Почему в России победили красные, а в Испании — белые

Первое апреля — не только день юмора. Эта дата (весьма условно) считается днем окончания Гражданской войны в Испании. В нынешнем году отмечается 80-летний юбилей победы испанских националистов во главе с генералом Франциско Франко над Испанской Республикой. В известном смысле — победы «испанских белогвардейцев». Отношение к этим событиям в российском обществе крайне неоднозначное. С корреспондентом «Росбалта» беседует профессор факультета истории Европейского университета в Санкт-Петербурге Борис Колоницкий.

— Борис Иванович, многих неравнодушных к истории россиян, наверное, интересует, а кого-то и мучит вопрос: почему в Испании в 1936-39 гг. победили белые, а в России в 1918—1922 гг. — красные? Особенно это тяжело для тех из нас, кто душой «за белых». Правомерна ли такая постановка вопроса? Много ли общего было между Россией и Испанией в начале и первой половине ХХ века?

— Да, постановка вопроса правомерна, и общего было много. По набору проблем Россия и Испания очень схожи. И прежде всего, и там, и тут шел очень непростой и болезненный процесс перехода от абсолютной монархии к конституционной.

— В чем же проявилась разница (роковая, с точки зрения наследников белой гвардии)?

— Следует выделить два важных фактора исхода Гражданской войны в Испании. Один — это все-таки внешний. Международная обстановка была очень неблагоприятна для Республики. Франкисты пользовались поддержкой Германии и Италии достаточно серьезно и постоянно. Испанская Республика получала, конечно, помощь от СССР. Но ее сопровождало довольно жесткое вмешательство и давление со стороны советских спецслужб.

Но мне кажется, гораздо более важны факторы внутренние. Прежде всего, это раскол в лагере республиканцев. Принимавший очень жесткие формы и доходивший порой до небольших «гражданских войн». Например, отношения между центральным правительством и каталонским. Между анархистами и остальными республиканцами. Между коммунистами и теми, кого очень условно и неточно можно было бы назвать «испанскими троцкистами». И т. д.

Это была жесткая конфронтация с применением оружия. Она требовала переброски войск, которые могли бы быть использованы против главного противника. И многие сторонники республики были деморализованы перед лицом всех этих внутренних конфликтов.

Что мы видим на другой стороне? Лагерь противников республики, который не без затруднений был объединен Франко, представлял собой очень пеструю поначалу коалицию сил. Там были монархисты — очень разного толка, были люди, которые откровенно ориентировались на итальянскую модель фашизма и на германский нацизм. «Корневые» испанские фашисты-фалангисты. И даже некоторые республиканцы правых взглядов, которые выступали против республики, ставшей для них слишком левой.

Очень сложная и пестрая коалиция. Но у нее было две цементирующие структуры: армия и католическая церковь. Так что, единство образовалось хоть очень относительное — но все-таки, этого единства и организации было больше, чем в республиканском лагере.

— Что же в России?

— Видите ли, сложная ситуация в Испании была все же куда проще того, что разыгралось на постимперских пространствах Евразии, где протекала Гражданская война, которую мы именуем не совсем точно российской.

На российском постимперском пространстве, помимо белых и красных, в войне приняло участие огромное количество всяких сил. Тот же Махно, чье движение сыграло огромную роль в 1919 году в пользу красных. Или национальные силы, правительства Прибалтики, Финляндии, Польши и т. д. Этнические конфликты и крестьянские движения, которые поворачивали фронт и против белых, и против красных.

Но в отличие от испанских республиканцев, большевики обладали не только большей склонностью к централизации — очень жесткой! — но и проявили себя, как военно-политические тактики. Они умели вступать в решающий момент в коалиции с тем же Махно, что имело очень большое значение на деникинском фронте, и с национальными движениями, в первую очередь, с башкирским, что было важно на фронте колчаковском.

