"Разговор на языке души"

ИА "Росбалт" продолжает проект "Петербургский авангард", посвященный горожанам, которые находятся впереди, в авангарде культуры и искусства.

Применительно к Ульяне Лопаткиной прозвучали, кажется, уже все существующие эпитеты. Вообще от «национального достояния» (еще один из эпитетов применительно к Лопаткиной) исходит какое-то состояние уверенного спокойствия и неяркого, но очень мощного света. Ее танец, ее манеру общаться, держать себя, отвечать на вопросы - с почти физически ощутимой вежливой прохладой - часто называют «петербургскими». И при этом прима Мариинки признается, что ее собственные отношения с Петербургом, куда она приехала в начале 1980-х маленькой девочкой, складывались сложно. По словам Лопаткиной, Петербург поражает ее какой-то вечной грустью и кажется отстраненным, но уверенным и мудрым. Глядя на нее, понимаешь смысл этих слов.

Перед праздничным концертом в рамках Международного дня танца «великая и неподражаемая» пообщалась с прессой.

В начале беседы Лопаткина остановилась на непростых взаимоотношениях классического и современного балета.

— Современное искусство интересно, потому что человек меняется, мир меняется, и этот мир диктует свои нововведения. Классический балет занимает по праву свое место, а современный танец вызывает свой неизменный интерес, как все новое.

— Правда ли, что раньше к балету относились более внимательно, трепетно?

— Я не занималась анализом внимания по отношению к балетному искусству, а всегда занималась своим делом. И, наверное, об этом надо спросить у критиков, искусствоведов.

— Возможна ли конкуренция между классическим и современным балетом?

— Конкуренция как раз если есть, то в основном в созидательном ключе. Если мы оставим только классический балет без современного танца, то это будет неполная картина искусства танца вообще. В сочетании «здоровая конкуренция и качество исполнения» - это нормально.

— Существуют ли какие-то особенности подготовки перед исполнением классических и современных танцев?

— Современный танец и классический танец - это разные стили, поэтому они влекут свои особенности, разный рисунок движения. Тело танцовщика по-иному реагирует. Подготовка нужна, конечно, тоже разная.

— Надо ли менять в себе что-то при исполнении неклассических партий? Менять не с точки зрения пластики, а именно творческого подхода?

— Не думаю, что менять. Нет, скорее — искать, раскрывать. Скорее, это познание себя в творчестве, в искусстве.

— Говорят, что нынешний танец потерял в эмоциональности и больше напоминает спорт больших достижений, теряется артистизм, эмоции. Это так?

— На такой сложный вопрос я не могу так же объемно ответить. Я, когда занимаю место в зрительном зале, то моя душа, конечно, отвечает на танец, в котором есть человеческая личность. Когда танцовщик разговаривает на языке души, а не просто языком техники. Все откликается сразу! Безупречная техника и совершенство исполнения поражают, но не удерживают надолго. Я восхищаюсь, отдаю должное высокому уровню, но душа отключается минуты через три-четыре. Мне ближе, когда душа трепещет, когда в зале ощущаешь что-то крайне эмоциональное. Какое-то чувство, которое тебе передается от танцовщика. Но это очень сложно. Я бы не стала обвинять всех танцовщиков, я понимаю, как это трудно — сочетать высочайшую технику и душу танца. И под этим контролем надо уметь это все делать. Это наша профессиональная задача.

— Если бы можно было вернуться назад, что изменили бы в себе?

— Вернуться назад нельзя, поэтому ничего не могу сказать.

— Если не балет, то что?

— Воспитательница детского сада.

— Ходили слухи, что вы хотели быть парикмахером?..

— Это просто хобби.

— Руководители крупнейших балетных школ сейчас говорят, что трудно набирать детей в балетные классы. Это означает, что меньше стало талантливых детей, или страна стала меньше бывшего СССР и выбирать буквально не из кого? Что с этим надо делать?

— Не знаю. Я этим вопросом не занималась. Надо у педагогов спросить, они ближе к этой теме. У меня нет знаний. Эта тема хорошая, серьезная, надо ею надо заниматься, чтобы отвечать.

— Ваша дочь Маша подрастает. Какие у нее планы на будущее?

— Планы на будущее не все раскрывают. Они зависят от развития, от сегодняшнего дня. Она — человек творческий. Но, скорее, это не балет, а музыка, живопись.

— Вы родом из Керчи, где остались ваши родственники. Как они реагируют на смену геополитической ситуации в стране?

— Не знаю, это у родственников надо спросить. Они ждут улучшения, рады, что я смогу чаще приезжать. Рады скорее по-человечески, без жесткой политики. Просто мы рады видеть друг друга в более спокойной хорошей обстановке. Да и меньше сложностей на таможне будет.

— После прихода Николая Цискаридзе в Академию русского балета им. А.Я.Вагановой заметны ли какие-то изменения? Ваши коллеги их видят?

— У театра достаточно сложный регламент, сложная жизнь. Школа живет по своим законам и расписанию. Мы пересекаемся, сотрудничаем. Я очень люблю, когда дети рядом. Я много вижу ребят из Вагановского, которые со мной работают в «Анне Карениной». Это мои сыновья. И это крайне интересно. Вот об этом могу рассказать. А о том, какие изменения — к лучшему или худшему... Надо знать жизнь школы от и до — до смены руководства, при смене руководства, тенденции, особенности. Я не педагог, я выпускница этой школы. Я просто вижу, как ребята работают, какие выпускники приходят.

— Какие процессы, какие результаты?..

Вообще о результатах пока рано говорить, этот процесс непростой. По-моему, в школе все хорошо, выпускники танцуют. Мальчики, которые со мной, например, Сережа в «Анне Карениной» - замечательный, талантливый в актерском смысле, я его обожаю просто. Вообще у меня самые положительные ощущения от контакта со школой.

Записала Марина Бойцова