"Ненавижу политические игры"

На обложке творческого дневника петербургской художницы Татьяны Ахметгалиевой наклейка «Создаю будущее». «Это как заглавие», — поясняет она. Весной Ахметгалиева получила премию Курехина за «Лучшее произведение визуального искусства» — инсталляцию «Аллергия на пыль». Ранее ее работа «Стадия куколки» попала в шорт-лист премии Кандинского в номинации «Молодой художник. Проект года». «Петербургскому авангарду» Татьяна Ахметгалиева приоткрыла секреты творческой кухни, рассказала о проблемах традиционных музеев, продажах картин и вездесущей политике.

— Вы получили классическое академическое образование. Нужно ли это современному художнику? Бытует мнение, что художественные школы делают все под одну гребенку и даже отбивают желание рисовать.

— Я с самого начала понимала, что может быть под одну гребенку, но это база, которую нужно освоить. В художественной школе и училище города Кемерово, а затем в Петербургской художественно-промышленной академии имени Штиглица я специально принимала правила игры. Не хотела воевать с системой — хотела научиться, взять по-максимуму. При этом у меня всегда были личные творческие задумки, за которые меня никто по рукам не бил. Я воплощала их в свободное время, применяя знания или, наоборот, идя против них. Если ты сильный человек, имеешь стержень, то опасности в академизме для тебя нет.

— А как у вас возникла страсть к текстилю?

— Я в академии училась на дизайнера по текстилю. До этого в основном занималась графикой. Поступив на это отделение, подумала, как бы соединить свои идеи с конкретным материалом, который мне дают. Попробовала перевести графику на язык текстиля. Сама техника на самом деле древняя. Но получилось интересно.

— Вы в современное искусство внесли древнюю технику. Примеров обращения к истокам сегодня немало. Так, в музыке рок стали играть на баянах, а саундтреки — на балалайках. Как думаете, с чем связан такой поворот?

— Наверно, с экспериментами и с изучением прошлого. С попыткой найти за всем этим что-то живое. Сегодня ведь люди живут в царстве искусственных вещей, материалов, эмоций. А художник смотрит вглубь вещей, ищет связи человека с этим новым миром, каким бы он ни был.

— Ваши работы выставлялись в Хельсинки, Турку, Милане, Лондоне. С какими западными арт-пространствами у вас наиболее тесные связи?

— Наиболее плотно я работаю с финской галереей Forsblom, одной из самых крупных в Скандинавии. И в ноябре этого года у меня там будет выставка, уже третья по счету.

— Можно сказать, что инсталляции и современное искусство в целом больше востребованы за рубежом, чем в России?

— Оно там как само собой разумеющееся. Не только в музеях. В больницах, общественных пространствах, городе — везде. Там нет вообще такого разделения — современное искусство и несовременное. Нет между ними конфликта. Есть искусство вообще в жизнедеятельности человека.

В нашей стране современное искусство живет каким-то своим мирком, анклавом. Довольно небольшим и закрытым. И другой мир — традиционного искусства — тоже не хочет особо с ним контактировать.

— Все-таки современное искусство может быть гармоничным в традиционных музеях России?

— Может. Но так получается, что чаще всего происходят конфликты классического госмузея и современного искусства. Ведь и Эрмитаж, мягко говоря, не очень-то был рад многим проектам «Манифесты 10» в своих стенах...

Но на самом деле с годами виден прогресс: потихоньку современное искусство все-таки входит в нашу жизнь. В России появляются интересные арт-объекты, фестивали. К примеру, в Петербурге фонд «ПРО АРТЕ» проводит ежегодный фестиваль «Современное искусство в традиционном музее». Организаторы специально помещают проекты современных художников в очень традиционные музеи, и получается такой диалог — иногда конфликтный, иногда не очень. В любом случае это интересно, даже если сложно и непозитивно.

И вообще-то современное искусство привлекает в традиционные музеи зрителей, повышает посещаемость, делает дополнительную кассу. Что при сокращении госфинансирования вообще актуально.

— Но как относиться к тому, когда современные художники сознательно ломают все рамки — норм, морали, культуры? Доводят искусство до планки «ниже плинтуса»?

