Posted 19 мая 2016,, 14:07

Published 19 мая 2016,, 14:07

Modified 31 января, 10:15

Updated 31 января, 10:15

«В эпоху хаоса побеждает индивидуализм»

19 мая 2016, 14:07
В России люди находятся под постоянным давлением системы, и это мешает развитию страны, считает экономист Ирина Хакамада.

О том, как в наше «турбулентное» время стать успешным человеком, оставаясь при этом свободным даже в стране деспотов, в интервью «Росбалту» рассказала бизнес-тренер, дизайнер и экс-политик Ирина Хакамада.

— Ирина Муцуовна, вы говорите о своих мастер-классах: «Я учу таким вещам, которым в принципе не учат западные технологи». Это интересно. На Западе есть много методик, как быть успешным и в карьере, и в жизни — и там они работают. А у нас? На полках книжных магазинов лежит масса такой литературы. Надо ли адаптировать ее к российской действительности, восприятию и менталитету нашего человека?

— Любую методику или модель, рожденную в одной стране, нужно адаптировать для того, чтобы применять в другой. Поскольку национальный характер и традиции складываются веками. Конечно, можно навязать новые институты и правила, по которым, например, станет работать бизнес. И тогда всем придется этим правилам подчиняться. Но институты — это ведь тоже люди!.. Это означает, что вы формально создали институты, но они будут функционировать специфично. Поэтому все надо адаптировать — и то, что я читаю, тоже.

Я каждый раз говорю своим слушателям: «Не применяйте ничего вслепую!» Нужно вначале схватить смысл и инструменты, а потом пробовать и прилаживать их к себе. Это уже Восток, а не Запад: надо, чтобы тебе самому было комфортно с этими инструментами. Потому что насилие не помогает. Человек по своей натуре не любит ничего сильно преодолевать, а если даже преодолевает и что-то заучивает наизусть, то далеко не всегда это идет на пользу. Вижу на своих занятиях огромное количество менеджеров, которые прошли страшное количество тренингов и знают, кажется, все — но они это не применяют.

— На эту тему есть восточная пословица: «Можно привести лошадь к водопою, но нельзя заставить ее пить»…

— Ну конечно. Ведь то же самое и с демократией: мы взяли западноевропейскую модель — чуть-чуть из Германии, чуть-чуть из Франции, чуть-чуть из США — объединили все по учебникам и решили, несмотря на наш национальный характер и историю, попробовать в короткие сроки это внедрить. Оно внедрилось формально, но не заработало.

— Вы как-то назвали цифры: если, допустим, 400 человек слушают ваш мастер-класс, то из них, может быть, только пятеро решают изменить свою жизнь, и всего лишь у троих это получается. Или вообще — у одного. Но и это уже — очень неплохо…

— Так и есть. Но зато все остальные из этих четырехсот заряжаются энергией. Это тоже хорошо, потому что неэнергичный человек вообще ни на что не способен. К сожалению, если ничего не делать дальше, то энергия быстро исчезает. Два-три дня — и ее нет. А значит, нужно поддерживать ее самостоятельными действиями. Нужен какой-то внутренний толчок, и не один, личная мотивация.

— А работают ли вообще методики достижения успеха на российской почве и в наше турбулентное время? Или у нас — исключительно свои понятия, «своя свадьба», и люди, как правило, выкарабкиваются из собственных проблем, не учась ничему?

— Вы назвали два совершенно разных фактора. Если люди верят в то, что от них зависит их самореализация, тогда их можно чему-то научить. А если не верят, тогда невозможно. К сожалению, в России, по большому счету, только исключительно энергичные люди — где-то от 8 до 12% населения — могут изменить свою жизнь и верить в себя, вне зависимости от среды. Остальные — не могут, потому что у них нет такой энергии, а среда не стимулирует индивидуализм и креативные качества, напротив, вынуждая быть серым и покорным.

Турбулентность общества и эпохи — уже другой фактор. Это, простите за наукообразность фразы, непредсказуемость событий в связи с их огромной текучестью и быстротой их смены под влиянием разнодействующих и разнонаправленных одновременных факторов. Это специфический тренд, который охватил весь мир: порядок очень высокого уровня, просчитать и предсказать который не может ни один институт, созданный в прошлом.

Если вы хотите в таких условиях подхватывать разные волны и двигаться с такой же скоростью, то сами должны быть непредсказуемы и все время прислушиваться к своей интуиции — каждую секунду и в различных направлениях. И это, конечно, штука наполовину восточная, наполовину западная. Она не во всем поддается технологической формализации в виде пошаговых инструкций: «вначале делай это, потом это, потом то…» Нет, сегодня человеку самореализовываться интереснее. Уже нельзя жить только разумом и методиками — они зачастую просто не работают.

