Posted 15 марта 2018,, 19:16

Published 15 марта 2018,, 19:16

Modified 31 января, 18:47

Updated 31 января, 18:47

Пять слов для Страшного суда

15 марта 2018, 19:16
Прощание с Олегом Табаковым прошло в Московском художественном театре, местом упокоения мэтра стало Новодевичье кладбище.

Прощание с Олегом Табаковым на главной сцене Московского художественного театра имени Чехова прошло в соответствии с заслуженными высокими ожиданиями. Хотя к 9:00, к открытию, у дверей собралось человек двести, людской ручеек постепенно, но неуклонно набухал в течение всех пяти часов.

Процедуру ожидаемо продлили на час, с 13.00 до 14.00, и именно в это время больше всего и пришло благодарных зрителей. Самого разного возраста и внешнего вида. От старушек, обижавшихся, что их просят оставить пальто в гардеробе, чтобы занять места в зале, до странных юношей в головных уборах и с руками в карманах, но все же с цветами.

Судя по тому, что прессу проверяла ФСО, ждали президента или премьер-министра. Но поначалу в этом плане все было тихо, из власть имущих присутствовали глава Следственного комитета Александр Бастрыкин и вице-премьер Ольга Голодец, чьими словами и началась гражданская панихида.

Руководство МХТ поступило не так, как обычно проводят прощания в театрах: первые два часа были полностью отданы людскому потоку, гражданам, желающим проститься. И лишь потом — речи.

«Он говорил, что у него есть миссия: он продолжатель великой мхатовской школы, — отметила Ольга Голодец, голос которой чуть всхлипывал. — Он добился того, чтобы школа Станиславского продолжала жить, и любому человеку объяснял, почему это очень важно».

«Табаков стал родным для всех граждан нашей страны. Как член семьи, которого узнают по двум словам и интонации, и пускают в комнату», — заметил министр культуры Владимир Мединский, чья речь была одной из самых кратких: вероятно, хранитель отечественной культуры не видел необходимости в дежурных словесах о таком близком человеке.

А самое длинное и содержательное выступление осталось за театральным критиком Анатолием Смелянским. «В мае 2000 года я стоял здесь, когда провожали Олега Николаевича, — вспоминал он, конечно, Ефремова. — Теперь мы провожаем младшего Олега».

За 18 лет руководства МХТ Табаков, по мысли Смелянского, «понял, что это значит — вести в России независимый, относительно свободный театр — МХТ без буквы А». Если старший Олег «расписывался кровью в верности системе Станиславского», то Табаков «не был поглощен методологией», а скорее походил на Немировича-Данченко, поскольку «боялся задушить актеров и оставил им долгожданную веру в предлагаемые обстоятельства, которые всегда и предлагал».

Критик напомнил, что в самом МХТ Табаков не был режиссером. Он позиционировал себя как «кризисного менеджера», который отнюдь не на белом коне туда въехал.

«Он учился капитализму, — подчеркнул Смелянский. — Сам поначалу закрыл больше спектаклей, чем советская власть. Стремился взять талантливого человека, не холопа, не исполнителя. И ни одного талантливого человека не сдал».

«Вот умер Кеша Смоктуновский — наш русский Гамлет, — рассказал Смелянский. — Я Олегу говорю: «А вот ты помрешь — скажут: «Помер кот Матроскин». Не обидно?» «Нет! — говорит. — Никогда не мечтал сыграть Гамлета — только Полония. Никогда не мечтал сыграть Чацкого — только Фамусова».

И тогда же Табаков назвал Смелянскому пять глаголов, которыми собирался оправдаться на Страшном суде: «помогал, выручал, хоронил, доставал, делился».

Анатолий Смелянский выразил изумление выпадом организации «Божья воля», которая «грозилась отлучить от церкви того, кто будет отпевать нечестивца!» «Что-то из глубокого мутного Средневековья!» — воскликнул критик; возможно, несколько наивно. — Судебное дело «Художественный театр против «Божьей воли»!

Сергей Юрский рассказал, что они с Табаковым — ровесники, начавшие театральную карьеру в один год, никогда не играли вместе. Лишь однажды снялись в одном фильме, не появляясь в общих сценах — это «Король-олень», 1970 год. И там, в Крыму, в Ореанде, проговорили целую ночь. «Я хочу школу», — сказал он, — вспоминал Юрский. — И рассказал мне все, что с ним будет потом. Могу сказать: да, он все это видел вперед. Баловень судьбы? Может быть, действительно, баловень, но с каким-то сверху идущим прозрением».

А чуть ранее, в период недолгого расцвета Пражской весны, они оба оказались в Праге. И Юрский там ходил на «Ревизора», где все играли, естественно на чешском, а Хлестакова — Табаков по-русски! «Это был поступок. Смелый, гражданственный и веселый», — убежден Юрский. Впоследствии, на переломе веков, была задумана пьеса «Нули» о проблемах современной Чехии, которая оказалась уже не столь удачной.

