Posted 27 июня 2014,, 11:05

Published 27 июня 2014,, 11:05

Modified 30 января, 22:44

Updated 30 января, 22:44

Технология катастрофы

27 июня 2014, 11:05
Сто лет назад начался европейский кризис, который за месяц привел к мировой войне. Действующие лица не управляли событиями и мечтали о невозможном. У сегодняшнего российско-украинско-западного конфликта другой сюжет, но похожая атмосфера.

Сто лет назад начался европейский кризис, который за месяц привел к мировой войне. Действующие лица не управляли событиями и мечтали о невозможном. У сегодняшнего российско-украинско-западного конфликта другой сюжет, но похожая атмосфера.

28 июня 1914 года сербский националист застрелил в Сараево австро-венгерского престолонаследника Франца-Фердинанда. Казалось бы, традиционный для той эпохи криминально-светский эпизод. В те времена членов правящих домов убивали часто, и сверхвнимания это уже не вызывало. Но ровно через месяц, 28 июля, началась Первая мировая война.

У нас собираются пышно отпраздновать юбилей. Понятия не имею, какими способами роковую дату будут ставить на службу поднятию популярности Владимира Путина, но это, в конце концов, забота агитпропа.

Всех прочих может увлечь разве что один вопрос: похожи ли забытые события вековой давности на то, что происходит сейчас? Проще всего ответить четко и ясно: в сюжетах, да и в характерах лиц, принимающих решения, никакого сходства нет. Но если всмотреться в суть, то ясность исчезает.

Всего за месяц предвоенного кризиса европейские державы созрели для убийственных решений. Но в первые дни и даже недели после сараевского теракта почти никто не догадывался, что происходит нечто безвозвратное. Монархи обменивались проникновенными письмами, дипломаты – строгими, но выдержанными нотами, состоятельные люди наслаждались своими заграничными отпусками, а тогдашнее экспертное сообщество вспоминало о череде конфликтных вспышек предыдущих лет, каждую из которых удавалось как-то утрясти.

Механизм летнего кризиса 1914 года, который утрясти не получилось, состоял из трех главных узлов.

Во-первых, политические верхушки и образованные слои абсолютно всех вовлекаемых в конфликт держав, ставили перед собой сугубо утопические цели.

Британия хотела отстоять роль морской и торговой сверхдержавы, к которой привыкла в XIX веке. Времена изменились, и шансов на это у нее уже не было никаких, но англичан приводило в шок то, что этот статус хотят присвоить себе немцы, которые вырвались вперед в экономике, полезли за колониями в Африку и сооружали военный флот, претендовавший стать сильнее британского. Символические вещи волнуют острее всего, и создаваемые адмиралом Тирпицем германские военно-морские силы выводили Лондон из себя куда больше, чем все остальное.

А Германской империи было мало экономической гегемонии в Европе, которая сама шла к ней в руки (к примеру, почти половина российской торговли приходилась на Германию). Она хотела еще и править миром, превратив прежние великие державы в своих вассалов.

Разумеется, это не устраивало ни Францию, которая сама грезила о европейской и заморской сверхдержавности, хотя и не в таких острых формах; ни Россию, руководство которой еще с XVIII века мечтало о Босфоре, Дарданеллах и роли гегемона Балкан и покровительницы славянства (нынешний лозунг «Русского мира» - лишь урезанная версия той же самой идеи).

А доживающая свой век двуединая Австро-Венгерская империя пыталась любой ценой отстоять статус если не спасительницы, так хотя бы властительницы славян и хозяйки на Балканах.

Надо добавить, что державные грезы приводили в возбуждение не одни только главные страны Европы. Свою долю масла в огонь подлили и малые балканские государства.

Ни Сербия, ни Болгария вовсе не рвались под твердую руку «спасителей» и уж, тем более, «властителей». У каждой из этих стран был проект собственной балканской мини-империи. Белграду, который, в отличие от Софии, удачно выбрал союзников, это потом временно удалось. Но последующий распад Югославии все равно был неизбежен.

На старте Первой мировой устремления всех ее участников были обращены к имперским традициям и шаблонам XIX века - и уже поэтому совершенно неосуществимы. Никто из них в конечном итоге не получил, да и не мог получить желаемого.

XX век стал временем, когда империи в Европе распались на национальные государства, а заморские колонии великих держав стали состоявшимися или нет, но юридически суверенными государствами. То есть Первую мировую войну проектировали как безнадежную битву за то, чтобы остановить историю.

Второй составной частью предвоенного кризиса была слабость и низкая компетентность правящих кругов практически во всех странах конфликта. В массе своей они были не так уж воинственны. И непосредственно после сараевского убийства в европейских столицах исходили из того, что спор можно будет как-то решить миром.

Полный переворот в их настроениях, происшедший всего за четыре недели, объяснялся тем, что привычный практицизм в нестойких умах правителей легко рассыпался и сменился агрессивными державными мифами. Из-за неспособности к предвидению, все они к тому же вообразили, что война будет короткой, не очень кровавой и победоносной для их держав.

Но, может быть, решающую роль в этой смене планов сыграло общественное мнение буквально во всех вовлеченных европейских странах. От первоначальной настороженности и вялого пацифизма оно на глазах переходило к воинственности и национальному экстазу. Стремление стеной встать за свою державу, которую обижают, унижают и со всех сторон обкладывают враги, набирало ход как лавина – и в Германии, и в России, и во Франции, и в Австрии. Левые и правые, образованные и не очень, лоялисты и оппозиционеры на глазах теряли чувство реальности и сливались в общем хоре. Правительства вряд ли смогли бы этому противостоять, даже еслибы и имели волю и разум сопротивляться. Но они и сами потеряли голову.

Тогда не мерили рейтинги, не жонглировали опросами, не били по мозгам телепропагандой, но полный переворот в настроениях был очевиден для всех.

Вот так, с оптимизмом и чувством глубочайшей уверенности в собственной правоте, европейские, а за ними и остальные страны вступили в настоящий, некалендарный XX век, первым актом которого стала мировая война 1914–1918 гг.

В итоге историческая неизбежность все равно взяла свое. Но через невиданные войны, революции и геополитические катастрофы прошедшего столетия.

И вот сегодняшний спор с Украиной и Западом. Вроде бы все другое. Но в атмосфере что-то похожее. Иллюзии, будто можно остановить историю. Непонимание цены, которую за это придется платить. И всеобщий экстаз, когда уже непонятно, кто кого подталкивает – высшие низших или наоборот.

Сергей Шелин