Posted 15 августа 2018,, 12:13

Published 15 августа 2018,, 12:13

Modified 31 января, 20:27

Updated 31 января, 20:27

Откуда в России «террор гимназисток»

15 августа 2018, 12:13
Леонид Смирнов
Дело Павликовой и Дубовик логично вытекает из сворачивания свобод и неготовности власти к непоказушной работе с молодежью.

Дело организации «Новое величие», более известное как «Дело Ани Павликовой и Маши Дубовик», вызывает много вопросов как к силовикам, так и к чиновникам, которым положено работать с молодежью. А пока последние дистанцируются от обсуждения таких непростых историй, как арест Павликовой и Дубовик, эту функцию берет на себя блогосфера. Кроме того, неравнодушные женщины уже готовы пройти сегодня вечером маршем по улицам Москвы для привлечения внимания властей к такой странной борьбе с экстремизмом.

История выглядит очень некрасиво и крайне невыигрышно для государства, его правоохранительных органов и судебной системы. Власть вроде бы может сейчас не давать информации, поскольку идет следствие, и оно имеет право на свои тайны. Но в нашем пока еще не закрытом обществе наружу уже выплеснулось много такого, что «под ковер не заметешь».

Во-первых, среди нескольких арестованных — две девушки, одна из которых встретила в тюрьме совершеннолетие. И они, судя по многочисленным доступным материалам, ну никак не похожи на «разбойниц». Это явно «домашние» девушки, притом очень неравнодушные и чуткие, они обожали животных и спасали выпавших из гнезда птенцов, кормя их из пипетки.

Обвинение же — в создании экстремистской группы, направленной на свержение существующей власти, — как-то не вызывает доверия и желания эту власть защитить. Уж очень разные «весовые категории» у власти и ее оппонентов. Правда, по данным следствия, девушки один раз вроде бы упражнялись в стрельбе из какого-то ружья и чуть ли не в метании «коктейлей Молотова».

Во-вторых, известно, что практически всю «организационную работу» по созданию группы проделал некий аноним, причина засекречивания которого достаточно ясна: это внедренный государственный агент. Попросту говоря — и это слово уж слишком просится на язык — провокатор.

Между тем, в России действует федеральный закон «Об оперативно-розыскной деятельности», статья 5 которого гласит: «Органам (должностным лицам), осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, запрещается:… подстрекать, склонять, побуждать в прямой или косвенной форме к совершению противоправных действий (провокация)».

Написано коротко и ясно, и слово «провокация» присутствует. То есть таких вещей делать нельзя — и не только по очевидным нравственным соображениям, но и просто по закону. А все разговоры о том, что так делает ФБР в США — в общем-то, от лукавого.

«По информации, которую достоверно мы имеем, там было три человека, связанных со спецслужбами, — рассказал „Росбалту“ исполнительный директор движения „За права человека“ Лев Пономарев, пристально следящий за делом. — Два точно — про одного написано, что это капитан полиции, а другой — из Росгвардии, это адвокаты видели. И один — некий Руслан Д., он же Константинов — так там скрыты все его параметры, вымараны».

Именно «Руслан Д.», как только он появился в группе, на собрании в «Макдональдсе», взял в свои руки всю оргработу и написал устав и программу, а также листовки — чтобы все это выглядело как экстремистский материал. «А так как на организацию это поначалу не тянуло, он велел „разбиться на пары“: разведка, финансовый сектор, взаимодействие со СМИ, — рассказал правозащитник. — Он снял квартиру и платил за нее, купил оборудование, вел совещания, которые и сам снимал на видео. И когда девушки хотели было отойти, уговаривал их не уходить».

Объяснений того, что все данные о «Руслане Д.» из дела «вымараны», как пояснил Пономарев, может быть только два, одно из которых совершенно неправдоподобно. А именно: «что это был очень сильный организатор и активист, который, вдруг испугавшись, пошел и сдался». «Но это не проходит, — подчеркнул правозащитник. — Он же сам все это делал — кого же он, сам себя испугался?»

А если нет — то, значит, провокатор. Никого это в нашей стране не удивляет. «Пока непонятно — сверху это все спланировано или это „низовой экстремизм“ сотрудников органов, — заметил Пономарев. — Правильно говорят, что это проверка нашего общества на вшивость. И я рад, что общество ее выдерживает. Наглый вызов спецслужб, на который надо ответить столь же дерзко».

Есть и вопросы «более общего порядка». Ведь не так уж удивительно, на самом деле, появление в одной биографии пипеток, из которых поили птенцов, и старого ружья, из которого учились стрелять.

Молодежь всегда была склонна к бунту. Причин для этого много, но уж по крайней мере одна из них точно состоит в том, что юные сердца и головы особенно чувствительны к социальной несправедливости. И сплошь и рядом в протестных движениях, как легальных, так и нелегальных, объединялись чуткие и искренние юноши и девушки из благородных и богатых семейств и наиболее энергичная молодежь из бедноты и социальных низов.