«Последний раз я видел его на премьере «Светлого пути», — рассказал Юрский. — Его ввели, и он знал, что его вход в уже полутемный зал вызовет бурную овацию»

«Смесь иронии, насмешки, почти шутовства и абсолютного серьеза в жизни и на сцене» — характеризовал товарища Сергей Юрский.

Режиссер Марк Захаров вспомнил, как Табаков играл у него Альхена в «12-ти стульях». Захаров пожелал, чтобы при знакомстве с Остапом Бендером под гром первомайских оркестров у ворюги-завхоза выкатилась скупая мужская слеза. «Из какого глаза?» — с готовностью спросил Табаков. Режиссер не без скрытой иронии сказал, что из левого. «Когда?» «На третьем такте марша». И «содрогаясь от восторга и ужаса», Захаров увидел, как это было исполнено.

Также Марк Захаров подчеркнул, что в лице кота Матроскина Табаков «подсмотрел наш национальный характер».

Александр Ширвиндт со свойственным ему оптимизмом вспомнил, как приехал в 1-ю Градскую больницу еще в 1965 году к 29-летнему Олегу Палычу, которого свалил первый инфаркт. «Как быстро все кончается!» — сказал тогда Табаков. К счастью, это все же оказалось не совсем так.

Многие вспоминали неординарную заботу Табакова о товарищах. Как рассказал Ширвиндт, когда он впервые собрался ехать в Канаду в начале перестройки, случайно встреченный им на улице Табаков дал ему записку для знакомого канадского режиссера: «Дорогой Майк, к вам едет Шура, он хороший парень и замечательный артист. Пожалуйста, накорми его и отведи в магазин секонд-хенд». В тот момент это пришлось ой-ой как кстати — а если и обидно, то уж точно, обидел-то не Табаков, к нему только благодарность.

Как рассказала профессор Школы-студии МХТ Анна Петрова, в 1990-е годы, что оказались для культуры еще голодней 1980-х, Табаков своему старому и, мягко говоря, небогатому учителю привез из зарубежной поездки отличные ботинки, очень кстати. И таких примеров было не счесть. Ученик Табакова, один из «цыплят Табака» Сергей Безруков тоже засвидетельствовал, что мэтр привозил гуманитарную помощь, «в буфете распределяли».

Безграничной благодарностью и восхищением была проникнута речь спикера Саратовской областной думы Ивана Кузьмина. Земляк-саратовец поведал, как любил Табаков приезжать на малую родину, — и как его саратовцы боготворили.

«Когда Олег Павлович появлялся на сцене, ему можно было ничего не делать — только стоять! — воскликнул саратовский парламентарий. — А у него в каждом спектакле была импровизация. И каждый ощущал, что Табаков подмигнул именно ему. В Бронзовом зале напротив Дворца пионеров установлены бюсты его героев. «Чтобы покорить Москву, надо иметь много денег или быть из Саратова», — говорил Олег Павлович, вдохновляя нас, провинциалов».

Знаменитый адвокат Генри Резник напомнил, что он — друг детства Табакова. Двое саратовских мальчишек дружили с 1949 года. «Мы общаемся, а по Саратову ходят слухи, что в драмкружке в Доме пионеров появился совершенно необыкновенный мальчик. Светлый, солнечный, радостный был человек. И лет десять назад всю семью с детьми и внуками привез в Саратов на кладбище, к истокам».

«Ведь плачу из эгоизма, потому что стена рухнула, за которой мы еще могли ощутить себя маленькими», — всплакнул другой «цыпленок Табака», Евгений Миронов.

Авангард Леонтьев продекламировал «преображение Господне» Пастернака, которое, видимо, годится для похорон даже при такой ужасной погоде — и один раз красиво спросил: «Венечка, как дальше?». А Вениамин Смехов прочел «Нету их, и все разрешено» Давида Самойлова.

Увидеть на сцене президента России Владимир Путина из зала не удалось. Но, по авторитетным свидетельствам, он появился ближе к концу. А несколько раньше — министр обороны Сергей Шойгу в гражданском черном костюме.

В почетном карауле у гроба стояли Безруков, Миронов, Олег Меньшиков, Константин Хабенский, Сергей Гармаш, Владимир Машков. И они же пешком, аплодируя, вместе с множеством артистов двинулись за катафальным лимузином по маленькому отрезку Камергерского переулка до Тверской.

А затем из ворот стали выезжать неожиданно многочисленные автобусы «Ритуала». Театр их всех арендовал, дабы все желающие могли поехать на Новодевичье.

Леонид Смирнов