Историк Мединский влип в историю

Ноздрев из «Мертвых душ» был, по словам Николая Васильевича Гоголя, «в некотором отношении исторический человек. Ни на одном собрании, где он был, не обходилось без истории». Похожая картина складывается у нас ныне с министром культуры Владимиром Мединским, который с еще большим основанием, чем Ноздрев, может считаться человеком историческим, поскольку, с одной стороны, является доктором исторических наук, а с другой – во всякие странные истории попадает с завидной регулярностью.

Последняя из них случилась с нашим героем на прошлой неделе, когда он умудрился назвать Сергея Довлатова (1941–1990 гг.) писателем второй половины XIX века. Для министра транспорта или сельского хозяйства подобный казус был бы, наверное, простителен, но шефу российской культуры надо все же, наверное, чуть тщательнее готовиться к серьезным выступлениям. Если уж не самого Довлатова почитать на досуге, то хотя бы вызубрить заготовку спичрайтера.

Владимир Ростиславович – человек настолько многосторонний, что, похоже, ему трудно сосредоточиться на чем-то конкретном. Как-то раз он вручал премию актрисе Катрин Денев, речь произнес, но статуэтку не отдал. В другой раз Мединский прокомментировал словом «вранье» информацию из «Блокадной книги» Даниила Гранина и Алеся Адамовича о производстве ромовых баб для партийного руководства голодающего города. А за странное выражение «Рашка-говняшка» министру культуры даже пришлось извиняться.

Все эти случаи, впрочем, можно списать на оговорки или недопонимание. Сложнее интерпретировать истории, которые происходят с историческими книжками министра. Про казусы, обнаруживаемые на их страницах, знают гораздо меньше, чем о публичных ляпах, поскольку прочесть множество написанных Мединским текстов – задача, прямо скажем, не из легких. Владимир Ростиславович специализируется на разоблачении мифов о России. Причем делает это столь интенсивно, что не оставил без внимания, кажется, ни одного.

Вот, например, как блистательно был разоблачен им миф о русской жестокости. «Илья схватил вражеского воина за ноги, – цитирует Мединский известную историю про Илью Муромца. – Махнул – улица, отмахнулся – переулочек». И на той же странице тремя абзацами ниже: «Русский богатырь человечнее и гуманнее западного рыцаря, свободнее духом и добрее». Слов нет, человечность, конечно, здесь ярко выражена. Взял-то ведь врага Ильюшенька за ноги, а мог… Страшно подумать даже, за какие части тела способен ухватить противника в боевой обстановке жестокосердый западный рыцарь. Я сам лично видел во Флоренции, в Палаццо Синьории, скульптурную группу, в которой один герой ухватил противника за те самые части и перевернул вниз головой, приготовившись зашвырнуть куда подальше. «И эти люди учат нас европейскому гуманизму», – мог бы сказать коллега Мединского Сергей Лавров, автор доброй и человечной российской внешней политики.

А вот как подошел Владимир Ростиславович к анализу мифов об особом пути России. Кто ж сочинил миф о «русской душе», кто придерживается столь странных воззрений? – интересуется Мединский и тут же убедительно отвечает: «Если это политический деятель – то, как правило, это ловкий популист. Если частное лицо – еще хуже. Как правило, это пьяница, слабак и неудачник. За этот миф охотно цепляются разного рода убогонькие и тунеядцы. Миф как бы служит для них оправданием. Ведь как получается? Я - бездельник, нищий, необразованный и не умею ничего толком делать… но зато смотрите, какая у меня душа русская!» «Одним словом, носки вонючие, зато душа офигенная», – чрезвычайно «культурно» резюмирует свои соображения министр культуры, не проанализировав при этом ни одной из многочисленных концепций особого пути России.

Если изъять из данного пассажа вопросы, связанные с обонянием, то с Мединским даже можно согласиться. И впрямь, исторической науке особая русская душа совершенно неизвестна. Как и особая русская цивилизация. Но вот незадача. Когда Мединский разоблачал мифы, он еще не был министром и, очевидно, мог позволить себе некоторую вольность. Как храбрый единоросс, мог критиковать всяких высокопоставленных персон, невзирая на лица, души и носки. Однако ныне Владимир Ростиславович рискует попасть в очередную неприятную историю, поскольку представления об особом пути, особой русской цивилизации и о величии нашей души постепенно становятся мейнстримом.

«Является ли Россия особой, уникальной, самостоятельной цивилизацией, равновеликой Западу, Индии или Китаю?» – поставил вопрос патриарх Кирилл на XVII Всемирном русском народном Соборе. И тут же констатировал: «На наш взгляд, ответ может быть только утвердительным. Едва ли у кого-то из людей, серьезно интересующихся философией истории, это может вызывать сомнения».

Я не знаю, кем считает Мединский патриарха Кирилла: политиком или частным лицом. Но в любом случае лучше будет, если патриарх книжку Владимира Ростиславовича не прочтет. Поскольку тогда путь из министров культуры в простые единороссы может оказаться чрезвычайно быстрым, а в худшем случае дело усугубится оскорблением чувств верующих в нашу «офигенную» душу.

Впрочем, чем хороши многотомные разоблачения мифов, осуществленные Мединским, так это тем, что при желании в них можно найти абсолютно любые утверждения. В том числе прямо противоположные. Взявшись за мифы о русском воровстве и мздоимстве, автор вдруг обнаружил, что есть у нас коли не особая душа, то, по крайней мере, особый тип поведения: «Но не будем отрицать, нравится это кому-то или нет, что тысячелетие православия все же сформировало определенный тип поведения людей». Если подсунуть патриарху книжку с этой мыслью, а не с той, где про носки, то никакого конфликта с министром не будет. Особый тип поведения ведь характерен для особой православной цивилизации.

Так что, пожалуй, Мединский еще поработает на благо русской культуры.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Перейти на страницу автора