Торжественный скандал

Владимир Путин подтвердил, что в эту пятницу будет участвовать в торжествах по случаю 70-летия высадки союзников в Нормандии. Помимо американского и французского президентов, британской королевы и бундесканцлерин ФРГ, там ждут еще и гостя, присутствие которого по первоначальному сценарию праздника не предполагалось – новоизбранного главу украинского государства Петра Порошенко.

Отношения Москвы с Западом сейчас наихудшие за последние 30 лет, а с Киевом – даже за сто лет без малого, со времен борьбы большевиков с недолговечными украинскими правительствами 1918–1919 г.г. Казалось бы, вот и повод отложить все распри и вспомнить о былом боевом братстве советских с англосаксами, русских - с украинцами. А присутствие Ангелы Меркель подскажет, что исторические недруги вполне могут превратиться в партнеров и друзей. Но не тут-то было.

Люди несведущие изумились бы потоку раздраженных и неловких заявлений будущих участников коллективного празднества, да и всей скандальной ауре, заранее окутывающей это торжество. Но на самом деле удивляться тут нечему. Потому что годовщина «самого длинного дня» 6 июня 1944-го не объединяет, а разобщает тех, кто приедет в Нормандию.

Ведь по господствующей в России пропагандистской версии, Германия была разгромлена советской державой, по сути, в одиночку, а вклад США и Британии пренебрежимо мал. Что же до самого СССР, то эта победа – почти полностью дело России, а вклад прочих его тогдашних составных частей или минимален, или, как в случае с Украиной, вообще отрицателен. Соответственно, и нынешний конфликт с этой страной, а равно и с поддерживающим ее Западом – продолжение все той же битвы с нацизмом. При всем безумии этой картины, она, во-первых, последовательна; во-вторых, вполне приемлема для российского общественного мнения; в-третьих, принципиально несовместима с самим сюжетом юбилейных торжеств в Нормандии.

Не вдаваясь в детали и уж точно не стремясь к сочинению альтернативной истории, напомню, каким на самом деле был европейский расклад 70 лет назад.

После побед 1943-го и первых месяцев 1944-го (самого тяжкого по фронтовым потерям этапа той войны) Красная армия на большей части своего фронта стояла еще довольно далеко от советских довоенных границ. А на Западе, за вычетом Южной Италии, завоевания Германии оставались вообще нетронутыми.

К началу 1944-го Гитлер решил вести войну на измор. Англо-американцев, при попытке вторгнуться во Францию, он надеялся сбросить в море и на несколько лет отбить у них охоту повторять что-либо подобное. А на советском фронте – медленно отступать, перемалывая живую силу и технику Красной армии, пока истощение людских и материальных ресурсов не заставит Сталина согласиться на мир.

Такой была нацистская мечта, подкрепленная гигантскими мобилизационными усилиями. Именно в середине 1944-го немецкое военное производство достигло своего исторического пика. Так или иначе, но отсутствие вторжения союзников или его неудача надолго затянули бы войну и еще больше умножили бы ее жертвы.

Однако вторжение состоялось. Три месяца спустя, к сентябрю 1944-го, Франция была освобождена, немецкий западный фронт, как тогда казалось, рухнул, а союзники вышли к границам Германии.

Почти одновременно, с двадцатых чисел июня, шло грандиозное советское наступление (операция «Багратион»), и к началу сентября была освобождена Белоруссия и прилегающие земли. Немецкий фронт тоже, казалось бы, рухнул, а до Восточной Пруссии было уже рукой подать.

Две эти наступательные кампании были, видимо, самыми грандиозными во Второй мировой войне. Гитлеровский режим выглядел потрясенным до основания. 17 июля 60 тыс. военнопленных, взятых под Минском, провели по улицам Москвы. Три дня спустя заговорщики пытались убить Гитлера, и только по случайности покушение не удалось. Германия могла бы прекратить сопротивление уже к концу того лета и имела к этому все основания.

Неудача заговора, последовавшая за ней консолидация нацистского режима и невероятное напряжение всех сил Германии позволили в сентябре 1944-го восстановить немецкую систему обороны на обоих фронтах и продлили агонию гитлеризма на 8 месяцев. Чтобы покончить с ним, СССР и англосаксам понадобилась еще одна кампания – зимне-весенняя 1945-го.

Участники всех коалиций преуменьшают роль своих союзников. Так было всегда и везде. Обоюдное стремление забыть вклад друг друга приняло довольно радикальный характер сразу после 1945-го, когда вчерашние соратники стали противниками. Но новейшая наша госидеология с легкостью идет куда дальше, чем старосоветская. Рядовой россиянин уже верит или, как минимум, подозревает, что проклятая Америка всегда была врагом, а уж в той давней войне – тем более.

То же самое и с бывшими собратьями по империи. Понятно, что воевал и побеждал Советский Союз, а не нынешняя Российская Федерация. Но сегодня вклад отколовшихся частей державы или игнорируется, как с Белоруссией, или выворачивается наизнанку, как с Украиной. Простой россиянин стремительно и, надо сказать, с полным непротивлением приучился видеть в украинцах еще один отряд врагов – таких же нацистов, как прибалтийцы, американцы, поляки, грузины и вообще все–все–все.

В реальных координатах участие нового украинского президента в торжестве, посвященном войне с нацизмом, так же естественно, как и участие президента России. Жертвы и заслуги Украины огромны. Но в официальных наших идеологических координатах приезд Порошенко лишь делает еще более плотным кольцо собравшихся там врагов.

Даже те немногие друзья, что еще остались, слегка смущены непринужденностью, с которой Кремль трактует войну против Гитлера как свою полную идеологическую собственность.

«Мы с коллегами обсуждали будущее 70-летие Победы. Я думаю, будет нормально, если на Красной площади белорусские подразделения примут участие в параде…», - эта просьба президента Лукашенко скромна и легко исполнима, но не факт, что ее удовлетворят. В конфликте с Украиной его позиция двусмысленна. Не хочет с ней рвать. Далеко ли от этого до оправдания нацизма, которое у нас теперь карается специальным законом?

Можно, конечно, спросить, почему наша публика так охотно зачисляет в нацисты любого, на кого ей укажут с экрана, и так толерантна к настоящим наци и полунаци, если они на хорошем казенном счету. Но ведь коротко на это не ответишь.

Зато очевидно, что в нашей державе создан уникальный идеологический мир, непримиримо противостоящий всем тем представлениям и о прошлом, и о современности, которые царят в Европе, в Америке, да и во многих прочих краях.

Юбилей в Нормандии – это встреча двух миров. А сюжет торжества как нарочно такой, по которому им не сойтись буквально ни в чем. Скандальный может выйти праздник.

Сергей Шелин

Перейти на страницу автора