— Эти 8-12% людей, которые хотят и способны учиться успеху, — величина постоянная, или она меняется в зависимости от конкретного общества и страны?

— Она меняется все время, и в России, и, скажем, в Америке. Но у нас она будет меняться медленнее, потому что среда не способствует. И так же медленно, например, в Японии — где, несмотря на конкуренцию, традиции корпоративного семейного духа не очень позволяют проявляться креативным индивидуальностям.

Тем временем сегодня, в эпоху хаоса, побеждает индивидуализм. Любая успешная команда или корпорация с помощью высоких технологий выстраивает себя изнутри как сеть, в которой нет жестких иерархических ступеней, люди свободно общаются между собой, все равны и каждый по-своему креативен. Это сочетание солидарности между индивидуальностями.

А у нас — другая модель, которая спускается обществу «сверху». Это в первую очередь система подчинения и лояльности. Такая схема в условиях хаоса разрушает и бизнес, и конкретных людей.

— Считается, что на Западе, особенно в Америке, успех в карьере и во всем остальном возведен в абсолют. А в России философия такая, что «обстоятельства все равно сильнее», «я один ничего не могу», «все так живут» — в общем, «жизнь такая, и поэтому у меня ничего не получится». Наверное, и учить людей быть успешными у нас особенно трудно?

— Модель успеха может быть разной. Америка, как известно, представляет собой общество мечты. Где действительно существуют институты и фонды, способные помочь любому человеку, который очень много работает и талантлив, подняться снизу до самых вершин. У нас они отсутствуют. У нас прежде всего — лояльность. Если ты лоялен, и тем более если ты чиновник, то медленно поднимешься куда угодно. А если просто очень умный — то вряд ли.

Креативные люди могут делать все только добровольно — включая лояльность и любовь к родине. Зато они создают альтернативные проекты, которые отвечают будущему, а не прошлому… У нас таких людей, как правило, давят.

Но модель успеха в России все равно будет трансформирована. В Америке успех — это прежде всего деньги и статус. В Советском Союзе успехом считались соответствующий статус и работа по специальности, а деньги не имели большого значения. В эпоху потребления 90-х годов на первое место вышли деньги, а образование вообще не имело цены. А сейчас на первое место снова выдвинулся статус. Потому что если есть статус, приближенный к власти, то у тебя есть все.

— А у вас — какая модель?

— А у меня — вообще другая. Она не имеет отношения ни к американской, ни к той, что сложилась в России. И благодаря своей модели я живу счастливо. В чем она? На первом месте — делай то, что тебе нравится, но так, чтобы это было и для людей тоже. Второе — делай свое дело профессионально, чтобы тебе платили за это приемлемые для тебя деньги. Окружай себя людьми, которые тебе нравятся, единомышленниками — то есть теми, кто находится на одной с тобой волне, независимо от политических взглядов. И не старайся быть хорошим для всех: стремись получить мандат доверия тех людей, которые тебя понимают и которые тебе интересны.

— Вы как-то сказали: «У нас страна деспотов. Мы все — маленькие деспоты, нас так воспитывали. Страна бесконечных вертикалей и субординации. Страна горизонталей и равноправных партнерских отношений — это не про нас. У нас чуть не каждый, только дай возможность, пытается придавить всех, кто от него хоть как-то зависит…» Ну и как же тогда обычному человеку, не «давильщику», выживать в такой ситуации и оставаться свободным?

— Во-первых, это вечная борьба. Чтобы выстоять в ней, у вас должен быть немалый запас энергии. И это возможно. Я же провела 12 лет в политике и не отказалась ни от одной своей жизненной ценности. Я была независимым депутатом в 90-х годах, а когда мне предложили пойти работать в министерство — была министром без группы поддержки, без «крыши». Но смогла найти союзников, провела свои предложения по поводу уменьшения налогов, и Путин на это согласился. В тот момент даже он стал моим союзником, потому что ему понравилась идея поддержки малого бизнеса.

Правила успеха для меня тогда были такие: будь ярким, талантливым, профессиональным, учись на ходу, балдей от своей энергии, от того, что ты ни от кого не зависишь — и ничего не бойся… Тем же правилам следую и сегодня.

