Как борются за души на Кавказе

На Северном Кавказе идет широкомасштабная и нарастающая война с сепаратистским и радикально настроенным исламистским подпольем. Практически ежедневно гибнут силовики и мирные люди. Боевые действия уже выплескиваются за пределы региона, чему пример теракт в «Домомдедово». Кроме того, возникают новые угрозы - в частности, появление элемента «русского ислама».

Современная кавказская террористическая война имеет несистемный характер, у нее нет схемы и сценария. И борьба с ней сводится к силовому подавлению очаговых вспышек борьбы, к локальным «действиям постфактум». Нет опережения, никто не задумывается об истоках проблемы, о ее социальных корнях. Между тем для эффективного противодействия террору необходим, прежде всего, анализ причин и социальной базы этого явления, а в дальнейшем - выработка стратегии противодействия.

В настоящее время в российских властных структурах налицо только стремление «загладить», «отретушировать» информационную картину, а если кто-либо и осмеливается сказать правду, то все усилия сразу же направляются на борьбу с «очернителем», как это было сделано недавно Кадыровым в ответ на заявления Жириновского.

Кроме того, при анализе современного кавказского кризиса постоянно недооценивается духовно-культурный фактор, а он не менее важен, нежели фактор экономический.

Не секрет, что коррупция на Северном Кавказе превысила все мыслимые пределы, почти все выделяемые региону федеральные денежные средства расхищаются на уровне местных элит. Фактически создана особая экономической система «бюрократической клептократии», существующая благодаря федеральным дотациям. «Социальные лифты» не действуют, возможности экономической самореализации нет, хозяйственная сфера архаизируется, рабочие места не создаются.

Современное кавказское общество поражено клановостью и взяточничеством - эти факторы во многом определялись социально-хозяйственными формами жизни на уровне сел, аулов, малых городов. Но традиционные формы жизни разрушаются, население выходит из-под контроля социальных структур - старейшин, родовых и территориальных «народно-надзорных органов». Люди, даже не покидая мест традиционного проживания, становятся маргиналами. Жизнь сводится лишь к зарабатыванию денег, иногда, с точки зрения морали, сомнительными способами.

Таким образом, происходит культурная, образовательная и морально-нравственная деградация общества. Кавказская молодежь вытесняется на «задворки жизни», и у нее остается только один способ борьбы против такого положения – террор.

Зачастую он становится протестом против «власти денег», торжества аморального «закона джунглей», по которому живет не только Москва, но и Северный Кавказ, он освящается религией и принимает разные формы.

Разрыв с традицией является многоуровневым явлением и включает в себя религиозную составляющую. Кавказский терроризм имеет в основе не традиционные для региона формы ислама, а привнесенный в последние десятилетия салафизм (ваххабизм). Ваххабизм провозглашает радикальный разрыв с религиозной традицией, простоту жизни верующих, стремление к идеалу добровольной бедности и справедливости.

Социальные идеалы ваххабитов привлекательны, прежде всего, для малоимущих людей. Но среди террористов немало детей весьма состоятельных и даже очень богатых людей. Их толкает на смерть жажда «высшего идеала», желание создать справедливое общество, живущее по законам морали, само собой мусульманской.

В определенном смысле современный исламский терроризм - это «воинствующее варварство», война против «лишнего знания», мешающего «правоверному» обрести «святую простоту» и «чистоту веры». В мусульманском мире в целом и на Кавказе в частности идет борьба против ценностных установок эпохи Просвещения, провозглашающих единство социального прогресса и научного знания.

Все нынешние призывы к молодым террористам отвергнуть «чуждый» ваххабизм и «вернуться к традициям» повисают в воздухе, ибо понятие «традиции» размыто и расплывчато. Достойных, способных аргументированно вести антиваххабистскую пропаганду духовных авторитетов на Кавказе крайне мало. А тех, кто реально может противостоять ваххабитской пропаганде (как кабардино-балкарский муфтий Анас Пшихачев), физически уничтожают.

В настоящее время у России почти не осталось достойных аргументов для того, чтобы современный молодой кавказец начал ее уважать. Слишком сильно практика российской деятельности отличается от идеального, с точки зрения кавказской ментальности, поведения государства. Оно должно быть, прежде всего, сильным и справедливым. «Точечные ликвидации» могут вызвать лишь страх, ненависть и презрение к действующей подобными методами стране.

Что касается «идеи государственной справедливости», то она в умах людей практически не соотносится с реалиями жизни республик Северного Кавказа.

Необходимо также сказать о возникшем в последнее время факторе террористического «русского ислама». Раздобудько, Александр Тихомиров, он же Саид Бурятский, или снайпер боевиков во время восстания в 2005 года в Нальчике Борис Михайлов - все эти «русские мусульмане», активно проявившие себя в нынешней антироссийско-исламистской террористической войне. Однако это лишь ничтожная часть экстремистски настроенных «русских мусульман» (возможно, среди них есть и не экстремисты - «просто верующие», но вряд ли их много).

Одним из важнейших направлений работы кавказского террористического подполья является миссионерская пропаганда салафитской версии ислама среди христианско-русского населения. Такое «миссионерство» ставит в качестве одной из целей «набор материала», создание своего рода «шахидского депо», из которого можно черпать кадры для террористической или иной, в частности пропагандистской, работы.

Убийство возвращавшего «русских мусульман» в христианство священника Даниила Сысоева связано, в частности, с тем, что «возвращенцы» могли раскрыть как методы работы с ними, так и внутренние структуры и характер новоявленной «русской уммы».

Здесь надо сказать, что одной из причин появления подобных Раздобудько, Тихомирову или Михайлову «русских шахидов» является отсутствие у Православной церкви Северо-Кавказского региона адекватных форм миссионерской и катехизаторской работы, отвечающих непосредственным духовным и социальным запросам христианского населения региона.

Несоответствие общественных запросов текущего момента и реальной практики РПЦ приводит к разочарованию части верующих в православии и либо расцерковлению, скрытому отходу от Церкви, либо переходу в бурно расцветающие псевдохристианские секты или в неославянское язычество («родноверие»).

В родноверы уходит русская и казачья молодежь. Разрыв с традиционной религией «родноверами» манифестируется как протест против «соглашательского», «примиренческого», «капитулянтского» духа, якобы присущего северокавказскому православию (как и всему христианству – «религии рабов», по их характеристике).

Но не секрет, что определенная часть именно бывших прихожан РПЦ пополняет ряды «русских мусульман». В этом плане переход в мусульманство представляет собой, как и в случае «родноверия», следствие разочарования в православии. Уход русских людей в ислам - это протест против отсутствия духовной и социальной поддержки, против бесправия и аморальности, то есть против тех же факторов, которые побуждают кавказцев идти в ваххабиты.

Но нельзя не отметить и духовную основу борьбы против террора, то, что движет теми людьми, кто под ежедневной угрозой гибели противостоит боевикам и террористам. Это оставшийся от советского времени особый кавказско-российский патриотизм.

Этот глубинный дух пока еще свойственен многим кавказцам. На нем и держится присутствие России в регионе. Патриотов России много среди людей старших поколений, однако их уже почти нет среди кавказской молодежи. И даже за счет простой смены поколений позиции России в регионе будут слабеть, число террористов будет увеличиваться. Если, конечно, не будут найдены какие-либо способы борьбы за души молодых кавказцев.

Юрий Сошин