Для нее эти расходы — часть глобальной борьбы за собственное выживание.

Александр Желенин