"Перформансы в России гораздо зрелищнее, чем в Америке"

Год литературы позволил заявить о себе не только «традиционным» писателям и поэтам, но и экспериментаторам в мире языкового искусства. Сегодня в стране все громче звучит голос медиапоэтов, синтезирующих слово с технологиями. Они создают поэзию, делая полноправным участником творческого процесса машину — будь то компьютер последней модели, старая печатная машинка, матричный принтер или диапроектор. О премудростях современного поэтического творчества, об ущербных и инновационных технологиях, а также о роли человека среди машин «Петербургскому Авангарду» рассказала медиапоэт, переводчик, преподаватель СПбГУ, кандидат филологических наук Наталья Федорова.

- Вы называете себя медиапоэтом. Может ли вообще сегодня существовать отдельно поэт, а отдельно медиапоэт?

— Современный поэт не может не быть медиапоэтом. Медиапоэзия должна стать просто поэзией. Это должен быть естественный жест. Литературные тексты можно и нужно создавать при помощи всех доступных технологий работы с языком. То, что последние 500 лет бумага оккупировала литературное творчество, странная и неестественная ситуация. Ведь до этого литература существовала и в других воплощениях. Стихи писались на предметах, пелись и пересказывалась. Представление о литературе как о чем-то, что записано на бумаге, слишком узкое.

- То есть мы «разрываем» бумагу, а что предлагаем взамен?

— Нет, никто бумагу не «рвет» и никоим образом ее не отрицает. Языка вполне на все и на всех хватит. Я предлагаю утопию — максимально приблизиться к читателю, то есть создавать такие поэтические литературные тексты, для встречи с которыми не надо будет делать дополнительных шагов. В книжный магазин ходить не обязательно. С текстом можно ознакомиться просто через ноутбук или мобильный девайс. Можно стать частью поэтической интервенции или перформанса. Интересен и важен синкретизм разных жанров. Следует использовать все технологии, которые работают с текстом, для создания поэзии.

Современный человек с детства слышит, что будущее за технологиями. В своих карманах и рюкзаках молодые люди носят офисы, редакции, библиотеки. Технологический прорыв налицо, но девочки продолжают зубрить «Письмо Татьяны», а мальчики — «Письмо Онегина».

- Как произошел ваш переход к «технике»? Когда вы поняли, что медиапоэзия — это то, чем вы хотите заниматься, что за этим будущее?

— Момент этот помню очень хорошо. В 2000-м мне в руки попался «Хазарский словарь» Милорада Павича. Читала книгу, но не могла найти ключ к ее пониманию. Пока в интервью Ясмины Михайлович не наткнулась на понятие «гипертекст», которое она использовала для объяснения структуры романа. Выяснилось, что это один из поджанров электронной литературы. Такая материальная реализация идей постструктуралистов, идеи Жака Дерриды Il n’y a pas de hors-text («Нет ничего, кроме текста»). Можно вспомнить и Ролана Барта с его мыслью о «тексте, который не помещается на книжной полке». То есть речь идет о том, что текст — это что-то большее, чем просто книга.

Со встречи с гипертекстом и начинается мой интерес к электронной литературе. К тому, как взаимодействуют литература и технологии. Я бы не сказала, что за этим будущее, за этим настоящее. Нет никакой электронной литературы, а есть литература, поэзия.

- Насколько самостоятелен «путешественник» по литературному произведению, которое создано по принципу гипертекста? Тот же «Хазарский словарь» можно начать с любой страницы, но все равно есть физическое ограничение — бумажный том.

— Этот текст состоит из заранее подготовленного для читателя конечного числа фрагментов (Барт назвал их лексиями). Читатель сам выбирает путь среди этих лексий, собирая собственную историю в каждый момент прочитывания. Это можно сравнить с борхесовским «Садом расходящихся тропок». Или с древнеегипетской «Книгой мертвых», изречения из которой нанесены на стены гробниц. Наконец, это напоминает видеоигру, где герой движется в пространстве, которое задано автором, но при этом всегда может повернуть направо или налево, и нарратив пойдет уже другим образом.

- Очень много серьезных отсылок! А может ли медийным творчеством заинтересоваться человек, не имея всего этого бэкграунда? Не каждый слушатель, пришедший на мероприятие по медиапоэзии, глубоко погружен в историю. Стоит ли как-то завоевывать его симпатию?

— Не думаю, что нужно специально завоевывать симпатию. Происходит естественное обращение к современному человеку на привычном для него языке. Он ведь ближе сегодня к компьютерным технологиям, нежели к книге. Каждый его день начинается с включения компьютера. После этого идет процесс погружения в поток информации, в этом потоке может оказаться и литературный текст.

Как писали документы древние китайские чиновники? Они были обязаны сдавать в том числе экзамен по стихосложению. Ведь декреты издавались и в поэтической форме. Или, например, как еще недавно происходил обмен информацией в Йемене? Одними газетами дело не ограничивалось. Поэт исполнял песню, в которой излагал свой взгляд на современную политическую ситуацию, записывал ее на кассету и пересылал материальный носитель другому поэту.

Медиа — естественная, понятная, повседневная и близкая читателю форма. Кстати, с подготовленной аудиторией даже сложнее, чем с неподготовленной. Я люблю неподготовленных читателей. Например, подросток или ребенок начинает просто исследовать работу, не применяя к ней никакие свои заданные представления. А вот традиционный поэт текстовую инсталляцию не станет включать в поле поэтического, он включит только критический дискурс.

- Что касается «традиционных» поэтов, наверняка, у вас есть идейные противники, антагонисты?

— Есть, конечно. Они говорят, что здесь нет языка, нет поэзии, а есть сплошное желание удивить фокусом с технологией. Но это не так. Существует поле эксперимента, внутри которого есть удачные и неудачные примеры. Это живая среда. Постоянно что-то растет, развивается. Результаты, наверное, мы сможем увидеть только через какое-то время.

В Москве недавно прошла резиденция «Медиапоэтические машины» в галерее-мастерской «Сколково», выставка «Цифровой поэт» в Электромузее. 6 августа совместно с молодым исследователем Дарьей Петровой мы открыли выставку русской электронной литературы «Никакая это тут не утопия» в галерее 3,14 в Бергене (Норвегия). В экспозиции представили как кибературу конца 90-х, так и работы, созданные в рамках резиденции и Лаборатории медиапоэзии (2013-2014). 4 сентября проведем новое событие, посвященное экспериментальной и электронной литературе в Восточной Европе: о чешской и польской традиции будут говорить исследователь, художник Вацлав Магид из Праги и издатель, куратор фестиваля Ha!awangarda Петр Марецкий из Кракова.

Нельзя ожидать, что новые экспериментальные типы поэзии сразу же окажутся на уровне шедевров литературного творчества, над которыми цивилизация работала столетиями. Сегодня мы не можем достигнуть вершины романной формы середины XIX века. При этом эксперименты с текстовыми генераторами идут в течение последних 70 лет. Нельзя пройти путь развития каким-то сокращенным образом. Наверное, не создана еще гениальная работа в медиапоэзии. Возможно, и вовсе не надо говорить о шедевре. Все-таки медиапоэзия — явление демократическое. При этом мы приглашаем в соавторы любого желающего.

- В «Манифесте машинной поэзии» вы призываете освободить машины от рутинных задач...

— Передергиваете. Я предлагаю делегировать им творческие полномочия.

— Что вы имеете в виду?

— Это значит включить машину в процесс сотворчества. К примеру, глитч-арт — направление в искусстве, в котором главными выразительными средствами являются цифровые помехи и ошибки. Художник может использовать программное обеспечение не по назначению: открывать картинку при помощи текстового редактора или открывать текстовый файл как картинку. То есть взламывание программного обеспечения гарантирует ситуацию ошибки. В этой ситуации машина выступает как сотворец, как коллега.

- Но генератором идеи все равно является человек? Он ведь делегирует творческие полномочия машине.

— Как творец я вполне выступаю подобно машине. Мой творческий метод — записывание, регистрация, отражение текстовых реальностей, в которых я нахожусь. Я действую как языковой аппарат. Языковая поэзия — это направление в современной поэзии, в котором поэт работает с языком как с материалом. Он не работает со своими эмоциями.

- Существует мнение о необходимости «механизации поэзии». Но слово — это то, что рождается между людьми, а при упоминании механизации сразу появляются какие-то шестеренки...

— Все-таки в вас проглядывается луддитская сущность. Да, безусловно, слова, язык, коммуникация — это то, что происходит между человеком и человеком. И, как правило, эта коммуникация существует для решения прагматических задач. Мы же решаем совсем другие задачи — художественные.

