"Люди погрузились в сонную эйфорию"

В Венеции 9 мая начался Венецианский форум современного искусства. Россию в основной программе Биеннале–2015 представляет петербурженка Наталья Першина-Якиманская (псевдоним — Глюкля). Художница окончила Мухинское училище, сейчас проживает в России и Нидерландах. В 1995 году она вместе с Ольгой Егоровой придумала Фабрику найденных одежд, которая на пике проекта стала едва ли не главной российской женской группой в современном искусстве. Накануне открытия форума Глюкля в рамках проекта «Петербургский авангард» рассказала о перформансе как духовной практике, о своей инсталляции в жанре мокьюментари и о том, при чем здесь Владимир Путин.

— Что показываете на Биеннале?

— Инсталляцию под названием «Одежда для демонстрации против фальсификационных выборов Владимира Путина 2011–2015».

— Почему 2011? Путин же и раньше избирался.

— Потому что в этом году начались протесты. Мы все вышли к ТЮЗу в декабре. Никто не ожидал такого массового народного выступления. Для меня и моих товарищей это было просто чудо. «Фабрика найденных одежд» (ФНО) вышла с арт-объектом в виде старой скатерти с надписью «Неужели мы все как старая тряпочка?». Это такая говорящая одежда.

Тогда это была старая, как будто бы изнасилованная скатерть. Потом еще была одежда секонд-хенд моих друзей, подвешенная на палки: всякие рубашки, футболки. И на них написаны наши лозунги: «Вернем бесплатное образование», «Пенсия должна быть достойной», «Власть миллионам, а не миллионерам».

На Биеннале я привезла не те наскоро сколоченные палочки, которые были в 2011 году. Инсталляция состоит из палок по три метра в высоту, на каждой из которых подвешена говорящая одежда демонстранта. Внизу, под экспонатами — перевод лозунгов на черных довольно траурных табличках. Куратор Биеннале Окви Энвезор попросил, чтобы я от руки писала, он, видимо, полюбил мой гимназический почерк (смеется). Вот, например, есть там штаны, а слева от них — осиновый кол как протез. Это такой образ инвалида, который несмотря ни на что вышел на протест. Понятное дело, я имею в виду и духовную инвалидность.

— Вы объяснили, почему в названии вашей инсталляции есть 2011 год, а как насчет 2015-го? В этом году нет ни выборов, ни протестов.

— Многие вещи утрачены с 2011 года. Поэтому я как бы реконструирую те события и при этом позволяю себе говорить о том, что протест продолжается. Несмотря на то, что на самом деле он failed: люди опять погрузились в какую-то сонную эйфорию. Есть такой термин в кино — «мокьюментари». Можно сказать, что это инсталляция-мокьюментари. Палки не те, что были в декабре 2011 года у ТЮЗа, но за основу я беру тот дух, ту атмосферу.

— Можно представить себе современное искусство вне политики?

— Нет, невозможно (эксперты подчеркивают, что Биеннале–2015 имеет отчетливый марксистский акцент. — прим. «Росбалта»). Но тут масса деталей. Есть очень разные пути взаимодействия этики и эстетики. Не обязательно в лоб. Самое главное — оставаться живым, меняться и переизобретать себя.

— Насколько крупномасштабным может быть переизобретение? Можете представить, что лет через 10 монтируете инсталляцию, посвященную честным выборам Владимира Путина?

— Нет, конечно!

— Насчет политики понятно, а что с религией? Вы в интервью иногда сравниваете перформанс и религию.

— Я сравнивала, но не равняла. Я не религиозна совсем, скорее атеист. Церковь захватила все права на духовные практики. Когда человек ищет что-то большее, чем материальные ценности, и не знает о множественности путей, его очень просто заманить в церковь. А есть перформанс и современное искусство. Это тоже духовная практика. Она помогает сохранить достоинство, силу духа и гуманизм в жестокое время дикого капитализма.

Если церковь предлагает людям духовную практику, ничего в ней нет плохого, конечно. На примере своих родственников я вижу, что это помогает. Но есть же еще другие способы. Мне видится опасность в том, что человек не информирован о них, у него нет выбора. Доступ к образованию, например, становится все более сложным. В этом опасность.

— Вы часто публично употребляете слово «неолиберализм». Причем в эти моменты угадываются критические нотки. Чем вам не угодил неолиберализм?

— Моя интонация — это интонация критически мыслящего субъекта. Ты не можешь, находясь в современном обществе, позволить себе все хвалить. Ты как бы должен держать ум во аде, как пел Псой Короленко. Стараешься все время быть немного недовольным, не впадать ни в восторженность, ни в депрессию, не быть ни маньяком, ни жертвой. Нужно критически, скептически мыслить, поэтому такая интонация. А для России, конечно, европейский неолиберализм — это просто высокий горизонт, к которому, возможно, никогда не придет наша страна. Разбирать наш строй — это отдельная тема. Это как раз дикий капитализм. Это совсем не неолиберализм.

— А как вы оказались на Венецианской биеннале? И почему именно с такой инсталляцией?

— Фонд «Виктория» просил приехать в Москву для смотра Окви Энвезора. Я была там среди тридцати, кажется, художников. Окви выбрал мою инсталляцию с палками (в итоге в основную программу попали два художника из России: Глюкля и москвичка Ольга Чернышева. — прим. «Росбалта»). В отличие от России в Европе заявку может подать любой. Например, в прошлый раз Иоанна Варша подала проект молодых художников из Тбилиси (группа «Бульон»), критикующих ортодоксию, и они были на Биеннале.

Беседовал Андрей Фатеев

Полную версию интервью читайте на сайте «Петербургского авангарда».