«Результат нетерпения и нетерпимости»

Дискуссии вокруг кровавых событий октября 1993 года вновь, как и тогда, двадцать лет назад, создают впечатление, что это было противоборство поборников демократии, которых олицетворяли президент России Борис Ельцин и первый вице-премьер Егор Гайдар с «силами зла» в лице «красно-коричневого» Верховного Совета и Съезда народных депутатов. Между тем подобная картина далека от реальности. О своем видении тех событий «Росбалту» рассказал их непосредственный участник, депутат Верховного Совета, руководитель рабочей группы парламентской конституционной комиссии, готовившей проект нового Основного закона России, а ныне глава Фонда конституционных реформ Олег Румянцев.

Интервью публикуется в рамках проекта «Росбалта» «Навстречу Октябрю. 1993-2013».

- Почему вы, человек демократических взглядов, правый социал-демократ, выступили в октябре 1993 года на стороне Верховного Совета, а не на стороне реформаторов во главе с президентом России Борисом Ельциным и первым зампредом главы правительства Егором Гайдаром?

- Человеку, который отвечал за подготовку новой конституции России, было бы очень непорядочно выступать против решений конституционных органов власти — Верховного Совета и Съезда народных депутатов. Я был абсолютно убежден, что наш путь должен был лежать тогда через референдум об основах конституционного строя и принятие конституции, а затем через общие перевыборы президента и депутатов парламента.

К тому же часть конституции тогда уже была принята в виде главы, посвященной президенту, глав о Конституционном суде, федерализме, правах и свободах человека. Было введено разделение властей. Очень многое к тому времени уже было сделано, осталось только уточнить взаимоотношения президента и парламента.

Мне было непонятно стремление президентской стороны «заломать» Съезд народных депутатов. В любой машине есть и газ, и тормоз. Но радикальная часть демократической общественности от тормозов на тот момент отказалась.

Я остался с Верховным Советом, поскольку, с моей стороны, это было протестом против радикальных и провокационных решений Ельцина о роспуске Верховного Совета и Съезда народных депутатов. Тогда, фактически, была объявлена война общественному, парламентскому контролю над исполнительной властью. Против этого я, естественно, категорически возражал, и поэтому остался в Верховном Совете.

- На ваш взгляд, какие причины привели к кровавой развязке в октябре 1993 года?

В первую очередь я бы хотел сказать, что в год двадцатилетия тех событий стоило бы задуматься об уроках случившегося и сделать из этого определенные выводы. Мне кажется, это лучше, чем то, что происходит сейчас, когда в ходе бесконечных ток-шоу на ТВ, посвященных этой дате, сторонники и противники той и другой стороны опять выстраиваются стенка на стенку. У меня ощущение, что если бы им сейчас дали оружие, они вновь стали бы стрелять друг в друга.

Двадцать лет спустя, все так же мало попыток рефлексии, и все так же проглядывает желание попросту «завалить» противника. Это приводит к очень печальным выводам о состоянии нашего общества и степени до сих пор существующего в нем раскола.

- Могли бы вы назвать основные, по вашему мнению, причины, которые привели к вспышке гражданской войны в Москве в октябре 1993 года?

- Первая причина состоит, наверное, в том, что тогда в конце 1980-х — начале 1990-х годов, в эпоху поздней Перестройки, у нас были несколько искаженные представления о демократии и конституционном строе. Тогда авторитарная модернизация сверху, которую предложили первый президент СССР Михаил Горбачев и председатель Верховного Совета Анатолий Лукьянов привела к созданию системы, в рамках которой вечевая система разночинного Съезда народных депутатов дополнялась назначаемым им постоянно действующим органом — Верховным Советом. Тогда все это казалось безусловно прогрессивным.

Но тут сработала ловушка, в первую очередь, для демократической общественности того времени. Ей захотелось всего и сразу. Ей казалось, что Съезд тормозил прогрессивные начинания, а Ельцину и Гайдару не дают развернуться. Однако сейчас видно, что разница в принятии тех или иных решениях между Съездом и Верховным Советом с одной стороны, и тогдашней исполнительной властью с другой, была всего лишь в месяцах.

Например, в марте 1993 года Ельцин предлагает Съезду одновременные досрочные перевыборы президента и Съезда, а сам Съезд принимает решение об этом 24 сентября того же года. Разница в полгода.

Что такое полгода в условиях нормального развития общества? Ничто! Но тогда время было настолько спрессованным, ожидания преобразований и нетерпение в обществе были настолько колоссальны, что это сослужило нам плохую службу. Съезд не нравится? Немедленно давайте его переизбирать! То, что он не так давно был избран, никого не интересовало.

