Путч 1991-го. Четверть века спустя

Мимо памятника защитникам демократии, на котором выбиты имена троих погибших в августе 1991 года противников переворота, кучками снуют люди. Мужчины в деловых костюмах не спеша шагают в соседнее с офисом кафе, иностранные туристы растерянно глазеют по сторонам, периодически поглядывая за гидом, остальные просто бегут. В наушниках, шляпах и бейсболках, с цветами и сумками, пакетами и чемоданами — на островке тротуара между двумя «зебрами» поймать человека для разговора невозможно. Внимание монументу уделяют лишь редкие фоторепортеры печатных и интернет-изданий, сменяя друг друга с периодичностью в пару часов. Слева от памятника лежат трубы и столбы с дорожными знаками: разворот, стрелка вперед и кирпич. Чуть поодаль продолжаются ремонтные работы, охватившие летом всю столицу.

«Конечно, помню, об этих всех событиях, уже довольно сознательный возраст был для этого», — смеется в ответ на вопрос корреспондента «Росбалта» улыбчивая женщина средних лет в солнцезащитных очках и голубой рубашке. — Форма управления государства поменялась тогда. Горбачев был президентом одного государства, Ельцин стал — другого». Взяв длинную паузу, она окинула взглядом памятник, расположенный над въездом в тоннель, через дорогу, и сказала, что «все мы сейчас пожинаем плоды того путча».

«Я отрицательно, конечно, отношусь к любым переворотам, и, если посмотреть спустя столько лет, мы понимаем, что не будь того переворота, не было бы того государства, в котором мы живем, — продолжает она. — Ельцин бы не пришел к власти. Он возглавил протестное движение народа. Мы бы жили в другом государстве, если бы их переворот удался, и они бы остались у власти. И народ бы не высказался против этого». Согласно опросу «Левада-Центра», приуроченному к 25-летней годовщине путча Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), половина россиян забыла или не знает о том, что происходило в Москве с 19 по 21 августа 1991 года. Из тех, кто помнит, — треть считает попытку переворота трагическим событием, имевшим гибельные последствия для народа и страны. Чуть больше людей расценивают августовские события как результат борьбы в высших эшелонах власти.

Другое социологическое исследование — фонда «Общественное мнение» (ФОМ) — показывает иную картину: впервые, от самих интервьюеров, о путче услышали только 11% опрошенных. Однако затруднения у респондентов вызвали более конкретные вопросы — позитивно или негативно на развитии страны сказалась бы победа ГКЧП. Здесь соотношение — 26% против 17% в пользу противников путчистов. Аргументация первых сводится к страху перед гражданской войной и неустойчивостью государства, а также — к негативному отношению к личности инициаторов переворота. Вторые убеждены: если бы членам ГКЧП удалось удержать власть, Советский Союз избежал распада, а в стране было «больше порядка и дисциплины». Интересно, что примерно такие показатели характерны для всех без исключения возрастных и социальных групп.

«Ситуация конфликта поколений по поводу событий того времени не обнаруживается, — отмечает ведущий аналитик ФОМ Григорий Кертман. — Если смотреть по каким-то другим разделительным признакам — у мужчин и женщин есть некоторое различие, но не принципиальное. Образование — никаких отличий. В Москве несколько больше противников путча, но ненамного». Исключением — вполне естественно — служат лишь сторонники коммунистической партии: в их рядах ведущую роль играют приверженцы идей путчистов. Объяснимо также и то, что знания об августовских событиях у молодых людей скромнее: 30% из них «что-то знает», 33% «что-то слышали» и 29% «слышат впервые».

По словам эксперта, показатели одобрения и неодобрения действий ГКЧП стабильны на протяжении многих лет, поэтому говорить о четкой динамике в какую-либо из сторон не приходится. При этом временное отклонение наблюдалось летом 2011 года, когда число тех, кто говорил, что победа группы под руководством вице-президента СССР Геннадия Янаева навредила бы стране, сократилось с 27% до 17%. Социолог объясняет это возможным изменением в информационной повестке того периода: «Вероятно, что тогда в информационной повестке или в медийном тоне каким-то образом были особенно сильны настольгические настроения, может быть, показывали что-нибудь очень уж в настольгическом тоне освещающее советскую эпоху (я фантазирую, у меня нет ответа), но на протяжении всего этого времени все-таки наблюдается довольно устойчивый полуторакратный перевес противников ГКЧП над сторонниками».

