Posted 25 октября 2018,, 17:55

Published 25 октября 2018,, 17:55

Modified 31 января, 21:09

Updated 31 января, 21:09

Антропология «распила»

25 октября 2018, 17:55
Один из главных утраченных нами ориентиров — это принцип равенства возможностей. Не доходов, не благосостояния, а именно шансов изменить жизнь.

С некоторых пор я перестал использовать слово «распил» — обывательский штамп о происходящем с госденьгами, который ничего не объясняет, а только фиксирует эмоцию обделенных. Есть ли какая-то более содержательная модель описания этой сферы?

Моя собственная выглядит примерно так.

Имеем два конкурирующих процесса. Первый — стремление Системы (не каких-то отдельных руководителей, а коллективного управленческого бессознательного) к концентрации ресурсов и направлению их на разного рода большие общенациональные цели. Под это дело обнулили бюджетный федерализм, нарастили долю государства в ключевых отраслях экономики, усложнили до предела механизм расходования средств, фактически не оставили пространства для любой частной ренты. Все для фронта, все для победы.

Второй — активно и, что самое главное, успешно конкурирующий с первым — это сдвиг приоритетов у наиболее активной части общества в сторону личных, семейных, групповых и клановых интересов. Принцип такой: сначала «помочь» самому себе, и только потом, так и быть, стране и людям.

Ну то есть когда президент провозглашает очередной национальный проект или «прорыв», пацаны в первую очередь прикидывают, где в этой движухе такое место, заняв которое, можно нормально навариться; и только в последнюю — а зачем это все вообще.

При этом нельзя сказать, чтобы их обуяло какое-то специальное стяжательское или гедонистское безумие; напротив, этот подход в нынешних обстоятельствах является наиболее рациональным.

Все дело в том, что главный, «рамочный» социальный процесс, на фоне которого происходят вышеупомянутые рывки и телодвижения — это процесс превращения позднесоветского общества в феодально-сословное; он начался еще чуть ли не при Брежневе и все еще далек от завершения, но ни единого раза за весь этот период, наполненный вроде бы событиями и потрясениями, не было никакой тенденции к его развороту в каком-либо ином направлении. И в этой ситуации самая прагматичная из возможных стратегий — даже не для себя, а для детей-внуков-правнуков — попытаться занять в этой пирамиде максимально высокое место.

Феодализм подкрался незаметно, хотя для чуткого уха высказанный еще с трибуны XXIII съезда КПСС тезис о том, что главная задача партии и правительства — это «постоянное удовлетворение всевозрастающих потребностей трудящихся», уже означал вставание в колею. Понятно ведь, что потребности будут удовлетворяться неравномерно, и те, кто ситуативно окажутся ближе к кормушке, будут стремиться всеми правдами и неправдами столбить место; а никаких институциональных механизмов выравнивания или «перемешивания» слоев ни в тогдашней, ни тем более в нынешней системе предусмотрено не было.

Сословный строй отличается от классового в первую очередь наследственным закреплением привилегий; главное тут то, что это общество принципиально неравных возможностей. Вопрос о том, кто твои родители, важнее, чем вопрос о том, чего стоишь и что можешь ты сам. Но если тебе повезло с родителями, ты и сам имеешь уже на старте изрядную фору — «раннее развитие», элитное школьное и вузовское образование способно вытянуть на хороший интеллектуальный уровень любую посредственность; а наличие у родителей нужных связей и знакомств — обеспечить богатый и разнообразный опыт уже на старте карьеры.

Совсем иное дело, если ты вырос в бедной или тем более неполной семье, где в три года усталая и замученная мать совала тебе в руки планшет или пульт от телевизора, чтобы ты не орал, в семь тебя отправили в первый класс, состоящий наполовину из тех, кто и русским языком-то не очень владеет, а в восемнадцать, даже сдав каким-то чудом ЕГЭ, ты мало на что можешь рассчитывать, кроме провинциальной «фабрики дипломов» и копеечной зарплаты в салоне мобильной связи.

Прошу правильно понять: я не имею в виду банальную и заезженную тему социальной несправедливости и неравенства как такового. Я скорее о том, как работают механизмы статусной ренты в клановом обществе с сильным фактором ритуально-демонстративного потребления. Ты должен ездить на дорогой машине, жить в загородном особняке, иметь зарубежные счета и недвижимость, а твои жены и дочери обязаны регулярно предъявлять окружающим в «татлере» свои драпированные брендовыми шмотками прелести. И дети, разумеется, должны учиться в элитных школах. Иначе ты не игрок в следующей зарубе за потоки и подряды; конкуренты попросту решат, что жидковат будешь.

Механика работает сверху донизу, вплоть до тех самых школьных классов, где малолетки меряются друг с другом моделями телефонов, которые им купили родители. Нет никаких других иерархий, кроме потребительской: ты можешь быть умнее, известнее, опытнее и т. д., но встречать и провожать тебя будут все равно по одежке. И, что самое поразительное, несмотря на многолетние кампании борцов-с-коррупцией, по большому счету всем все равно наплевать, откуда ты что взял. Подлатался? Не поймали? Молодец, гони семейство на шопинг в Милан и заказывай фотосессию в ампирных интерьерах.

