Егор Летов: Невозможно быть вечным игроком

О группе "Гражданская Оборона" и ее лидере Егоре Летове говорили много и охотно. Да и сам Егор, казалось, с удовольствием подбрасывал темы и провоцировал людей на разговоры. Символ нонконформизма, любитель анархии, идеолог российского пост-панка был счастливым обладателем билета партии Эдуарда Лимонова под номером четыре. К слову, у Сергея Троицкого – лидера другой группы с подобной репутацией - «Коррозии металла» билет был под номером четырнадцать.

Скандальных историй, связанных с именем музыканта, вдруг занявшегося политикой, было много. Чего стоит та, что про смерть Янки Дягилевой, которая, по одной из версий, утопилась из-за неразделенной любви к Летову? А бесконечные скандалы, в том числе и политические, постоянно сопровождавшие Летова? В повседневной суете не придаешь значения мелочам. Разве кто-нибудь обращал внимание на мрачное сокращенное название группы? Нет. По странному стечению обстоятельств оно, без всякого суеверия, сокращалось до ГрОба. Вот, и сократилось. 19 февраля это сокращение обрело свой единственный верный смысл.

У меня осталось интервью с Егором, во время которого он был весел, клеймил Америку (а кто сейчас ее не клеймит?), рассказывал о творческих планах и вскользь заметил: «Невозможно быть вечным игроком, после сорока пора становиться тренером». Вот и ушел навсегда на тренерскую работу.

Думаю, что все, кто когда-либо общался с Летовым, запомнили его. Но у всех он был разным. В моей памяти он останется навсегда добряком и весельчаком с весьма парадоксальными суждениями.

- Договоримся сразу, - сказал он в начале нашего разговора, - на политике сразу ставим точку. Я в политику не пойду, потому что это занятие не очень интересное, и я считаю, что всем должны заниматься профессионалы. Мне гораздо больше нравится заниматься духовной деятельностью, она душу согревает.

- Что же ее согревает?

- Мысли о том, что в мире есть великие люди - Кира Муратова, например. Или Чарльз Буковски. Вернее, его книги. Или, что дома меня ждут три кота. Была бы возможность, больше бы завел, восемь или девять: кошек люблю с детства. Первую Маруся звали. О детстве вспоминаю всегда, когда говорю о кошках. Или о коммунизме. Какая жизнь была при коммунизме! Тогда было просто здорово и совсем не страшно. Можно было просто крикнуть: "Помогите!", - и помогали. Не строй был, а просто рай.

В детстве я начал много читать. У меня мать была очень хорошей. И бабушка. А вот с отцом мы живем, как в коммуналке. Ругаемся. Раньше даже дрались. Вообще-то наша семья была достаточно культурная и образованная. А если генеалогию поднять, то выяснится, что и древняя к тому же. Наш род происходил от купцов и казаков. Можно было ходить без штанов, потому что денег не было, но книг всегда был полон дом. Выписывались "Иностранная литература", пластинок была куча. Духовность культивировалась. Так что вырос я не на пустом месте. А то, что я делаю сейчас, в каком-то смысле продолжение детства, игра.

- Получается все радикальные перемены - просто смена игрушек?

- В каком-то смысле да. Но звучит это очень цинично. А к игрушкам я никогда цинично не относился. В детстве играл в глобальные игры: в них разворачивались эпические истории целых городов, которые всегда почему-то заканчивались катастрофами. Я очень переживал, когда кто-то из героев погибал и несколько дней ходил в шоке. Для меня эти игрушки были важнее, чем живые люди.

Еще одна привычка из моего детства: я много хожу пешком. Совершенно необъяснимо, но лет до десяти я не мог ездить вовсе. У меня был нестандартный вестибулярный аппарат: меня все время укачивало, и я терял сознание. Поэтому я никогда никуда не ездил. Летом - никаких курортов и морей. Первый раз выехал из Омска только году в 1982-м и поселился в Москве.