Вот эта проблема обеспечения союзов очень разнородных сил и раскола противника была очень важным фактором. Да, и у нас Красная Армия воевала с Махно, и союз этот то возобновлялся, то распадался. Некоторые башкирские полевые командиры по нескольку раз переходили с одной стороны на другую.

Да, порядок у большевиков был относительный. Иногда он лишь декларировался. И если по документам Наркомпрода, замечательно проходила продразверстка, и план был вплоть до окончания Гражданской войны закручивать гайки «военного коммунизма» все больше и больше, то де-факто продовольственная проблема решалась с помощью торговцев-мешочников.

Но при всем при том, Красная Армия численно очень сильно превосходила противника. К концу Гражданской войны по официальным цифрам было 5 млн. Наверное, это преувеличение, если говорить о реальных бойцах. Но где-то 3 млн бойцов у красных было. У белых ничего даже сопоставимого не было.

Как-то эту армию вооружали, снабжали и транспортировали. Перебрасывая с фронта на фронт — это довольно сложные логистические задачи.

«География» стран была разной. Большевики удерживали исторический центр России, который также был узлом железных дорог. И перенос столицы из Петрограда в Москву тоже оказался очень важным фактором.

— Но ведь и Франко наступал с окраины, даже из колонии, из Марокко?

— Однако достаточно быстро получилось «наоборот». Территория Испанской Республики оказалась расколота (Страна Басков была отрезана от основной части Республики), а франкисты получили единую территорию, что дало им важное преимущество.

— Сыграла ли роль Первая мировая война, через которую прошла Россия, а Испания — нет? Ведь царский офицерский корпус очень сильно пострадал еще до Гражданской, а с другой стороны, все потенциальные мятежники получили винтовки и научились стрелять, а кто и командовать? Да и от Христа очень многие отвернулись. Может быть, это перетянуло «чашу весов» на красную сторону?

— Я сказал бы так: не будь Первой мировой войны, революция в России, скорее всего, произошла бы, но она была бы иной. Вы правы: в результате мировой войны офицерский корпус совершенно изменился, сотни тысяч молодых и честолюбивых вольноопределяющихся и унтер-офицеров приобрели военный опыт, из многих получились офицеры военного времени, прапорщики, подпоручики. Даже у белых некоторые штабс-капитаны становились генералами. А у красных иной раз унтер-офицеры становились комдивами.

Однако и опыт Испании показывает, что страна, не участвовавшая в Первой мировой войне, все равно скатилась в революцию, а потом, не в силах выйти из социально-политического кризиса, в гражданскую войну, одну из самых кровавых гражданских войн ХХ века. Причем, ведь Испания еще и заработала на Первой мировой, выполняя различные военные заказы. Росли города, прибыли предпринимателей и заработки рабочих. Ну, а потом кризис, одна диктатура, потом республика… Поэтому я не готов согласиться с теми историками, которые утверждают, что единственной причиной революции в России было ее участие в Первой мировой войне.

Более важным представляется мне другой вопрос. Почему и Россия, и Испания влезли в гражданскую войну? Схожий набор проблем — и низкая культура конфликта! Которая является частью политической культуры и традиции. Какие навыки преодоления конфликта наработаны в стране?

И Россия, и Испания в культурном отношении готовились к гражданской войне. В них был опыт прославления политического насилия. В России создавался в левых кругах культ террористов. Но с политическим насилием «все нормально» было и в Испании. Еще в XIX веке — несколько, по сути, гражданских войн и выяснений отношений. История «разборок» была очень велика, склонность любой конфликт пустить по пути силовой конфронтации — и традиция использования армии в этих разборках. Политическая жизнь и там, и там, была не школой компромисса, а школой жесткой силовой конфронтации.

— Можно ли сравнить интернациональные бригады в Испании с многочисленными «интернационалистами» или «иностранными легионерами» в России? Велика ли, на самом деле, их роль?

— Интернационалисты в некоторых регионах сыграли решающую роль. В Туркестане на каком-то этапе красный Ташкент не выдержал бы без решающей базы поддержки, которой стали для него бывшие военнопленные. Некоторые из них были убежденными социалистами, но многие вступали сначала в красную гвардию, а потом в Красную Армию, потому что это была хотя бы надежда выжить и вернуться домой.

