Еще раз о цене гайдаровских реформ

Неожиданная смерть одного из архитекторов российских либерально-монетарных реформ Егора Гайдара стала поводом для возобновления поутихшей было общественной дискуссии о пользе и вреде от его работы и о его наследии. В дни прощания с реформатором многие заметили резкий дисбаланс между елеем, который лился в его адрес с экранов телевизоров от высшего руководства страны, и проклятиями, сыпавшимися на интернет-форумах по его же адресу от рядовых «подопытных» этих реформ.

Новую вспышку дискуссий в обществе вызвало недавнее письмо действующего и бывшего мэров Москвы Юрия Лужкова и Гавриила Попова, опубликованное в одной из тиражных газет столицы и негативно оценивающее результаты гайдаровских реформ в России после распада СССР. В ответ соратники Гайдара, в частности Анатолий Чубайс, выразили свое резкое неудовольствие по поводу совместного творчества бывшего и нынешнего градоначальников, обвинив их даже в зависти к покойному и призвав сторонников установить в Москве ему памятник.

Сегодня, спустя два десятилетия, зарю истории российского либерализма уже мало кто помнит, а выросшее целое поколение 17-20-летних и вовсе ничего о ней толком не знает. А общие эмоциональные фразы, которыми время от времени «перестреливаются» многочисленные противники и малочисленные сторонники тех либеральных реформ конца 1990-х, не вносят ясности в их суть.

Что же произошло в России почти 20 лет назад в сфере экономики? В конце 1991 года новое российское правительство демократической направленности, яркими представителями которого стали Гайдар и Чубайс, объявило о полномасштабной экономической реформе, основанной на неоклассических и монетаристских экономических концепциях, разработанных в США школой Сакса-Фридмана и получивших название «шоковой терапии». Они ориентировались на опыт достаточно успешных консервативно-либеральных преобразований, проводимых Рональдом Рейганом в США и Маргарет Тэтчер – в Великобритании. Однако к началу 1990-х годов, когда российская школа молодых экономистов была увлечена монетаристской теорией, на Западе она себя уже практически исчерпала. Следует отметить важную деталь: консервативно-либеральные реформы, проведенные в 1980-х годах в ведущих западных странах, были приняты обществом. Они не сопровождались ломкой сложившихся норм, устоев и традиций, имели мягкий эволюционный характер.

Однако методы, которыми воспользовались молодые реформаторы России во главе с Егором Гайдаром, не учитывали специфику российской экономики и не отвечали интересам большинства. Как отмечали и отмечают многие ведущие экономисты, рецепты реформирования, полученные от таких консультантов, как Джеффри Сакс, может быть, и пригодились бы для Колумбии, Нигерии или Туниса, но не для мощной индустриальной системы с высоким творческим и научно-техническим потенциалом, какой на самом деле была советская милитаризированная экономика. Поэтому новаторам следовало бы не отрицать все, что было создано ранее, а использовать позитивные элементы для реформирования системы, как это сделали, например, Китай и Вьетнам.

Гайдаровско-чубайсовские консервативно-либеральные реформы в России основывались на нескольких краеугольных акциях. Это, прежде всего, либерализация цен, которая «ограбила» граждан, предприятия, организации, обесценив все их накопления. Затем - приватизация предприятий промышленности и сферы услуг. И в связи с этим – так называемая «ваучеризация», т.е. попытка разделить все основные фонды страны между всеми ее гражданами. (Старшее поколение помнит обещания Анатолия Чубайса за один ваучер получить три автомобиля «Волга».)

Эти реформы, основанные на монетаристской экономической концепции, слепо, механически наложенные на российскую ситуацию, привели в результате к самым печальным для России последствиям. И об этом свидетельствует статистика. Уже после шести лет «эксперимента века» ВВП России снизился на 42%. В два раза упало промышленное производство, число убыточных предприятий к 1 июня 1997 г. составило почти 50%, а доля импорта в товарообороте страны выросла до 51%.
Степень падения ВВП за первые 6-7 лет после «шокового» экономического похода превысила границы устойчивости макроэкономической системы страны. На 1997 год ВВП России составлял 6% от американского, 10% – от японского и 39% – от британского.

Очень быстро одним из главных итогов внедрения в народное хозяйство России «гайдарономики» - так оппозиция назвала реформы младореформаторов - стали взаимные неплатежи. На 1 декабря 1997 г. суммарная просроченная задолженность по обязательствам предприятий промышленности, сельского хозяйства, строительства и транспорта составила 789,9 триллиона рублей (неденоминированных), что составляло 33% ВВП. Внутренняя и внешняя задолженность России в 1998 году составляла $200 миллиардов, то есть почти половину ВВП страны (!).