— Искусство не для развлечения и не для того, чтобы радовать взгляд. Все гораздо сложнее и глубже. Искусство поднимает такие вопросы, которые могут быть кому-то неудобны, могут задевать, тревожить. Зритель тоже должен иметь критический взгляд: он может в корне не согласиться с художником, а может и раскрыть что-то новое для себя, задуматься. Каждое произведение вступает с тобой в разговор, диалог, спор. В своих работах я всегда оставляю путь восприятия для зрителя открытым.

Не нужно слепо подходить к тому, что считается в обществе хорошим или плохим. Не все современное искусство ужасно, и не все, что считают искусством, — прекрасно.

— Как раз сегодня распространена двуполярная позиция в оценке мира: это хорошо, а это плохо, это друзья, а это враги. Такое мировоззрение навязывается с экранов госканалов. Ваша инсталляция «Аллергия на пыль» с телевизорами в том числе об этом?

— Проект «Аллергия на пыль» связан с информационными войнами, которые происходят сейчас. Это выливается на нас с экранов. В результате в семье могут быть конфликты, поскольку ее члены поддерживают разные точки зрения, навязанные медиа.

Телевизор я сама не смотрю, он существует у меня как кинотеатр. Если мне нужно что-то, нахожу в Интернете.

— Политика проникла во все сферы жизни, в том числе в культуру. Перед началом культурно-просветительских акций организаторы даже стали предупреждать, что это не политическое мероприятие. Например, так сделал в «Открытой библиотеке» модератор «Апрельских диалогов» Николай Солодников. Некоторым художникам политизированность общества помогает находить идеи и темы работ. А вам?

— Эта политизированность меня смущает. Вообще ненавижу политические игры и не участвую в них. В последние годы ничего не испытываю кроме раздражения при слове «политика» и всем, что с ней связано. Стараюсь обходить это стороной.

Хотя абсолютно аполитичных художников не существует, на самом деле. Все, что ты делаешь, это о твоей жизни. А твоя жизнь все равно существует именно в это время, именно в этом мире. И политика, смотришь ты телевизор или нет, все равно на тебе отражается.

- Как вы создаете свои инсталляции? Приоткройте секреты творческой кухни.

— Возникший в голове образ я фиксирую в блокноте, таком дневнике художника, который всегда ношу с собой. Делаю там понятную мне одной почеркушку, набросок и сопровождаю текстом то, что хочу выразить. Дальше прорисовываю — сначала руками, потом в компьютере. Сканирую, обрабатываю, привожу эскиз до такого состояния, чтобы он был практически как готовая работа. Если все устраивает, воспроизвожу в натуральную величину.

— Говорят, ваши работы пользуются спросом и неплохо продаются. Это так?

— Периодически случается. Но это уже не моя заслуга, галереи этим занимаются, у них получается.

— На это можно прожить?

— Нет, это как приятный бонус. Ты никогда не можешь рассчитывать, что сделаешь проект и у тебя сразу все купят. На одних продажах картин не заработаешь. Да я и не могу создавать что-то с такими мыслями.

Вообще я постоянно работаю дизайнером. Мне нужна стабильность, я не такой художник, который лежит на диване и ждет манны небесной. И мне интересно работать.

Свои проекты делаю по ночам. Иногда окончательно перестраиваюсь под режим совы. Это бывает до старта какой-то выставки, когда нужно срочно все закончить. Тогда перестаю существовать для мира. Люблю, когда меня никто не трогает, никто ничего не просит.

— Где ваши проекты можно увидеть в России?

— Проекты у меня бывают и в Москве, и в Петербурге. Чаще в столице. В Петербурге на самом деле гораздо реже. У нас не так много неформальных площадок для современных художников.

Вообще публика из Питера думает, что я живу в Москве. И москвичи тоже думают, что я у них. А мне в Петербурге нравится. Хотя многие говорят: здесь же тихо, скучно, ничего не происходит — в сравнении со столицей. А мне и не надо, чтобы что-то суперактивно происходило. Мне и так хорошо. Просто этих улиц, каналов хватает. Мне достаточно приехать в Москву, открыть какой-то проект и вернуться в свой питерский мирок, спрятаться в этом городе.

Беседовала Любовь Костерина