В случае с испанскими интернационалистами, если советские военные специалисты ехали в Испанию по приказу (или добровольно, но в рамках воинской дисциплины), то значительная часть западных добровольцев интербригад поехали — кто по идейным соображениям, кто в поисках приключений, кто из-за безработицы в странах Запада. Германские и итальянские войска были просто как регулярные части, это была явная интервенция.

Логика формирования интернациональных сил в России и Испании была разной. В Испанию они ехали, а в России они уже находились. И без участия военнопленных — прежде всего чешских и словацких, а также красных венгерских — нам и начало-то гражданской войны сложно представить.

- Бывшие подданные Австро-Венгрии, чехи и венгры, оказались по разные стороны фронтов?

— Сильное венгерское участие проявилось в красной гвардии: противостояние красной гвардии и чехословацкого корпуса было в значительной мере и этническим. Продолжением различных национальных «разборок» в Австро-Венгрии.

Венгры были «краснеющими», а чехословаки — «белеющими». Руководство чехословацкого корпуса было сравнительно левым — ближе всего, наверное, к эсерам. Сначала идеологии было мало, скорее такой социально-этнический конфликт. Но логика этих конфликтов вписывала чехословаков в Белую армию — хотя был и красный комиссар Ярослав Гашек — а венгров больше в Красную.

Вот еще о чем надо сказать. Когда вы говорите, что в Испании победили белые, а в России красные — это простая картинка, описывающая очень сложную реальность и в том, и в другом случае.

— В чем особая сложность?

— В России победили красные — вроде бы, бесспорно. Но многие красные не считали себя победителями. В большой гражданской войне красные нередко противостояли… красным. Если бы лидер Тамбовского восстания Александр Антонов умер в 1918-м, его бы вспоминали как героя Октября, и у его памятника в пионеры бы принимали. Он был начальником тамбовской милиции и устанавливал советскую власть. Потом конфликты, в том числе местные, привели его туда, куда привели. Или кронштадтцы, которые считали свое выступление «третьей революцией», продолжением и Февраля, и Октября. И это не единственное восстание в Красной Армии, которое создавало проблемы для Совнаркома.

А ведь создавалась-то Красная Армия с другими целями. Когда весной 1918 года была поставлена задача создания миллионной Красной Армии, ни Ленин, ни Троцкий не думали, что гражданская война приобретет такой масштаб. Это к вопросу о том, ощущали ли себя большевики победителями. В 1917-18 гг. они затевали свое дело, чтобы инициировать мировую революцию. Ее не произошло. Они, конечно, не признавались вслух — мол, мы хотели одного, а получили другое.

Более того, некоторые бывшие белые ощущали себя победителями. В первую очередь я имею ввиду интеллектуальную позицию знаменитого сборника «Смена вех». Его редактор Николай Устрялов — видный сотрудник Колчака, не последнюю роль игравший в Белом движении на Востоке.

Его позиция тогда: да, мы проиграли в военном отношении, но в политическом отношении мы выиграли. Потому что большевики, которые выступали сначала как противники централизованного государства, как антиимпериалисты, как интернациональная антиимперская сила, в ходе Гражданской войны вынуждены были реализовать нашу программу. Сильное государство, сильная армия — а коммунистический интернационал становится мощным оружием внешней политики России.

Такого рода взгляды получили распространение среди интеллигенции, специалистов военных и гражданских. В известном смысле, «сменовеховская» риторика влияла и на правящую партию. Сталинский поворот 1930-х годов в известном смысле опирался на эти интеллектуальные разработки.

Также и многие из тех, кто боролись против Испанской Республики, по-разному ощущали себя после победы Франко. Некоторые — оттесненными от власти. Ну, и мы знаем, какие исторические бури сотрясают Испанию сейчас.

Беседовал Леонид Смирнов