Posted 13 апреля 2015,, 14:41

Published 13 апреля 2015,, 14:41

Modified 31 марта, 08:33

Updated 31 марта, 08:33

«Позитив в понимании Минкультуры узок»

13 апреля 2015, 14:41
По словам режиссера Николая Макарова, в России становится все сложнее продвинуть документальное кино, поскольку властям оно заранее неинтересно. Нынешние времена ему напоминают годы, когда деньги выделялись лишь на фильмы о Ленине.

В наши дни каждый, кто выкладывает видеоролики в Интернет, мнит себя режиссером документального кино. Однако документалист, автор сценариев, преподаватель петербургских вузов Николай Макаров отмечает, что к искусству это в большинстве случаев не имеет никакого отношения. По его словам, основная проблема состоит в том, чтобы научить человека думать, развить в нем мышление художника. И тогда не важно, на какую камеры ты снимаешь, ведь процесс личного индивидуального творчества всегда одинаков.

За плечами у Николая Макарова десятки разноплановых фильмов, в том числе - для мультимедийного проекта «Лица России» ИА «Росбалт», посвященного культуре разных народов. В апреле режиссер отмечает не только свое 60-летие, но и 30-летие творческой деятельности. Юбиляр рассказал «Петербургскому авангарду», какой кинематограф нужен стране и как будут называть Россию будущие поколения.

— Вы занимаетесь преподавательской деятельностью. Какие самые частые заблуждения встречаются у студентов о работе режиссера?

— Я преподаю документальное кино. Сразу надо сказать, что создание художественного фильма с актерами от документального кино принципиально отличается.

Если говорить о первокурсниках, то студенты думают, что все можно срежиссировать, поставить. Это не так. Надо идти от реальной жизни, от реальных людей. Актеров у нас нет, в документальном кино дубли невозможны. Нельзя человеку написать текст и попросить его выучить, это будет неправда.

Еще одна иллюзия в том, что документальные фильмы снимаются легко. На самом деле это очень сложно, потому что требуется большая подготовка и полный контакт со своими героями. Документалист должен быть сильным психологом.

- Почему именно документальное кино?

— Это определяется, видимо, и психофизическим типом человека, и предыдущими жизненными интересами. Когда я после первого вуза поступал в Институт кинематографии, в советские времена это было единственное место, где готовили кинорежиссеров. Там были две мастерские: художественного фильма и документального кино. Я поступал на игровую режиссуру к мастеру Марлену Хуциеву. А он после третьего тура сказал, что видит во мне документалиста. Рекомендовал меня в мастерскую документального кино, и, наверное, был прав.

- Можете как-то обозначить свой стиль?

— У меня разные фильмы. Такого узкого и определенного стиля, думаю, нет. Иногда тема требует какого-то драматического раскрытия или яркого визуального решения. Например, я делал фильм для проекта «Лица России» про ингушей. Вот собираешься в Ингушетию, тебя везут в красивейшие места, и ты, конечно, хочешь запечатлеть эти горные пейзажи, включить их в общую эстетику фильма. Чтобы передавалось ощущение простора, красоты. Чтобы в сочетании с рассказами людей передать их особое миропонимание, которое очень связано с местом. Такая эстетика диктует визуальное решение. Когда в фильме ставятся иные задачи, художественная эстетика требует соответствующих решений. К примеру, у меня есть фильмы, которые построены на закадровых, авторских или дикторских текстах. Есть и такие, в которых стараюсь, чтобы вообще никакого авторского комментария не было, чтобы жизнь сама за себя говорила.

- Если провести параллель между вашим поколением и современными студентами, то в чем между ними разница?

— Во-первых, технология производства фильмов, когда я только начинал, была на кинопленке, использование ее было ограничено. Чтобы экономить пленку и перемещаться с тяжелыми кинокамерами, нужно было много планировать, рассчитывать, думать, отбирать. Сейчас снимай хоть на телефон. В наше время можно дешево купить хорошую видеокамеру и снимать часами. Есть маленькие оперативные камеры, которые можно ставить куда угодно — хоть под колесо автомобиля, хоть на голову. В этом смысле возможности фиксировать жизнь в сто раз увеличились. Люди имеют камеру или снимают на смартфон и полагают, что делают кино, вывешивают его в Интернет. Но на самом деле проблема в том, чтобы научить будущего режиссера думать, развить в нем мышление художника.

Если ставить перед собой художественные задачи, то они всегда заставляют тебя глубоко думать, рассчитывать и включать творческое воображение. И в этом смысле — сто лет назад, пятьдесят или сейчас — художественный процесс все тот же. Меняются технические возможности, но процесс личного индивидуального творчества всегда одинаков. Самое интересное в документальном фильме — следить за развитием авторской мысли.

- Какие фильмы, снятые в последнее время, вам понравились?