В человеческом измерении «шоковые» реформы уже через несколько лет после их начала выглядели просто удручающе. Буквально за 5-6 лет «нового порядка» произошла беспрецедентная деградация науки, образования, здравоохранения. В бюджете 1998 г. на науку были выделены микроскопические 2,2%, на образование – 3,5%, здравоохранение – 1,9% от суммы общих расходов. За первые годы реформ затраты на проведение научно-исследовательских работ снизились в 4 раза, их доля в ВВП составляла на 1998 г. всего 0,73% (!). Оплата труда в науке не достигала даже прожиточного минимума и составляла 54% от средней зарплаты в промышленности. Из-за бедственного положения за первые 6-8 лет «реформаторства» страну покинули около 200 тысяч не худших, востребованных на Западе, ученых и специалистов.

Стремительно теряло свое качество образование, как в средних школах, так и в вузах (его система при СССР считалась лучшей в мире – в том числе и из-за доступности). Кроме того, высшее образование быстрыми темпами стало дрейфовать в сторону платного. Да и в средней школе (и в детских садах) с родителей стали требовать заплатить почти за все, начиная с охраны.

Основательно было разрушено и бесплатное здравоохранение. На него в России в первые годы реформ выделялось в среднем всего 2,8% ВВП, а на одного человека расходовалось... $9 в год. Но и это было только на бумаге. Достаточно сказать, что в 1997 г., например, программы здравоохранения были профинансированы всего на 15% от запланированного.

Деградация системы охраны здоровья не могла не сказаться на самочувствии нации. В 1996 г. по сравнению с 1987-м (начало перестройки в СССР) смертность населения в России возросла на 34%. С 1992 по 1995 годы не вынесли «шоковых» экспериментов и умерли 2,7 миллиона человек, невосполнимые потери населения продолжаются до сих пор. Порог жизни российских мужчин опустился на 15-17, а женщин — на 7-10 лет ниже, чем в Западной Европе. По средней продолжительности жизни мужчин (57,6 года) Россия скатилась на 135-е место в мире, женщин – на 100-е. Это ниже, чем даже в большинстве африканских стран.

Детская смертность через несколько лет после начала гайдаровских реформ составила 16 детей на тысячу родившихся и доживших до года (в Японии, например, 5). Уже спустя 5-7 лет после внедрения «шокотерапии» только 10% российских школьников можно было считать здоровыми, 40% из них числились хронически больными (по данным Вячеслава Иванченко, д.э.н., Институт экономики РАН). Пролонгированный во времени результат бесчеловечной «терапии» таков: с 2000-го по 2005 гг. (отчет этого же института) число детей-инвалидов в России увеличилось на 155 тысяч и насчитывалось более 600 тысяч. Только 30% малышей рождались здоровыми.

По классификации Международной организации труда, в первые годы реформ численность безработных в России возросла с 3,6 миллиона человек в 1992 году до 6,7 миллиона в 1996-м. За первые пять-шесть лет реформ произошло также небывалое падение реальной заработной платы. Такой мизерной зарплаты (как и пенсии) не было (и нет) ни в одной из развитых промышленных стран мира. Разрыв в оплате труда директоров и рабочих достигал (и достигает) ста и более раз. А в нефтяной отрасли, если включить дивиденды, которые получал (и получает) топ-менеджмент, эти цифры — просто запредельные.

Результатом либеральных реформ стала массовая и хроническая невыплата зарплат: по состоянию на 1998 г. задолженность по ним составляла около 70 триллионов рублей (неденоминированных), на то время — около $11 миллиардов.

В 1997 году 65% населения по официальным данным, которые стыдливо замалчивались главными либералами страны, жили ниже или на уровне мизерного прожиточного минимума. Независимый эксперт профессор Татьяна Заславская утверждает, что в те труднейшие для страны годы 40% российского населения пребывало за чертой бедности и еще 36% – только немного выше нее. А 15 миллионов россиян и вовсе голодали.

И наряду с этим с 1992 г. стремительно росли траты новых «хозяев» жизни. Уже в 1996 г. суммарные расходы «новых русских» на личное потребление оценивались экспертами в $45 миллиардов. По сути, на то время это был весь бюджет огромной страны с почти 150-миллонным населением. И это было в несколько раз больше, чем расходы государства на оборонные нужды и армию в расчете на год.

Приведенная статистика свидетельствует: российский народ заплатил непомерную цену за счастье нескольких тысяч семей нуворишей, которые, ограбив его с помощью «знатоков» либеральной экономики, наслаждаются жизнью, захлебываясь напоказ в богатстве, покупая все новые и новые замки, яхты и футбольные клубы. Эти люди вполне могут быть довольны проведенной либеральной гайдаровской реформой в их шкурных интересах. Однако для миллионов рядовых «новых нищих» имя Гайдара и его коллег по шоковому эксперименту все еще остается как красный платок для быка на испанской корриде.

Алла Ярошинская