Posted 13 июня 2018,, 10:00

Published 13 июня 2018,, 10:00

Modified 31 января, 19:49

Updated 31 января, 19:49

Переделка Цоя

13 июня 2018, 10:00
Дмитрий Травин
Фильм «Лето» Кирилла Серебренникова поэтизирует трагический прагматизм, который не столько вознаграждался успехами, сколько порождал мечтания о бегстве от действительности.

Ровно тридцать лет спустя после появления на советских экранах фильма «Асса» Сергея Соловьева Кирилл Серебренников совершенно изменил взгляд на поколение Виктора Цоя и «мальчика Бананана» в только что показанной нам ленте «Лето».

Все помнят, наверное, знаменитую сцену, которой завершается «Асса». Некая мрачная тетка зачитывает лидеру группы «Кино» длинный список того, что он должен или не должен делать как артист, нанятый государством для выступлений в «кабаке». Цой вдруг встает и молча уходит, не желая соглашаться на подобные компромиссы. А затем сразу оказывается перед огромным залом (или даже стадионом?), где исполняет знаменитую песню «Мы ждем перемен».

Подобный финал означал тогда полную победу горбачевской перестройки.Торжество молодых радикалов над старыми конформистами. Прорыв к массам новых властителей дум, новых кумиров, новых лидеров — ярких, дерзких, энергичных.

В «Лете» тоже есть «сцена с теткой». Но она — в середине фильма. И представляет собой не победу сил света над силами тьмы, а так называемый «иерархический торг». Радикалов отправляют на кухню за компотом, а конформисты договариваются с начальством о дозволенном при помощи понятных тому аргументов. Кому-то сцена может показаться довольно странной и несколько принижающей роль наших великих нонконформистов. Но, как экономист, должен сказать, что именно на подобных иерархических торгах строилась в начале 1980-х годов вся советская хозяйственная система (и нехозяйственная, по-видимому, тоже). Нижестоящий договаривался с вышестоящим о получении различных благ, а тот, в свою очередь, искал в компромиссе собственную выгоду. Например, правительство предоставляло нефтяникам Сибири дефицитную мебель, а те брали на себя обязательства дать побольше ресурсов для продажи на Запад за валюту, при помощи которой можно было добыть хорошую мебель для многих предприятий страны.

В фильме «Асса» справедливость, в конечном счете, торжествует по не совсем понятной нам причине (как, впрочем, и должно быть в красивых сказках). В «Лете» молодые музыканты медленно и весьма прагматично пробиваются наверх, хотя дело, которому они себя посвятили, казалось бы, свидетельствует об их нонконформизме, а не прагматизме. Вот парадокс: сфера рок-музыки вроде бы маргинальная, но правила, по которым в ней поднимаются наверх, оказываются примерно теми же, что и в официальной советской системе: разумный компромисс, поддержка старших товарищей, а главное — большое личное желание добиться успеха… Добиться успеха, пока унылые житейские обстоятельства — «армия, семья, дети, алкоголизм или отсутствие интереса к жизни», как афористично отмечает в фильме Майк — не оборвут медленное продвижение вперед.

В разных весьма распространенных у нас сказках об эпохе «долгих семидесятых», длившихся вплоть до горбачевской перестройки, старые диссиденты и молодые нонконформисты противостоят консервативной бюрократии, борются с ней посильными средствами и, наконец, побеждают, привлекая на свою сторону народные массы. В реальной действительности молодежь, тяготившаяся советской системой, была, тем не менее, интегрирована в эту систему, жила по ее законам и готовилась так жить постоянно, поскольку никакой перестройки не ожидала и никаких стадионов, собрать на свои концерты не надеялась. Петь в кабаке и иметь постоянный доход от любимого дела, а не от работы в кочегарке, было мечтой «нонконформистов», и Виктор в «Лете» однажды прямо заявляет, что кабак — это мечта, но кто же нас туда пустит?