— Сильное впечатление произвел на меня «Бердмэн». Считаю, что это новаторское кино — и художественно, и эстетически, и визуально. Из наших отечественных документальных фильмов хотел бы отметить «Рожденные в СССР» Сергея Мирошниченко. Он произвел на меня сильнейшее впечатление. Сергей давно работает на европейском уровне. Как и Виктор Косаковский, он мой питерский земляк. В 2011 году у него вышла мощная работа «Да здравствуют антиподы!», рассказывающая о людях, живущих в противоположных точках Земли. Этот фильм открывал Венецианский кинофестиваль.

- Какое кино нам необходимо?

— Нужно больше хороших и разных фильмов. Проблема в том, что Министерство культуры, которое является все-таки основным финансистом проектов в данной области, взяло тенденцию предлагать и продвигать темы, которые нужны, на взгляд чиновников, в нашей отечественной культуре. И получается некий диктат. Например, ежегодно объявляются конкурсы на финансирование документальных фильмов. Раньше объявлялось много свободных тем. Например, в позапрошлом году был предложен список из 20 тем, список очень разнообразный. Каждый из режиссеров мог привязать свой проект к какой-то определенной тематике. А сейчас это количество сократилось до шести или семи. Естественно, стало меньше возможностей для реализации документального фильма, потому что твоя тема заранее неинтересна Министерству культуры.

И заявления министра звучат периодически, что нам не нужно негатива, чернухи, мы должны нести позитив. Я с этим согласен, но позитив в стратегии министерства узок. Это похоже на госзаказ. Например, в брежневские времена нужны были произведения о Ленине. На это выделялось огромное финансирование, писались симфонии, ставились спектакли, снимались фильмы. В общем, задавалась тема, и многие были вынуждены работать над ней. Сейчас похожая ситуация.

- Как можете охарактеризовать петербургский кинематограф сегодня?

— Он находится, к сожалению, в затяжном кризисе. И в смысле киноискусства Петербург носит провинциальный характер. Самого понятия «кинематограф Петербурга» как процесса сейчас почти нет. И все премьеры фильмов — в Москве. Они там значительно ярче звучат, нежели в Питере. Наш Дом кино работает в основном как кинотеатрик. Кинособытий в Питере достаточно мало, а если они и есть, то совсем неяркие. И, к сожалению, провинциальность по-прежнему лежит общей печатью на культуре и искусстве Петербурга.

- России нужен национальный кинематограф?

— Скорее — интернациональный. Если вспомнить СССР, то в каждой из республик была своя киностудия и снимались национальные фильмы. В советской истории есть замечательные направления грузинского, армянского, молдавского, украинского кинематографа.

Сегодня, например, в Якутии существует своя, хотя и небольшая киностудия, там снимают национальные фильмы, очень интересные. Это можно сказать и о Башкирии. Дело в том, что прокат наших художественных лент невелик, в кинотеатрах мы мало видим отечественных картин. Если это только не большие коммерческие блокбастеры с продюсированием киностудий-мэйджоров или общенациональные проекты типа «Сталинград». При этом авторские фильмы, которые нацелены не на сбор денег, а на поиски в сфере высокого искусства, можно увидеть только на кинофестивалях.

Что касается межнациональных проблем, то они всегда существовали и будут существовать. У нас по крайней мере нет гражданских войн и каких-то серьезных конфликтов, значит проблемы решаются. А без проблем невозможно, даже в одной национальности люди конкурируют друг с другом. И это нормально. Пассионарии бьются за свое понимание мира и идей.

- В своем творчестве вы часто поднимаете религиозную тему. Являетесь ли вы религиозным человеком?

— Да, я верующий человек. Чтобы не пропадать и не печалиться в будничной материальной жизни, надо иметь веру. Она помогает жить. Есть какое-то высшее начало, которое все когда-то организовало. Случайность — тяжелое понятие, лучше верить, что мы живем неслучайно.

- Вуди Аллен, который получил премию «Оскар», в знак протеста сидел в этот день в Нью-Йорке и играл в симфоническом оркестре на кларнете. Он сказал, что искусство — это не спорт: кто дальше прыгнет, быстрее пробежит. Каково ваше отношение к таким конкурсным фестивалям?

Вуди Аллен может себе позволить на старости лет всякие разные акции. Он мэтр, живой классик. Ну и мы же не знаем всей подоплеки, почему он так сделал, на фестивалях всегда свои интриги… А что касается меня и любого автора фильма, то все хотят какой-то отдачи, признания. Живописцы хотят выставиться в престижной галерее, художественном музее, а кинорежиссеры хотят попасть на какой-нибудь значимый фестиваль. Само участие уже сильно стимулирует. Если ты попал в конкурсную двадцатку из тысячи присланных из разных стран фильмов — это большая удача, приятно, что твой фильм отобрали. А если тебе профессионалы международного уровня еще и приз дали, вообще замечательно — значит ты не зря жил, работал, снимал фильмы.

Беседовала Сара Газданова

Полную версию интервью читайте на сайте "Петербургского авангарда".