Потом я вошла в команду — уже как равная. Стала сопредседателем в «Союзе правых сил». А потом опять боролась, когда мы проиграли выборы, и все руководство СПС отказалось участвовать в президентской кампании. Я пошла одна, меня партия не поддержала…

То есть если вы хотите работать где угодно, включая властную вертикаль, вы должны понимать, что заплатите за это своей свободой и независимостью. Вы не станете президентом или премьер-министром, но зато проведете хотя бы пятерку хороших законов и при этом сохраните себя, став высоким профессионалом. Вам придется идти против толпы и других депутатов Госдумы. Иногда — и против своей партии, но в открытой борьбе, а не с помощью перебежек, доносительства и предательства.

Это нормальный путь индивидуалиста и любого человека, который начал идти к самому себе, несмотря на окружающие стандарты. Если вы хотите быть независимым, вы должны понимать, что это не вольница — «что хочу, то и творю». Это означает, что вы осознаете всю свою ответственность и получите меньше коврижек за счет большего труда, но сохраните энергию молодости и ясный ум. И главное — сохраните себя. Жизнь-то дается один раз, ее же не будет больше на этой земле. Она не может быть вся посвящена карьере. В 90 лет карьеру не проглотишь и никуда не засунешь. Надо будет что-то вспоминать.

— С собой ничего не унесешь…

— Унесешь только воспоминания в свои последние минуты. Они должны быть прекрасными.

— Вы как-то сказали: «Я хочу, чтобы в России 30% населения было похоже по модели поведения на меня. Сейчас таких людей 0,5%». Как думаете, такое соотношение когда-нибудь изменится в лучшую сторону?

— Конечно! Возможно, на это уйдут десятилетия. Индивидуалистов и креативных людей сейчас еще немного. Но если Россия захочет быть конкурентоспособной страной, она придет к тому, что главное — это все-таки не нефть и не газ, а россияне — люди креативные, независимые, свободные и имеющие давнюю традицию к индивидуализму. А мы на самом деле индивидуалисты, но умеющие работать в коллективе. Творческий человек типа Левши, который может подковать по настроению даже блоху, без настроения не сделает ничего. В этом есть плюсы, с таким качеством личности мы сможем победить.

Другое дело, через что именно мы к этому придем, какие препятствия придется преодолеть, в какие пропасти придется падать и восставать из них, сколько жертв ради успеха будет положено…

— Не разочаровались ли вы в способности нашего общества стать гражданским, а не верноподданическим? Похоже, неприятие России за рубежом связано с тем, что там махнули на нас рукой: дескать, этих русских уже не переделаешь, поэтому лучше их вообще куда-нибудь задвинуть…

— По поводу Запада вы правы — так оно и есть. А в россиянах я не разочаровалась. Просто, как человек политический, который знает законы и технологии массовой обработки мозгов, прекрасно понимаю, под каким давлением властей любого уровня находятся люди, что они получают в виде информации, каким образом создается общественное мнение. Людям трудно сопротивляться. Мы не можем требовать от каждого подвига. Иначе это будет не страна, не жизнь, а сплошная война…

Я разочарована, может быть, тем, как ведут себя верхи, не осознавая, что они губят самое главное богатство России. Но при этом не разуверилась в самих людях. Дело в том, что среда не стимулирует их к тому, чтобы проявлять свои лучшие качества.

— Говорят, что кризис — это стресс, но он мобилизует. Мол, у человека просыпаются силы двигаться вперед, и он может рвануть так, что потом будет кризису только благодарен…

— Да, все так.

— Это может быть верным для конкретного человека. А для страны?

— Для страны — тоже. Мы это видим даже по нашему обустройству. Все, в общем, еще печально, но, с другой стороны, мы хоть как-то разобрались с нашей экономикой. Пока еще неэффективно, но кремлевский телескоп стал наконец направляться в сторону того, что у нас внутри происходит.

— Заржавел уже телескоп, правда…

— Да, со скрипом, но он поворачивается.

— А где та грань, за которой кризис перестает мобилизовывать общество и пробуждать в нем новые силы?

— Это, знаете, по Карнеги — когда все институты управления экономикой достигают предела своей компетентности, но уходить не хотят. Тогда начинается кризис — не только экономический, но и политический, и тотальный поведенческий. А затем наступает коллапс.

— Методики, подобные вашим, могут изменить только конкретного человека, группу лиц, или, в перспективе, все общество?

— Если этим будет заниматься каждый — то, может быть, и всё. Но я могу только помочь отдельным людям. Я делаю свое дело, каплю за каплей. Как говорит другая восточная пословица, «дорога в тысячу ли начинается с первого шага». И я совершаю свои маленькие шаги.

Беседовал Владимир Воскресенский