Можно ли смягчить указку?

Роли распределились при этом нестандартно. Педагогику ведь привыкли наблюдать как бы в «борьбе двух противоположностей». С одной стороны – некий набор традиционных ценностей: за школьную форму, раздельное обучение, воинскую повинность, религию, благоговение, в ряде случаев – за латынь и розги, но также и за советское образование, отталкивавшееся от царской гимназии. С другой – тоже сложившийся «либеральный комплекс»: раскрепощение личности, педагогика сотрудничества, новаторы, сексуальное воспитание и включение всех меньшинств. Приверженцев обеих точек зрения хватает. Правда, частенько они столь рьяно выражают обоюдную неприязнь, что организаторы и за один стол их усаживать побаиваются.

Так вот, в данном случае, все было не так. «Роли смешались». Представитель самого переднего края прогрессивной педагогики - директор Института развития образования Высшей школы экономики Ирина Абанкина – согласилась с тезисом о том, что образование содержит в себе элемент насилия, и это - неизбежность. О том же, еще боле резко, говорил главный редактор журнала «Директор школы» Константин Ушаков.

Собственно, тема круглого стола была, к сожалению, поставлена не совсем верно. Как отметили все собеседники, никакой «новой российской школы» пока нет, да и не предвидится. Школа – вполне себе старая, а разговоры о реформах остались в значительной мере пустыми. И проблема насилия – в данном случае, не избиения и поборы стали предметом обсуждения, а насилие самой образовательной системы над личностью растущего человека – действительно, вечная. Она никуда не денется.

«Да, образование есть насилие», - жестко признал Константин Ушаков, напомнив собравшимся, что «культура начинается с ограничений». В самом деле, в любом, даже самом свободном обществе нельзя плевать на пол, надо есть ложкой и вилкой, носить одежду, переходить улицу на зеленый свет и уметь читать-писать по правилам, установленным для всех граждан данной страны и носителей данного языка.

А все эти правила, как заметил Ушаков, «инородны по отношению к сознанию» - к детскому сознанию-то уж точно. Поэтому надежды на то, что, дескать, Россия изживет тоталитарное прошлое, придут какие-то педагоги-новаторы и сделают весь процесс взросления веселым и радостным, увы, бесплодны. Надеяться стоит на другое: как сформулировал Константин Ушаков, «профессионализм внедряющего может и должен жесткость этого насилия смягчить».

В формулировке Ирины Абанкиной, образование дает некий «компромисс между самим человеком и культурными кодами, принятыми в обществе». Именно компромисс: человек все равно в главном останется самим собой. Можно добавить: и это тоже не всегда приятно. Все пороки, заложенные в человеке, так или иначе выход найдут – и кто чувствует непреодолимую потребность плевать на пол, найдет места, где это возможно. Однако общество так же неизбежно человека в процессе взросления обтесывает и подгоняет под свои каноны. Так что взросление - жесткое, от этого никуда не денешься.

Но куда все-таки следует двигаться, дабы максимально смягчить это неизбежное насилие? Увы, реальных, заслуживающих доверия ответов на большинство педагогических вопросов как не было, так и нет. Ирина Абанкина отметила, что какое-то внятное представление о надлежащем качестве образования в нашей стране есть только у служителей Русской Православной Церкви и у военных. Ирину Всеволодовну, как человека прогрессивного, это в восторг не приводит: что ни говори, а военные у нас в большинстве своем «тянут в советское прошлое», как церковники – в царское. Но прогрессивная часть общества просто «не тянет»: она вообще не может сформулировать, какое образование ей нужно.

Константин Михайлович Ушаков – тоже человек прогрессивный, критически настроенный к советскому прошлому, но еще более критически – к нынешнему постсоветскому бардаку. Ушаков убежденно высказался в защиту коллективизма, которого у нас в школе-то и нет, а точнее, есть, но только не там, где надо. Вот учеников строем водить и, желательно, в противогазах – это у нас все еще очень любят. А нужен-то коллективизм учительский и для учителей.

В США, как рассказал Ушаков, один весьма успешный директор школы показал российскому гостю, как у него начинают молодые учителя. Они, как и в любой стране, мало, что знают после колледжа. Но первые полгода работы их директор водит по чужим урокам – по урокам старших коллег. И за эти полгода молодые узнают то, что они не познают ни до, ни после: они видят работу других!

Это совершенно непредставимо у нас. В такой коллективистской стране, как Россия (во все ее времена), работа учителя остается «одиночной». Да, он к классу повернут лицом – но к любому взрослому на своем уроке испытывает глубочайшее недоверие и раздражение. Не положено! А ведь работа педагогического коллектива должна быть командной – не от слова «командовать», а от слова «команда». «Компетенция не воспитывается в рамках одного предмета», - убежден Ушаков.

Между тем, на Западе можно немало взрослых встретить на уроках. В том числе, тех, кто проводит аттестацию учителей. Этим занимается не «скучающая комиссия после обеда», а профессионалы из независимых аудиторских фирм, которые на уроках проводят многие часы и учителя, как под лупой, рассматривают. Наши педагоги в самом страшном сне такого не видели.

Значительно более «мягким и приветливым» выглядело выступление социального психолога, доцента РГГУ Жанны Шопиной. Хотя Жанна Петровна сразу отметила, что она, как женщина православная, считает, что Учитель только один – Христос, а все, кто преподает – это педагоги. И вот, за такой жесткой постановкой вопроса последовал прямо-таки натиск гуманизма.

Именно Шопина энергично настаивала, что нельзя говорить о правильном насилии, что ребенка надо прежде всего понимать и сотрудничать с ним, заимствовать самые передовые педагогические принципы – «спонтанное воспитание». «Мы не хотим смотреть на новаторов и варимся в собственном соку, - подчеркнула Жанна Петровна. – Школа должна не учить отдельно математике, отдельно физике, а позволять человеку взрослеть с помощью математики, физики и других предметов».

При этом Шопина также вступилась за советское образование, заметив, что советская система, и то оставляла больше свободы, чем нынешняя. Свобода ведь – это не только право Маркса-Ленина критиковать, но и право самому себя человеком чувствовать и как-то нормально свою жизнь планировать. «А сейчас: хотим – вводим ЕГЭ, хотим – закрываем школы, - отметила Шопина. – Вас закрыли, а вас открыли. При советской власти хоть какой-то закон был, теперь – все по «понятиям».

Да, сложившуюся ситуацию в школе все признали нетерпимой. По данным, приведенным Ириной Абанкиной, около 88% сегодняшних учеников ненавидят школу, и есть все основания полагать, что «недовольные и усталые учителя» чувствуют примерно то же, хотя с учениками их это не сближает.

К сожалению, как заметил Константин Ушаков, от нынешнего общества и нельзя ждать, что оно внятно сформулирует концепцию образования. Ибо, прежде всего, оно концепцию самой страны не может внятно сформулировать. «Если мы хотим реиндустриализации, возрождения заводских труб и маршевых колонн, - тогда советское образование и есть лучшее», - отметил Ушаков. Разговоры же о «постиндустриальном обществе», по его мнению, так и остаются пустыми словами, за которыми нет содержания.

Прямо ориентироваться в своей образовательной политике на Европу и США, по мнению Ушакова, Россия не может, по той банальной причине, что ей это не по карману. Зато мы можем и должны ориентироваться на такие, сходные с Россией по экономике и социальным показателям страны, как Мексика, Чили и Турция. И вот, если это делать скрупулезно и вдумчиво, без лишних подражаний, можно много для себя полезного извлечь.

Леонид Смирнов