Под поэзией я совершенно определенно не подразумеваю инструмент для выражения собственных чувств. Я понимаю поэзию как самую точную, чистую и верную речь. Это поле эксперимента с речью. Если бы каждый мог говорить максимально осознанно и максимально точно, то те сообщения, которые мы передали бы друг другу, были бы совершенными. Их и можно было бы назвать поэзией.

- О нашем веке говорят как о постинформационном. Люди фактически живут в Сети. Но многие уже принимают добровольное решение развиртуализироваться, сознательно ограничивают свое время онлайн. Вы же убежденно поете дифирамбы машинам?

— Это действительно интересная тенденция. Недавно я слушала интервью о новой площадке Александринского театра. Было сказано, что теперь у нас появилась возможность организовывать онлайн-трансляции с этой сцены. Но та же самая организация онлайн-трансляции — это не единственное, что можно сделать с технологиями. Сетевые технологии — не единственные.

Технологии могут быть не только новыми, они могут быть и старыми. Например, можно «рисовать» портреты зрителей на «древней» печатной машинке как делает Дмитрий Морозов в работе I/O. Иван Химин, например, работает с матричными принтерами, заставляя их печатать абстрактные языковые композиции. Ничего нового и ничего сетевого. Есть целое направление в искусстве — медиаархеология. Очень интересные механизмы создавали алхимики. Например, Laterna Magica Афанасия Кирхнера — эта машина лежит в основе киноаппарата. Были в истории и такие развилки, когда технологии пошли по ущербному пути, а не по инновационному. То есть то, что мы сейчас используем, возможно и не самое новое. Самое новое было в прошлом. Вот в чем все дело. Поэтому медиаархеология — исправление этих самых ошибок прошлого.

- Вы определенное время жили и учились в США. Что из себя представляет медиатворчество на Западе?

— Поле экспериментальной поэзии в США очень развитое. Рамки возможного очень широкие. С 1999 года существует организация электронной литературы, которая проводит ежегодные конференции. Выставки проходят и в библиотеке Конгресса, и в Hell’s Kitchen в Нью-Йорке. Есть фестиваль экспериментальной литературы &Now. Работает множество небольших издательств, которые печатают экспериментальную поэзию: Les Figues Presse, Ugly Duckling Press, Tarpaulin Sky и другие.

Да, было время, когда там можно было назвать электронную поэзию мейнстримом. В конце 80-х Майкл Джойс сочиняет свой Afternoon, a Story, а The New York Times пишет об электронной литературе. Сегодня заголовки этой газеты (вернее, этого сайта) не пестрят именами медиапоэтов. Это скорее одно из автономных сообществ, отчасти внутри американской академической среды, которое более или менее часто выходит к широкому кругу зрителей. Тем не менее существуют ряд фестивалей, площадок, на которых авторы демонстрируют свои работы.

Но нельзя сказать, что у нас не происходило чего-то подобного. В 90-е был конкурс «Тенёта». Развивался netart. Ключевые представители этого направления — Оля Лялина и Алексей Шульгин. Оля Лялина создала один из самых знаменитых гипертекстов My boyfriend came back from the war. Она очень известна в Америке. Когда говорю в США, что я из России, то меня всегда спрашивают о Лялиной. Cчитать, что у нас в стране ничего подобного не было, нельзя.

За последние два года в России даже достигли больших успехов, чем те, что есть в Америке. В марте прошлого года мы организовали выставку по итогам Лаборатории медиапоэзии и круглый стол в Московском музее современного искусства. Насколько мне известно, в Америке нет сцены, аналогичной Александринке-2, где уже второй раз мы проводим фестиваль с акцентом на медиапоэзию. Сейчас у нас медиапоэзия, эксперименты с литературой и технологиями находятся в значительно большем фокусе, нежели на Западе. Возможно, потому что есть привкус новизны или потому что Год литературы. Мне кажется, мы делаем более интересные поэтические перформансы, более логичные и продуманные выставочные проекты. У нас нет такого разнообразия жанров, как у американцев, но наши выступления гораздо зрелищнее.

- Вы читаете курсы по медиапоэзии на факультете свободных искусств и наук СПбГУ. Разве можно научить человека быть поэтом или медиапоэтом?

— На факультете я веду два курса - «Письмо в новых медиа» и «Текст в визуальном искусстве». Человека быть медиапоэтом научить можно. Нельзя научить быть гением. Но научить разумно пользоваться языком, внимательно к нему относиться, показать приемы как это делать — довольно сложно, но совершенно возможно.

Беседовал Александр Калинин

Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга