"Мой медиум - земля"

В Северной столице проходит крупнейший фестиваль публичного искусства "Арт-проспект". Один из участников проекта, основатель группы "Север-7" Александр Цикаришвили рассказал "Росбалту" в рамках проекта "Петербургский авангард" о своем отношении к радикальным художникам, о том, почему его не волнует недолговечность произведений искусства, о странностях в пропаганде традиционных русских смыслах и о том, готовы ли россияне к "нашествию" стрит-арта.

- Вы участвуйте в «Арт-проспекте», хотя раньше группа «Север-7» была подчеркнуто закрытой и самодостаточной. С чем связан такой неожиданный поворот к общественности?

— Я бы не стал называть этот случай поворотным моментом — в «Арт-проспекте», например, мы участвуем уже третий раз. Локальной была база «Север-7», но даже она постепенно расширялась, прибавлялись новые люди. Вместе мы выходили из нашей локальной среды, это естественный процесс. А база была локальной в плане независимости от разных институций современного искусства, всяческих тусовок.

Группа — организм живой, я даже сам не знаю точного количества участников. Кто-то приходит, кто-то уходит. Думаю, сейчас нас порядка 20 человек. Есть основной костяк — четыре-пять человек, инициаторы и основатели. Есть еще вторая группа — «Паразиты», некоторые участники «Севера» состоят и там. Кто-то занимается своими идеями, а потом присоединяется к нам для коллективного проекта. Получается более-менее гармонично, потому что из основной группы каждый работает со своим медиумом. Например, мой медиум — земля, я постоянно включаю землю в перформансы. Я могу рисовать землей, создавать из нее скульптуры, големы. В итоге все объединяется в один перформанс.

- Расскажите о своем перформансе в парке, который прошел в рамках фестиваля. Вам не кажется, что в нем есть элементы триллера?

— Каждый из нас в отдельности не чувствует себя перформансистом, нам нравятся скорее межстилевые вещи. Хотя возможно, наш перформанс и похож на кусок фильма.

Дело в том, что у нас был так называемый «черно-белый период». Мы в шутку делим свою работу на периоды, и конкретно в этом выделялось влияние афроамериканской культуры и субкультуры. Это мог быть и хип-хоп, и африканские племенные маски, например. Маски и ритм — основные атрибуты периода. В перформансе мы стоим в масках и выбиваем ритм, напоминая, что парк — это тоже природа, хоть и прирученная, погруженная в городскую среду. Мы играем роль туземцев: немного пугаем людей, напоминая им о духах природы, которые спрятались где-то в парковых зарослях. А «утка» должна танцевать под наш ритм и декламировать стихи Пушкина. «Утка» — в значении вымысла. Она возвращает нас к тому, что мы все-таки не в джунглях, что весь проект — лишь самоирония.

- Современное искусство почти полностью ушло в инсталляции и перформансы. Как вы относитесь к этой тенденции? И зачем в современном мире нужно академическое искусство?

— К тенденции относимся хорошо, мы ведь работаем в ее русле. Мне кажется, современного академического искусства как такового нет. Перформанс соответствует своему времени, хотя и академические штудии, и перформансы — это практики. Академическое искусство — вещь сама в себе, как рисование. Ты можешь сидеть и рисовать сколько угодно сам для себя, но современное искусство должно быть здесь и сейчас.

На самом деле лично я не очень чувствую перформансы, мои работы больше похожи на наброски и наблюдения. Я наблюдаю за персонажами в среде, и потом пытаюсь их имитировать. Это тоже набросок, только другого порядка. Не уверен, что эти практики противостоят, ведь академическое искусство тоже уже далеко не академическое. Оно не соответствует ни современности, ни академизму прошлого, и вообще сложно сказать, чему оно соответствует.

Мы все вышли из академий, и все равно это определенная азбука, которая нужна. Хотя кому-то, может, и нет. Но у нас в группе три выпускника и преподавателя Академии художеств. Один из них — Леонид Цхе — преподает. И он из плоскости картины по сути так и не вышел, но в перформансах с нами участвует. Противостояния я здесь не вижу, оно есть только в умах людей, тех же академических художников преклонных лет, которые борются за свое искусство и за свой хлеб. Такая борьба уже неактуальна, не соответствует духу времени. У перформативной практики на самом деле тоже есть своя школа, стадии, которые нужно пройти.