Между тем, все ведь было не так страшно, как тогда казалось. До сих пор, например, у нас действуют примерно 150 законов, принятых тем Съездом. До сих пор мы живем по ним.

Итак, первая причина тех трагических событий — нетерпение, нетерпимость, неготовность жить в рамках нормального исторического процесса.

- А вторая...?

- Вторая причина, конечно же, экономическая. Пока мы создавали социал-демократическую партию, на базе которой затем возникло «Яблоко», пока создавались другие партии, за всем за этим нарисовалась одна большая «партия» - партия крупных собственников, людей, которые ждали удобного момента для перехвата тех огромных кусков общесоюзной, общероссийской собственности, которые начали высвобождаться тогда.

В эту «партию» входили тогда и олигарх Борис Березовский, и медиа-магнат Владимир Гусинский, и многие другие. Этим людям было смешно смотреть на наши споры внутри парламента и вне его. Эти люди получили исторический шанс взять сразу и все. А правительство Ельцина-Гайдара стало для них инструментом достижения этих целей.

- Могли ли тогда президент и Верховный Совет договориться?

- Уверен, что да, поскольку у нас были примеры прекрасного взаимодействия законодательной и исполнительной власти. Например, общая согласованная позиция по подписанию Федеративного договора, благодаря которому в тот момент, когда некоторые российские автономии предпринимали попытки разбежаться, удалось сохранить российскую государственность.

Федеративный договор, кстати, затем вошел в действующую Конституцию в качестве одной из ее частей.

- Но вернемся к экономическим причинам противостояния...

- «Партия» крупных собственников, или, назовем ее точнее: «партия будущих крупных собственников» (ПБКС) была похожа на КПСС — такая же алчная и нетерпимая. Мне самому тот же Гусинский предлагал продать нашу социал-демократическую партию, чтобы создать в парламенте соответствующую фракцию, которая бы работала на его интересы...

- И сколько предлагал, если не секрет?

- Ну, это неважно, это детали...

- Вы не согласились?

- Как видите, нет. Иначе я был бы почетным членом ПБКС. Ситуация, когда парламент не принял эти правила игры, а ПБКС имела в своих руках, по сути, ручное правительство Егора Гайдара, и привела к тому, что на медиауровне стало выгодно делить общество на две большие «партии»: реформаторов из правительства и консерваторов и реакционеров из Съезда народных депутатов и Верховного Совета. Но для этого надо было взять под контроль СМИ.

И здесь я все жду, когда мои вчерашние коллеги по социал-демократической партии, по «Демократической России», встанут и скажут: «Да, мы виноваты, мы вели себя провокационно, мы заняли позицию оголтелой пропаганды вместо распространения объективной информации».

Таким образом, позиция СМИ в то время стала третьей причиной, тесно связанной со второй, которые вместе и привели к октябрьской трагедии. Тогда СМИ нарушили главную заповедь конституционного строя — идеологическое разнообразие. Из «ящика» полилась откровенная пропаганда, сделанная на заказ. А то, как работали тогда Березовский и Гусинский, мы знаем. Зрители ТВ, то есть, избиратели, получали совершенно однобокую картину происходящего.

Четвертая причина крылась в нашей партийной системе. Поскольку мы все выросли в условиях диктата одной партии, у нас не сложилось навыков политической конкуренции и политического многообразия. А политическая конкуренция состоит не в том, что разные партии должны друг на друга лаять, а в том, что партии должны формировать правительство. Если какое-то правительство провалилось (а правительство Гайдара тогда, безусловно, провалилось), то ему на смену должно прийти другое правительство.

В нашей новейшей истории такое у нас было только один раз, в 1998 году, когда после провала правительства Сергея Кириенко ему на смену пришел кабинет Евгения Примакова - Юрия Маслюкова. В целом же вся суть нашей политической системы состоит в том, чтобы, как писал Виктор Пелевин, «отползти от «большого хапка» на срок давности». Это желание «отползти на срок давности» не позволяет конкурирующей политической силе прийти к власти и возглавить правительство.

Наконец, пятая причина — роль лидеров. Николай Гоголь в свое время писал, что у нас на Руси нет человека, который, зная душу русского человека, сказал бы живительное слово «Вперед!». Перефразируя классика, скажу, что тогда, в 1993 году, нашлись те, кто сказал: «Вперед!», но, к сожалению, душу русского человека они не знали. С другой стороны, нашлись те, кто говорил «Назад!», хотя назад людям уже не хотелось.

- Возможно ли было тогда примирение сторон?

- Было три возможности избежать применения силы. Во-первых, это конституционное соглашение, подписанное и президентом Борисом Ельциным, и председателем Верховного Совета Русланом Хасбулатовым в декабре 1992 года. В нем было записано проведение референдума по основам конституционного строя. На основе результатов такого референдума планировалось принять конституцию.

Но тут вмешалась пресловутая ПБКС. Зачем крупным собственникам записывать в конституцию, например, что собственность к чему-то обязывает? Началась борьба против проведения этого референдума. Вот только один пример этой борьбы. Решением тогдашнего главы правительства Виктора Черномырдина и председателя Верховного Совета Руслана Хасбулатова был создан «круглый стол», на котором представители 30 партий обсуждали выход страны из кризиса. Не участвовала в нем только «Демократическая Россия», представлявшая интересы ПБКС. Только в самом конце работы, в марте 1993 года, представителей «Демроссии» уговорили в нем поучаствовать.

Я понимаю, что, как и в случае со СМИ, здесь тоже был политический заказ. И это очень грустно, потому что вначале они говорили о демократии, а когда дошло до дела, стали просто выполнять лоббистские функции.

9 февраля 1993 года Борис Ельцин пришел на заседание конституционной комиссии с заранее заготовленным текстом выступления. Пробежался по вопросам, которые мы подготовили для референдума, прочел вслух первый из них: «Конституция России — высший закон государства». «Что это за норма? Это же любому ребенку понятно», - сказал Борис Николаевич и подбросил верх листки...

Кроме того, против проведения референдума выступили и руководители республик. В итоге референдум по основам конституционного строя не состоялся. Съезд же утвердил вопросы другого референдума, прошедшего в апреле 1993 года, - о доверии к президенту и правительству, к его политике и о необходимости проведения досрочных выборов президента и Съезда народных депутатов.

Ни один вопрос не набрал конституционного большинства, относительное большинство Ельцин получил по вопросу о доверии себе и своему правительству. Мой тогдашний заместитель по Конституционной комиссии, соратник Ельцина Виктор Шейнис в своей книге «Парламентаризм в России» позже написал, что этот референдум прошел под знаком административного и медийного ресурсов. А руководитель экспертной группы администрации президента Александр Собянин впоследствии признавался, что на референдуме было приписано несколько миллионов голосов.

Была возможность выхода из той ситуации — провести досрочные выборы и президента, и депутатов. К чести Ельцина, он обратился с таким предложением к IX Съезду. Однако это предложение прозвучало на фоне его заявления от 20 марта 1993 года о так называемом «особом порядке управления страной», с которым он незадолго до этого выступил в эфире.

- Это когда он за полгода до октябрьских событий заявил, что распускает Верховный Совет и Съезд?

- Да. Уже тогда, в марте, Конституционный суд должен был бы принять решение об импичменте президента. То, что он тогда такого решения не принял остается на его совести. Естественно, на фоне такого грубого нарушения Ельциным конституции, Съезд не смог принять его предложения о досрочных выборах и «проскочил» мимо возможности мирно урегулировать этот кризис.

- Вы говорили о необходимости проведения референдума по основам конституционного строя, о принятии новой конституции, но если подходить формально, то, и то и другое Ельцин после 3-4 октября сделал...

- Да, Ельцин довел конституцию до конца. Проблема, однако, в том, что эта конституция стала результатом не согласия сторон, а того, что одна из них «заломала» другую.

То, что в действующем Основном Законе президент может все, с одной стороны, хорошо — страна у нас большая, есть сильные царистские традиции, так что нужна сильная президентская власть. Но, с другой стороны, не менее важной нашей традицией является и народовластие, стремление к ограничению самодержавия. Тема народовластия идет от идей народовольцев, первой Думы и советской власти. Все это создало и другую традицию — участия граждан в управлении делами государства. Нам бы хотелось, чтобы эта часть конституции стала реальной, но в итоге она стала ущемленной.

Сегодня конституционализм создан у нас лишь наполовину и хотелось бы, чтобы шло его развитие.

- Та конституция, которую подготовила ваша комиссия в 1993 году, содержала в себе право президента на роспуск парламента, которое имеется в ныне действующей ельцинской конституции?

- Нет, в нашем варианте конституции права роспуска парламента у президента не было. Мы понимали, что в наших условиях такое право станет той дубиной, которая в качестве угрозы будет использоваться постоянно. У нас, скажем так, была на три четверти президентская республика — парламент не имел права отрешить президента от власти по политическим мотивам, а президент не имел права распустить парламент.

- На ваш взгляд, существующая сегодня политическая система современной России как результат октябрьских событий 1993 года, по сравнению с системой, сложившейся в РФ между августом 1991 года и октябрем 1993 года — это шаг вперед или назад?

- Существующая сегодня политическая система не имеет главного. Она не имеет возможности мирной смены правительства. У нас смена правительства прерогатива одной политической силы — президента РФ.

Беседовал Александр Желенин