Реальное противостояние эпохи было не между старым и новым, а между действительностью и грезами! Между тем, как жили мы все, и тем, как хотелось бы нам жить. В реальной действительности условием выживания становился унылый конформизм, но фрустрация, вызванная необходимостью подобного поведения, компенсировалась своеобразным эскапизмом — мысленным уходом в иной, красочный мир, где человек чувствовал себя относительно комфортно. И демонстрация подобного внезапного перехода от действительности к мечте является одним из главных достижений фильма Кирилла Серебренникова. Временами серое советское «Лето» вдруг прерывается. Вдруг расцвечивается звуками и красками. Убогие «совки», наполняющие улицы Ленинграда, начинают петь чужими голосами. Мир преображается, и непонятно становится, то ли ты еще в городе трех революций, то ли в Ливерпуле или на Манхэттене…

Нет сомнения в том, что прагматичный Кирилл Серебренников, как человек из поколения семидесятников (1969 г. р.), гораздо лучше понял свою эпоху, чем гениальный и тонкий шестидесятник Сергей Соловьев (1944 г. р.), попытавшийся в своей «Ассе» изобразить «детей» такими, какими они не были в действительности, но какими ему очень хотелось бы их видеть.

«Лето» — это, конечно, не первая попытка нарисовать реальную картину эпохи. Была, например, прекрасная книга о Цое Александра Житинского, из которой можно узнать, например, о том, что к моменту своей трагической гибели в 1990 году музыкант имел 50 тысяч рублей сбережений (при среднемесячной зарплате того времени — 300 рублей). Как-то раз он откровенно сказал Константину Кинчеву: «Мы сейчас 87 концертов зарядили!». А на недоуменное возражение: «Ты что, все деньги заработать хочешь?», Цой ответил: «А что? Пока можно зарабатывать — надо зарабатывать». Не правда ли, с этим воспоминанием очень четко корреспондирует одна из последних сцен «Лета», где начинающий набирать популярность Виктор пытается узнать, сколько денег можно брать за концерты в Москве?

Впрочем, не деньги даже являются наиболее ярким примером удивительного жизненного прагматизма музыканта. Еще в начале 1980-х годов он сумел закосить от армии, не имея связей ни в военных, ни в медицинских кругах. От самого артиста это потребовало изрядного мужества, а от его супруги Марьяны — силы воли и здорового цинизма. Цой имитировал вскрытие вен и на полтора месяца угодил в питерскую психушку, что на Пряжке. Марьяна ходила в военкомат заплаканная и столь хорошо играла роль «подруги психа», что офицеры ее же еще и пожалели. В конце концов «чокнутого корейца» в армию не взяли, что сберегло его для творчества.

Прочтя это, поклонники Цоя, возможно, упрекнут меня в желании принизить кумира, измазать черной краской его светлый образ. Нет, речь совсем не об этом. Признание того, что герой был прагматиком, а не мечтателем, вовсе не принижает его, а позволяет лучше понять характер творчества. Музыкант Алексей Рыбин сказал о Цое: «Витька не был поклонником так называемой теории „зажженного факела“, основное положение которой сводится к тому, что, если у человека есть „божий дар“, так ему и учиться не надо <…> Витька был упорным и в этом плане трудолюбивым человеком». А вот оценка Житинского: «В каждом деле, которым занимался, он находил хоть чуточку кайфа. А кайф состоял в том, чтобы сказать себе: „я умею это делать хорошо“». На умение делать дело хорошо обратила внимание и актриса Татьяна Друбич, встретившаяся с музыкантами на съемках «Ассы» и увидевшая вовсе не отморозков и алкоголиков, а прагматиков и работяг.

Фильм «Лето», как ни странно, поэтизировал прагматизм нашего поколения. Трагический прагматизм, который не столько вознаграждался успехами, сколько порождал мечтания о бегстве от действительности. Но в итоге создал ту действительность, в который мы сегодня живем. Ту промозглую и холодную осень, что пришла на смену жаркому лету.

Дмитрий Травин