Основной принцип: «качество жизни» — это индикатор твоего статуса в системе. Да, могут хлопнуть, если не поделишься; это тоже часть правил игры. Можешь случайно попасть под горячую руку — фатум, ничего не поделаешь. Но сути это не меняет.

Изучая листинги фокус-групп, я обратил внимание, что одна из самых раздражающих и болезненных тем — это «принцы», то есть дети сильных мира сего, получающие высокие госдолжности или позиции в корпорациях фактически по праву рождения. Однако на прямой вопрос респонденту — стали бы Вы содействовать своему ребенку в получении престижной работы в случае, если бы имели такую возможность, те же люди в подавляющем большинстве отвечают «да». В этом смысле народ и партия едины: семья для всех куда более ценный и значимый институт, чем, например, государство. А койка — куда более надежный кадровый лифт, чем какие-нибудь образовательные курсы. И то и то — очевидные признаки феодальной модели.

Теперь собственно «распил».

Еще 12 лет назад, когда вице-премьер Медведев предложил нескольким членам Общественной Палаты РФ, в том числе и мне, стать своего рода «комиссарами» нацпроектов, я начал изучать то, как они реализуются «на земле». Много ездил по стране в составе региональной комиссии ОП РФ, инспектировал объекты, общался с людьми. Главный вопрос, который был тогда у персонала поликлиник и стационаров по поводу нацпроекта «Здоровье», звучал так: как вышло, что на закупки весьма дорогостоящего медоборудования у государства деньги находятся, а чтобы поднять зарплаты медперсоналу — нет? «Системные либералы» из правительства комментировали мне это примерно так: поднимем зарплаты — разгоним инфляцию; а оборудование все равно покупаем за нефтедоллары, так что лучше уж оборудование. Более прошаренные спецы из Минтруда добавляли: поднимем врачам — придут учителя, поднимем учителям — придут менты и военные, и еще полстраны останется завистливо-недовольных, так что лучше уж оборудование. А еще более прошаренные консультанты из сферы бюджетных закупок поясняли: на оборудовании заработают такие-то и такие-то влиятельные люди, и это делает их стратегическими союзниками темы, а кто заработает на повышении кому-то зарплат? Так что лучше уж оборудование.

Но я все равно не понимал, с каким чувством этот самый провинциальный врач, шесть лет учившийся в медвузе и еще четыре отпахавший интерном, будет ходить каждый день на свою работу, видя у себя в кабинете аппарат стоимостью в десятки, а то и сотни тысяч долларов, и зная, что его основной работодатель, сей аппарат купивший, пожалел докинуть ему хотя бы тысячу рублей к его двадцати с копейками зарплаты. И тем более — с каким чувством он пойдет потом на избирательный участок за этого самого работодателя голосовать.

Но в общем-то в том же положении находятся и региональные чиновники. Вот ты начальник отдела дорожного строительства, и пишешь ТЗ на тендер по ремонту муниципальных дорог, общим объемом на полмиллиарда, с лотами от 5 до 150 млн каждый. Ты сам из этой сферы и прекрасно знаешь как специалист, какова там себестоимость работ, материалов и норма прибыли на погонный метр полотна. И имеешь возможность реально повлиять на то, какая именно фирма этот заказ получит. Твоя зарплата по региональным меркам даже и неплохая — ну пусть 60 тысяч рублей. Но если что, отвечать перед губернатором за все будешь именно ты, а не подрядчик. И что, ты за свои 60 тысяч зарплаты будешь отвечать, а какой-нибудь Гиви Зурабович за 60 миллионов прибыли будет тебе акты выполненных работ слать? Святым надо быть, чтобы не попросить Гиви Зурабовича поделиться. Святых мало.

А у тебя дома жена, которая точно знает, куда семья твоего коллеги летала в отпуск и какие тряпки оттуда привезла. И сын, которому сын коллеги показал мотоцикл, купленный ему папой. И еще любовница, которая в очередной раз устроила скандал и потребовала «определить статус отношений», потому что у подруги появилась новая сумка и она уже сделала с ней несколько фоток в инстаграмме. И еще больная тетушка, которой нужно срочно дать денег на операцию.

И вот с мыслями обо всем этом ты сидишь у себя в кабинете и смотришь с монитора очередное выступление национального лидера, рассказывающего про приоритетные проекты и грядущий инновационный прорыв. О чем ты думаешь?

Конечно же, о Родине.

Резюме такое. Один из главных утраченных нами ориентиров — причем довольно давно, еще задолго до всякой Перестройки — это принцип равенства возможностей. Не доходов, не благосостояния, а именно шансов изменить жизнь. Сейчас, увы, мы от него дальше, чем когда-либо за последние полтора века.

Прочитать оригинал поста можно здесь.