Posted 12 марта 2015,, 22:00

Published 12 марта 2015,, 22:00

Modified 31 марта, 09:01

Updated 31 марта, 09:01

Прощай, Атлантида?

12 марта 2015, 22:00
Спектаклю «Братья и сестры» в постановке Льва Додина исполняется 30 лет. В скором времени ветеранов на сцене заменят молодые исполнители. Но будут ли они достойны той труппы, которую мы привычно именуем «великой труппой МДТ»?

«Братьям и сестрам» — спектаклю Малого драматического театра — Театра Европы в постановке Льва Додина исполняется 30 лет. Из них едва ли не четверть века про него принято писать «легендарный», однако это не газетный штамп, а чистая правда. «Братья» — самый знаменитый, поистине всемирно прославленный, самый титулованный, самый описанный и воспетый из ныне идущих спектаклей российского, а то и европейского театра. 13 и 14 марта его сыграют в честь тридцатилетия в нынешнем составе в последний раз, после чего в конце апреля МДТ представит новую версию, где ветеранов заменят молодые исполнители.

Многие коллеги, которые сейчас написали и напишут об этом событии, моложе спектакля. Я же видел один из премьерных показов, был на представлении, которым отмечали пятнадцатилетие «Братьев», так что есть смысл не просто прокукарекать что-то юбилейно-поздравительное, а попробовать оглянуться на этот путь. Получается ведь, что почти всю сознательную жизнь прожил рядом с «Братьями и сестрами».

И жизнь описала круг.

На всякого мудреца довольно простоты. В 2000-м я печатно высказал свои соображения об эволюции этого произведения: «То, что 15 лет назад казалось рассказом (на театральном языке чрезвычайно высокого качества) про сталинское насилие над крестьянами, про бесчеловечное социальное устройство и прочие модные в перестройку вещи, теперь превратилось в чистую эссенцию театра. Величественное здание спектакля спроектировано и построено так прочно, так совершенно, что выглядит прямо-таки нерукотворным. Ритмическая, архитектурная гармония «Братьев и сестер» и мысли не допускает, что «могло быть иначе». Сейчас они волнуют куда сильнее, слова восторженной послепремьерной критики про «шекспировскую мощь» стали в самом деле правдой. Трудодни, разбазаривание хлеба в период хлебозаготовок, разъяснение мудрости Иосифа Виссарионовича в вопросах языкознания и коллективные письма в защиту несправедливо арестованного председателя колхоза нынче воспринимаются как совершенно кафкианская действительность, мы уже смотрим на это так же (или почти так же), как зрители в какой-нибудь Бельгии, в Манчестере или Сиэтле. Теперь вызываемые спектаклем эмоции, не замутненные социальной рефлексией, приобрели, если угодно, мистериальную чистоту».

И что?

Надо было прожить еще полтора десятилетия в нашей стране, чтобы обнаружить горестную правоту Льва Додина, его художническую мудрость, которая, как оказалось, много глубже и проникновеннее любых политических прогнозов и расчетов. 30 лет — лучшая, никогда больше не случавшаяся в истории театра ее проверка. Потому что на театральном языке чрезвычайно высокого качества нам рассказали, конечно, и о том, о чем всегда рассказывает настоящее искусство, — о себе самом. Но получилось и о неизменности этой части суши, именуемой Россией. О том, что не могут тут жизнь и судьба устроиться иначе, как чтобы государство ненавидело и презирало людей. И их убивало. Непременно. А отступления от этого устройства случаются лишь на время, и не надо на сей счет питать иллюзий. И что тирания — не временное, не навязанное народу состояние, но самое ему адекватное, им алкаемое. Многократно высказанная, ставшая почти тривиальной мысль: бессмысленно спрашивать, как мог случиться Сталин, поскольку Сталин был именно тем, что отвечало на всеобщий запрос, на страстный призыв. Но ведь истина не обязательно должна быть новорожденной, повторенная — тоже остается истиной.

Жизнь описала круг. 15 лет назад в самом деле посещала прекраснодушная греза (во всяком случае меня — по младости, по глупости), будто советская Атлантида хоть какой-то своей частью погрузилась в летейские воды. Но нет — всплыла! Когда в 79-м в спектакле знаменитого курса Аркадия Кацмана и Льва Додина в Театральном институте «Братья и сестры», из которого потом выросла эпопея МДТ и который стал костяком этой лучшей в Европе драматической труппы, ребята пели: «Ищем мы соль, ищем мы боль этой земли» — казалось, тут обычная поэтическая фигура. А теперь-то ясно: искали и ведь нашли.