История царской России XIX и начала ХХ века изобилует примерами того, как в юных руках оказывались револьверы и бомбы — и сколько личных трагедий было, не перечесть. Как не допустить повторения этого? Учитывая, что и в наши дни в России вполне достаточно и бедности, и вопиющего неравенства, и жестокости. Уже ясно, что сейчас государство действует так, как нельзя. А как можно и нужно?

«Я категорически не хочу, чтобы начался „террор гимназисток“ начала ХХ века, — подчеркнул Лев Пономарев. — Но если в наши дни, когда какой-то небогатый интеллектом парень 15-ти лет пишет в интернете: мол, завтра будем громить полицейский участок, — сразу его сажать и показывать: вот, что с вами будет, — это точно парней не остановит! Они еще скорее возьмутся за пистолеты. Психологи должны работать, гражданское общество подключать».

Простых ответов, похоже, нет. Собеседники «Росбалта», тем не менее, настаивают, что молодежи нужно, прежде всего, дать возможность открыто и публично высказаться. А желательно — и возможность проявить себя конструктивно, хотя с этой задачей государство и власть справляются как-то не очень.

«Отдельные люди в государстве понимают ситуацию, — заметил политолог и журналист Максим Шевченко. — Но система не может проявить разум. Люди понимают, что надо разговаривать с молодежью, а система понимает, что надо душить экстремизм. Они не способны идти по пути диалога».

Особо подчеркнул собеседник важность «права голоса» именно как голосования, как восстановления демократических выборов — и возможности сменить недостойных, оказавшихся наверху. «Надо отнять у „Единой России“ право монопольного распоряжения выборами, защитить демократическую процедуру и дать людям выразить свой протест, — предложил Шевченко. — Не бойтесь смены кабинета!»

Сам Максим Шевченко придерживается глубоко пессимистического взгляда на ближайшее будущее. «Выборы за выборами они просто тупо вытирают ноги о возможность выплеснуть энергию протеста в какие-то парламентские структуры, — рассказал политолог, в частности, на основе своего участия в нынешних выборах губернатора Владимирской области. — Сами это уничтожают. Они запустили процесс, который пойдет, как ядерная реакция».

По мнению политолога, власти действуют, именно как жандармы в середине XIX века, что способно привести к появлению организаций вроде «Народной воли» и «Черного передела». «Действовали провокаторы, были инсценировки терактов, — отметил Шевченко. — И все равно появились Перовская и Кибальчич и сделали то, что сделали».

«Молодежь как таковая во все века являлась носителем возмущающего поведения, — напомнил заведующий кафедрой психологии личности МГУ Александр Асмолов. — И самое опасное для любых правительств — это пойти по пути превращения молодежи в „антикультуру“. Чем более репрессивно государство действует по отношению к молодежи, тем больше оно приближает „время Ч“ — время изменения развития всей культуры».

«Когда молодежь может говорить и проявить себя, дорога молодежи идет не по пути бунта и агрессии, а начинает принимать конструктивные формы, — подчеркнул опытный педагог. — Во многих странах для канализации этого разрешен карнавал, разные шутовские действия, и не возникает агрессии».

Но сделать так, «чтобы молодежь почувствовала, что с ней не играют, а она востребована, и у нее есть будущее», — задача, для государственных чиновников плохо исполнимая. В связи с этим Александр Асмолов заметил, что такие советские мегапроекты, как Целина в 1950-е и Байкало-Амурская магистраль в 1970—80-е годы, привлекли определенное количество энергичной молодежи, полной сил и желавшей проявить себя.

Профессор Высшей школы экономики, директор Центра молодежных исследований Елена Омельченко также отметила наличие в стране «низовых молодежных групп, чьи планы связаны с представлением о справедливости и несправедливости». Причем, в такие группы особенно охотно «объединяются студенты-историки и политологи, у которых ощущение несправедливости особо обостряется».

«Работа должна быть в формате дискуссии, которая у нас все больше сворачивается, — заметила Омельченко. — Власть вроде бы хочет привлечь молодежь к политике, но оставляет ей очень мало пространства для высказываний».

Как считает социолог, «нужны открытые площадки, не в формате „селигеров“, где готовится кадровый потенциал на виду». «Если мы хотим понять, что происходит в более закрытых пространствах, надо давать поле для дискуссий, — полагает Омельченко. — Должна быть инициатива сверху, чтобы найти более удобный формат».

В качестве положительного примера таких «низовых площадок» Елена Омельченко привела современный Петербург. В «лофтовых пространствах» Северной столицы удачно соединились «малое предпринимательство, магазинчики, кафешки, кино, выставочные залы, коворкинги, места отдыха и тусовки с небольшими ценами, веганские кафе, живые уголки с зоозащитой».

Все это, кончено, только капля в море нашей суровой действительности.

Леонид Смирнов