Роман о неспособности понять

Начал нового Пелевина и понял, почему мне не нравится почти все, что он написал после «Generation П» — со второй страницы понимаешь, что автор не испытывает к тебе ненависти только потому, что невозможно ненавидеть и презирать одновременно, и он выбрал второе.

И удивительная небрежность описаний, и бессмысленные прогоны на философские темы (не у того, не у того человека спрашиваем, почему в его творчестве так много римейков), и цитаты, заботливо обложенные почти явными ссылками — не дай бог, тупой читатель не поймет, что это цитата, давайте-ка я объясню, откуда она, да еще и приведу дословно, чтобы гуглить было проще.

Это не снисходительность, не высокомерие, не ощущение себя гуру. Это невероятное раздражение и одиночество, которое может в полной мере понять только осоловевшая от усталости и недосыпа женщина, пытающаяся накормить капризного ребенка трижды пережеванной в блендере кашицей — в ту минуту, когда он в последний момент отворачивается, и каша размазывается по щеке.

Мы это никогда не проверим, но я уверен, что любой из критиков, нашедших хоть какие-то добрые слова для последней книжки, был бы безжалостен, если бы этот текст был не подписан.

Мы бы узнали, что это беспомощный, распадающийся текст, что в нем ни тонкости наблюдений, ни масштабного обобщения, что не стоит и пытаться писать как Пелевин, если ты не он, Пелевин может быть только один, он защищен от копирования.

Тем не менее, самому автору все сходит с рук, потому что никто не читает новую книгу Пелевина как отдельное произведение. Любая новая книжка сразу помещается в общий контекст, становится частью очень длинного и пока что неоконченного высказывания, а, собственно, литературных ожиданий у критиков в этом месте, кажется, давно нет, Пелевину прощается все.

И, в общем, совершенно справедливо, потому что из-под этих небрежных мазков (каждый из которых, за редким и досадным исключением, небрежнее и грубее предыдущего) проступает силуэт великого русского романа о человеке, чей талант никому не нужен, и о человеке, который это понял.

Что делать, когда ты понимаешь, что любое твое следующее высказывание не будет понято почти никем, и ты должен максимально упроститься, чтобы быть услышанным, но при этом неизбежно теряешь возможность рассказать то, что тебе необходимо рассказать.

Что делать, если ты достиг творческого или, если хотите, карьерного тупика, и любой следующий шаг — это шаг вниз.

Что делать, если ты понял, что в деконструкции реальности нет никакого смысла, и единственное, что ты можешь по-настоящему деконструировать, это ты сам.

Разные писатели отвечали на это по-разному, но, в основном, умирали. Пелевин выбрал путь творческого и при этом контролируемого саморазрушения, пытаясь нащупать грань, когда клоун не встает с постели, а его, скажем так, читатели все еще счастливы.

Как сделать так, чтобы все было плохо, а им все еще было хорошо.

Этот путь не сказать чтобы очень уникален, но обычно его выбирают неосознанно и страдая, и я не знаю случаев, когда у писателя был такой запас мужества и такая настойчивость на пути к поставленной цели.

Думаю, даже люди, которым не близко актуальное искусство, немного восхищаются Павленским, прибившим яйца к Красной Площади.

Пелевин делает это каждый год.

В каком-то смысле это сиквел старой андерсеновской сказки, но никакого мальчика в ней нет и не было, а король не просто голый, а давно сдирает с себя даже не кожу, а мясо, изредка, наверное, все же изумляясь пустоте, из которой все состоит, и тому, что никто этого не замечает.

Он пишет свой роман не словами, а другими романами. Этот роман получается довольно грустным. Он о тщете, о беспомощности синтаксиса и ненадежности структуры, о неспособности понять другого и быть понятым самому. О том, что все бессмысленно, а мысли о бессмысленности бессмысленны особо.

И по некоторой иронии судьбы именно этот метароман и является самым точным комментарием к реальности, куда точнее, чем все пелевинские каламбуры и перевертыши, которые можно найти на страницах его книг.

Искусство легких касаний в каком-то смысле заключается в том, чтобы сначала поднять порог чувствительности читателя жесткими и грубыми ударами, а потом так мягко обнять его, чтобы он этого не заметил и никогда об этом не узнал.

Раньше тайны доверяли колодцу или ямке, вырытой в земле, но легенды учат нас, что этим сооружениям совершенно нельзя доверять.

Если хочешь, чтобы твой секрет никто не узнал, положи его на самом видном месте и отойди.

Владимир Гуриев

Прочитать оригинал поста можно здесь.