С такой необычайной пластичностью, с таким эстетическим совершенством показанные в «Братьях» механизмы возникновения в человеке зла, то, как им овладевает подлость, предательство, изничтожается совесть, торжествует лживая подмена понятий, когда правильным и праведным объявляется мерзкое, человеконенавистническое, а честность и правда предаются поруганию, — все это снова стало злободневным этическим высказыванием.

Однако тридцатилетие «Братьев и сестер» заставляет задуматься об еще одной этической проблеме, чисто театральной. Вставшей именно перед Малым драматическим театром.

Конечно, правильно, что роли юных героев романа Федора Абрамова уходят из репертуара выдающихся артистов — да, они играют превосходно, лучше не бывает, но им все-таки хорошо за 50, кому-то и за 60. И, наверное, надо было проститься с этими ролями раньше. Но тут меня посещают сомнения и тревога.

Другой долгожитель афиши МДТ — «Бесы». Видел их вскорости после премьеры в 91-м, а сейчас решил пересмотреть. За прошедшие долгие годы кто-то покинул театр, кто-то — и вовсе этот свет, потому сделано немало вводов. К примеру, Федьку-Каторжного некогда играл Игорь Скляр — отлично, это была одна из лучших его работ, теперь его сменил Алексей Морозов. Он нормальный актер, ученик прекрасного педагога Вениамина Фильштинского, 14 лет на сцене, то есть уже и опыта набрался, и Федьку он тоже играет нормально. Для любого другого театра средней руки. Но в ансамбле с великолепными, блестящими мастерами МДТ он, увы, проваливается.

Лучшей в Европе труппой ее сделали именно эти мастера. Десятилетиями совместного со Львом Додиным рос и огранялся их талант. Этот театр справедливо принято сравнивать с храмом или со скитом, где требуется почти монашеское служение. И счастье сотворчества оставляло такой ожог в душе, что те, кто не выдерживал этого служения и уходил, как правило, возвращались. И за это счастье готовы были ждать, страдать, терпеть…

Но жизнь опять-таки шла. И ситуация, когда все считали: приняли в МДТ — как если б тебя взяли живым на небо, — изменилась. Новые поколения актеров уже не слишком расположены ждать и терпеть — они хотят ролей здесь и сейчас. И вот в репертуар входят сразу несколько спектаклей, которые, конечно, сделаны на уровне колоссального мастерства Льва Додина, однако единственная художественная причина их появления, на мой взгляд, — желание загрузить работой молодых. Притом когда заняты только они — все более-менее, но когда рядом оказывается кто-то из мастеров, одним своим присутствием те дают цену молодым партнерам, и цена эта оказывается невысока. Если начистоту — из всей весьма многочисленной молодежи на уровне Игоря Иванова, Петра Семака, Натальи Акимовой, Сергея Власова, Сергея Козырева, Сергея Курышева и прочих суперартистов работает только Елизавета Боярская. Остальные — далеко внизу.

Тем временем по театральному Петербургу ходит злая сплетня: будто Данила Козловский дал Льву Додину на «Гамлета» 7 (семь!) дней. Она, разумеется, не имеет никакого отношения к действительности, но как раз по нынешним временам сама постановка вопроса не кажется невероятной. Додин, уж назовем все своим именем, — крупнейший режиссер мирового театра. Козловский — слабый артист, который доработался до среднего (в «Вишневом саде» — и тут все стали кричать, что «это у Дани прорыв»). Но билеты на его спектакли театр продает за немыслимые для Петербурга 7-10 тысяч, а влюбленные поклонницы засыпают служебный вход розовыми лепестками. До какого уж тут служения и аскезы?

Понятна воля Льва Додина сохранить «Братьев и сестер», которые имеют для МДТ такое же значение, как «Чайка» для Художественного театра. Но пока он посвящает себя репетициям с новой генерацией своей труппы, время ее старой генерации невозвратимо проходит. Теперь, когда позади две трети, а то и три четверти их профессиональной жизни, с отчаянием осознаешь: они не сделали и десятой доли того, что могли. Но это трагический неразрешимый вопрос: можно ли говорить о вине создателя перед его созданием?

Художник идет своими неисповедимыми путями, по которым ведут его бог и дар, и бестактной глупостью было бы лезть к нему с непрошеными советами. Однако совершенно очевидно, что ту труппу, которую мы привычно именуем «великой труппой МДТ», спасти от участи Атлантиды может только одно — новая работа.