По тротуару на пересечении Нового Арбата и Садового кольца бродит парень лет двадцати — в узких джинсовых шортах, кедах рубашке и темных очках. Он выглядит загруженным и серьезным, часто заглядывает в смартфон и сверяется с табличками на зданиях. Однако на разговор согласился охотно, поинтересовавшись сперва, не хотят ли его сделать жертвой «пранка» (розыгрыша, — «Росбалт»). По его ответам стало понятно: август 1991-го юноша перепутал с волнениями осени 1993-го. «Я не фанат «совка», конечно, но все-таки можно было более мирным путем все это сделать», — говорит он и добавляет, что о роли этих событий в истории России не размышлял. Следом за ним девушка чуть постарше и вовсе не смогла назвать события, 25-я годовщина которых отмечается в эти дни.

Более возрастных прохожих предложенная тема задевает. «Это все было на моих глазах, я вот в том доме живу, — указывает рукой дом на углу Нового Арбата Валентин Георгиевич. Он не принимал участия в столкновениях с военными: в день гибели трех мужчин вернулся с дачи. Информацию узнавал по «Эху» — из окна на кухне были видны только баррикады. «Конечно, это трагические события, но, я считаю, они повернули историю. Хотя бы потому, что СССР развалился. И были надежды на то, что будет демократия. Но как-то все сошло на нет, и сейчас возвращаемся к старому», — сетует он.

Однако не все ровесники Валентина Георгиевича помнят, как решалась судьба страны четверть века назад. К примеру, дама в ярко-розовом платье и с выразительным макияжем лишь одарила корреспондента «Росбалта» улыбкой и, бросив негромкое «Не участвовала», быстро удалилась. Все, что происходило в те дни, реально решало судьбу страны, — рассуждает женщина по имени Дарья в изящном платье с цветами. — Все процессы запустились быстрее, после августовских событий, все девяностые годы, достаточно быстрый этап развития страны был. Путчисты были против легитимно избранного президента РСФСР, соответственно, я всегда за законность, на стороне избранного президента, против ГКЧП».

Она, в отличие от Валентина Георгиевича, не наблюдает возрождения в российском обществе тех идей, которые отстаивали путчисты: «Прошло 25 лет, мы тогда были совсем другими — это видно на кадрах хроники. Люди были другими, время было другое, мир был другой, поэтому нельзя сказать, что ценности остались теми же самыми. Ценности формируются в зависимости от того, что нас окружает, какая конъюнктура».

Разделяет ее позицию еще один прохожий. Облаченный в зеленую кепку с символикой, очень смахивающей на флаг Вьетнама (желтая звезда на красном фоне), Филипп размышляет о том, что в августовских событиях, «как в отношениях мужчины и женщины», виновны обе стороны. «Есть часть информации, которую мы знаем, чего они (ГКЧП — «Росбалт») хотели: величия, единения и жесткой центральной власти. Ну, при размерах нашей страны центральная власть реально должна быть жесткая. Это не какой-нибудь маленький Лихтенштейн, где ты знаешь, что власть всегда недалеко. А ценности… Взять, например, сегодняшние выборы: каждая партия говорит о том, что хочет процветания, говорит про социальную программу и так далее — благие намерения. Но у тех тоже были благие намерения. Все хотят жить лучше, сытнее и счастливее, но происходит, что происходит». Все же Филипп напоминает: последствия захвата власти группой чиновников и силовиков в 1991 году могли быть гораздо серьезнее.

«В той ситуации это был неизбежный процесс. Он привел к тому, что страна изменилась, началась новая эпоха. Можно было мягче, можно было жестче, но, я думаю, это был один из самых мягких процессов, что произошли. В принципе это же столкнулись не люди, а представители определенных точек зрения, определенных элит. Победил сильнейший, либо хитрейший, либо наглейший. Всей подноготной мы не знаем — победил тот, кто победил».

Денис Гольдман