- Сложные были времена. Уже тогда приезжим говорили, что Москва – не резиновая…

- Но я начал прописываться. Для этого поступил в ПТУ. Но это поучительная история. Я пошел то ли в день смерти, то ли в день рождения Высоцкого на Ваганьковское кладбище. У могилы поэта собрались люди, все потрясали руками, речи говорили. И я сказал. Среди всех ходил, как потом выяснилось, диссидент, юркий, самый ярый, прикидывался поклонником Владимира Семеновича и у всех адреса спрашивал. Я и сказал по неопытности, а на следующий день меня выслали из Москвы. Пришлось вернуться в Омск. Но все, что случилось, - все к лучшему.

- Почему состав «Гражданской обороны» очень часто менялся?

- В большинстве записанных альбомов я играю на всех инструментах. Мне хотелось найти группу, которую мне самому интересно было бы послушать, но, так как я ничего адекватного не нашел, пришлось начинать все делать самому. Поэтому я в дифирамбах не нуждаюсь. Когда мне говорят: "Ах, как хорошо!", - я и сам знаю, что хорошо. Потому что делаю вещи, которые мне самому приятно слушать.

Когда очень сильно напиваюсь, я включаю свои песни. Плачу. Таким же образом и стихи пишу. И роман могу написать, который мне самому будет интересен. А если бы снимал кино, первым бы снял "Игру в классики" по Кортасару. Я знаю, как это сделать. В черно-белом. И еще хотел бы что-нибудь сделать с Кирой Муратовой.

Хоть и нет аналогов творчеству "Гражданской обороны", Летов видит единомышленника в лидере группы "Love" Артуре Ли, который сейчас сидит за непреднамернное убийство.

- Он чем-то напоминает меня. История его такова. Сидел он как-то дома, играл на гитаре, сочинял. Вдруг врывается к нему сосед, и началось: крики, угрозы, жалобы. Ли и застрелил его. У меня очень похожие отношения с соседями. Уже было четыре приглашения в суд и восемь предупреждений о выселении.

Разговор с соседей переходит на знакомых Егора, и он рассказывает одну поучительную историю о динозавре российского панка, своем коллеге Иване Морге, убитом его собственной женой. За то, что ерничал во время прослушивания ею любимого альбома группы "Yardbirds" «Little Games». Женская душа оказалась настолько ранимой, что предпочла пожертвовать собственным мужем ради искусства.

- Та еще история!

- Да, не жизнь, а "Страх и отвращение в Лас-Вегасе". Чего не скажешь про меня. У меня жена очень хорошая, живем душа в душу. Мы с Наташей знакомились дважды. Первый раз, я этого не помню, во время похорон Янки. Мы решили не ныть и не рыдать, а провести похороны, как африканский праздник. Мы в этот день страшно бесились, люстру головами сшибали, всякие африканские пого плясали, ставили любимые песни Янки.

Через некоторое время приехали на гастроли в Новосибирск, и нас поселили к девушке. Я ее и не узнал даже. Сидим на кухне, выпиваем с ее мужем, теперь уже бывшим, а все остальные на лавочке у дома курят. Тут один из наших музыкантов – Махно - приходит и говорит: "Скорей идем, это надо слышать". Мы приходим, а она, как заправский комментатор профессиональный разговор ведет про "Милан" и "Ювентус". Так как я болельщик футбольный со стажем, начал с ней беседу вести, и все мне сразу стало ясно. Наташа - профессиональный конюх, жокей, журналист, фотограф. И в куче панк-групп переиграла.

Разговор наш был долгим. Было интересно, почему Егор так любит цитаты и так не любит детей. О вечности. О концепции звука группы «Гражданская оборона», который невозможно спутать ни с каким другим. И о смерти. Вдруг выяснилось, что Егор умирал двенадцать раз. Но все двенадцать раз его выводили из клинической смерти. Тринадцатый раз не смогли. Не успели.

Лариса Алексеенко, журналист и музыковед