- А нет сомнений, что перформанс — это что-то слишком сиюминутное, что он не остается во времени? Ведь мы привыкли, что искусство — это что-то вечное.

— Меня это мнение про «вечное» вообще не интересует. У академических скульпторов есть претензии, что мои работы из земли со временем рассыпаются. Их коробит, что я никак не герметизирую свои скульптуры, а мне так интереснее — что в конце концов это будет пылью. Что не останется перформанса, тоже не факт, ведь есть видео, есть куча технологий, которые позволяют все запечатлеть и сохранить. Кроме того, есть интересная практика: человек, который видел определенный перформанс, обязан передавать его другим на протяжении нескольких лет. Архивные материалы — это прикольно, потому что часто это тоже картины и артефакты. Например, я написал картину по хэппинингу «Базовые ценности». Перформанс как форма дает большую гибкость — пожалуй, в этом основное отличие от академического искусства. Он все равно остается как событие и явление, которое запомнили люди. А что более вечно — картина на холсте, память или видео — еще неизвестно.

- Если не брать в расчет «Арт-проспект», какие возможности для выставок есть у современных художников, какие площадки?

— Мы, видимо, окончательно вышли из закрытой среды, потому что у нас нет своего пространства. Раньше у нас было помещение-мастерская для подготовки, а рядом, в цоколе, сама база. Сначала забрали цоколь, а теперь и мастерскую. Но это естественный процесс. Нас все больше и больше приглашают куда-то на фестивали, на арт-ярмарки в другие страны и города, и мы больше работаем на выезде, чем здесь.

Есть радикальные «левые» художники, их высказывания очень громкие, эпатажные. Соответственно, их сразу кто-то видит, начинают везде возить и показывать. Но это абсолютно не наш метод, нам не нравятся прямые радикальные высказывания и в целом конкретная критика. Да, критика в искусстве есть всегда, но мы пытаемся оставлять больше «слепых пятен» и вещей между стилей, чтобы зритель мог додумать сам. Пусть это будет музыка, например, пусть какие-то попсовые элементы.

- Фестиваль «Арт-проспект» наполняет улицы, дворы и парки города произведениями современного искусства. Готовы ли к этому наши люди? Ведь россияне привыкли видеть искусство в музеях, салонах, галереях.

— Не готовы абсолютно! (Улыбается). А фестиваль хороший, идея такая утопическая. И именно эта утопичность классная. Перформансы или акции в городской среде тяжело воспринимают. Нас на фестивале хотели «подвинуть» — перенести в другое место. Но я настоял, чтобы мы остались при входе, чтобы люди, заходя на территорию фестиваля, сразу понимали, что они попадают на территорию «джунглей». Задачи кого-то напугать нет, хотя люди периодически пугаются. А вот дети веселятся. Ведь в восприятии таких вещей не нужно думать, работать — лучше искренне развлекаться. Дети это и делают, а вот взрослые — нет, потому что такой «балаган» — это не по правилам.

Отчасти поэтому нас и из мастерской выгоняют. Жители двора долго этого добивались, писали бумажки. Им не нравилось, что сами мы ведем богемный образ жизни. Что-то подобное было, когда я в первый раз устраивал перформанс. Я тогда сидел за стеклом в кафе и языком жестов общался с окружающими. Дети подходили, пытались общаться, я им что-то рисовал, они мне показывали свои рисунки. А были люди, которые пытались через стекло угрожать дракой. Так что не очень у нас люди готовы к перформансам. Определенная степень свободы воспринимается тяжело. Ведь у «Арт-проспекта» нет каких-то серьезный претензий, он сделан в конце концов для того, чтобы люди общались друг с другом, чтобы соседи вышли на улицу с детьми и подружились, чтобы всем было весело. А наших людей нестандартная подача начинает оскорблять, и свое недоумение они могут высказать агрессивно.

Продолжение интервью читайте на сайте "Петербургский авангард".

Беседовала Анастасия Семенович

Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга