Posted 21 ноября 2015,, 20:30

Published 21 ноября 2015,, 20:30

Modified 31 января, 08:07

Updated 31 января, 08:07

"У музеев нет стимула вырваться вперед"

21 ноября 2015, 20:30
Музеи должны меняться, иначе они не смогут конкурировать с новыми интерактивными площадками. Однако в России много таких, в которых методы работы сохранились с 60-х годов, говорит экскурсовод Дмитрий Шумилов.

Дмитрий Шумилов с 19 лет работает в музее-усадьбе "Рождествено". Сейчас ему 25, и он надеется, что это его первое место работы будет единственным. Каким будет "Рождествено" через пару лет, почему сельским музеям в Европе лучше, чем в России, и о том, что Владимиру Набокову по-прежнему припоминают «Лолиту», он рассказал "Росбалту" в рамках проекта "Петербургский авангард".

— Когда заканчивается ваш ремонт?

— Вообще-то 8 августа 2015 года. Он у нас бесконечный...

— Подрядчики плохие? Денег мало?

— Подрядчики. Они не сильно понимали, когда ввязывались, что это музей. Принять их работы было сложно. Приехали люди, которые собрались ставить стеклопакеты, не знали, чем ремонт в каменном здании отличается от ремонта в деревянном. На третий раз нам достались настоящие реставраторы. Они гордятся последней своей работой — второй сценой БДТ на Крестовском острове....

Музей-усадьба «Рождествено» входит в состав Музейного агентства, под которым 29 музеев Ленобласти. В 1998-м мы все лишились возможности быть самостоятельными юридическими лицами, распоряжаться заработанными средствами. Если бы тогда этого не произошло, может быть, наши музеи научились бы работать.

— То есть лучше быть самостоятельными?

— Наверное, для будущего лучше самим учиться жить. Сегодня у музеев нет стимула вырваться вперед. Все деньги собираются в общий котел. Наш план — около 2 млн рублей в год, у кого-то — 300 тыс., но в итоге все получают одинаковые средства.

— Вы конкурируете с коллегами?

— Нет, конкурентами в музейной среде нельзя считать другие музеи. Наши конкуренты — скорее, рестораны, магазины да кинотеатры.

— И как, выдерживаете конкуренцию?

— Нет, конечно. Для этого нам надо было бы поменять режим работы, сделать его более удобным. Музеи тоже должны меняться. Сейчас появилось много площадок, всяких перевернутых домов, где можно что-нибудь потрогать, куда угодно залезть. А у нас все-таки музей консервативного плана, и здесь надо знать меру между интерактивностью и темой. Многие уверены, что после пожара нас просто нет. Иногда звонят: «Хотим попасть в дом станционного смотрителя». Зовем к себе. «А у вас же все сгорело». Этот пожарный имидж до сих пор нам мешает.

— А что мешает продлить рабочий день?

— Для этого надо пересматривать график работы сотрудников. Но у начальства есть более насущные проблемы. Мы ведь даже гвоздь не можем вбить, надо тендер объявлять. Таков закон.

— Может быть, ваше агентство нужно, чтобы маленькие и дохлые музеи не закрылись?

— Маленькие, на мой взгляд, изначально должны быть музеями другого подчинения — муниципальными. Тогда бы они не были маленькими и дохлыми. Потому что если город себя уважает, у него будет хороший музей. В Гатчине, например, есть музей истории города, в поселке Сиверский — музей «Дачная столица» и музей Исаака Шварца. Они все самостоятельны.

Есть ли среди коллег те, кто плохо работают? Может, некоторые музеи пора закрыть — никто и не заметит?

— Знаю музеи, в которых методы работы остались такими же, какими были в 60-е годы во время бума краеведческих музеев. Есть музеи, которые работают неэффективно. Они не проводят мероприятия, не меняют выставки, не выходят в Интернет. Все у них покрылось толстым слоем пыли, и даже окна не протрут.

Существует ли проблема смены поколений в вашей среде?

— Существует проблемы некоторых директоров музеев, которые не всегда могут организовать процесс преемственности поколений. Ведь есть молодежь, которая бы пришла, если бы ее заинтересовали и показали возможности. С подачи нашего директора Ирины Авикайнен в рождественской школе были организованы кружки краеведения. Я так сюда и пришел в девятом классе на летнюю практику. Был выбор: либо в школе что-то красить и полоть, либо попробовать поводить экскурсии. Это было очень интересно — бесконечные толпы людей, создание новых экспозиций. В десятом классе я решил, что пойду учиться на менеджмент. И после первого курса стал уже здесь работать постоянно. Я учусь в аспирантуре, надеюсь, мне удастся защитить кандидатскую по музейному управлению, по развитию.

Откуда появилась такая тема?

— Это была необходимость — пройти летнюю практику, сдать отчет в институт. До этого я себе плохо представлял, как объединяются понятия «музей» и «менеджмент». Но стал писать, и появились первые мысли: как это должно выглядеть, как должно управляться.

Как же объединить музей и менеджмент? Ведь как будто разные области?

— Менеджмент учит тому, что у любой организации есть свои ресурсы, нужно научиться эффективно ими управлять. Музеи часто существуют отдельно, без оглядки на внешнюю среду. Но если с этой средой не взаимодействовать, ничего не получится. Музей — со своими нюансами — подчиняется тем же законам, что и любая коммерческая организация.

Кому тогда легче — музею частному или государственному?

— Если под словом «легко» понимать «меньше работать», то меньше работать в государственном. Здесь другие требования: нет необходимости постоянно пересчитывать все, что ты делаешь, в денежный эквивалент. Где интереснее работать? В государственном. Потому что есть возможность думать о чем-то большем, чем деньги или сиюминутные впечатления посетителей. У нас сейчас появляются хорошие примеры частных музеев. Например, усадьба «Марьино» — там новое пространство, интересный набор впечатлений для посетителей, это востребовано. Они молодцы, нашли свою нишу.

В «Рождествено» будут «впечатления», страусы?..

— У нас никогда не будет никаких страусов или ночевок в помещениях.

А что будет? Давай представим, что у тебя появилась возможность что-то поменять в родном музее. С чего начнешь?

— Хотелось бы сохранить то, что осталось. В нашем парке в ужасном состоянии находится домик садовника, он в частной собственности. Важно, чтобы поросль в парке не задушила наши старые деревья, чтобы парк приводился в порядок. Хочется сохранить дом Соколова в селе. Хозяева даже согласны его нам отдать, говорят: «Если бы вы нашли тех, кто оплатит перевозку этого дома на территорию парка, его бы отреставрировать...». Еще хотелось бы оборудовать подходы к пещерам.

Что-нибудь построить рядом — ресторанчик, гостиницу?

— Нет, рядом строить ничего не нужно. Навязывать строительство нельзя. Нужно сформировать условия заинтересованности у местных жителей и предпринимателей. Чтобы местное население создавало вокруг культурных объектов что-то необычное, как это происходит в Европе. Но у нас другой менталитет.

Разве нет позитивных примеров?

— Есть, конечно. К нам приходят с предложениями: «Давайте сделаем выставку. Я увлекаюсь, фотографирую птиц вокруг музея». Давайте, ставим в график. «А я вот песни пишу, давайте организуем концерт». Это все происходит, но я говорю о строительстве гостевых домов, об организации экскурсий на несколько дней, о местах питания. В Рождествено пока такой инфраструктуры нет, сейчас вроде пытаются запустить кафе. Оттуда к нам периодически приходят, торгуют пирожками. Но пока все посетители обедать едут в Выру.

Ты упомянул Европу...

— Да, мне удалось посмотреть небольшие сельские музеи в Эстонии и Латвии — реализовывался проект приграничного сотрудничества.

Неужели там все хорошо?

— Нас привезли в замок в городе Алуксне. Там тоже был пожар, сейчас проходит реставрация. Но они точно знают, что будет воссоздано к 2017 году. На ближайшие 15 лет разработан план реставрации. Или в Латвии — туристический объект, где можно не только узнать об истории хлеба, но и замесить закваску, испечь сам хлеб...

А зарплаты?

— Они не жалуются. Там нет таких штатов, как у нас. У них хорошо развита система волонтерской помощи. Часто работают за интерес. А работников двое-трое, не больше.

До «Рождествено» доезжают иностранцы?

— Бывают иногда финны, латыши, эстонцы. Школьники по обмену. Недавно был австралиец, веселый такой человек, путешествует по России. Добрался к нам из Владивостока. Рассказывал, как он на своем ранчо спасает животных.

Отличается ли чем-нибудь наш посетитель от заморского?

— Да. Иностранцы больше интересуются, задают много вопросов. Наш человек чаще всего менее образован: полноты информации обычной экскурсии ему достаточно — он и до этого не особо знал. Иногда, конечно, попадаются «знатоки», прочитавшие три романа Набокова, — хотят произвести впечатление.

А сколько романов прочел экскурсовод?

— Не все, честно. Чтобы понять, что такое Рождествено, нам важно знать «Другие берега», «Машеньку» и его стихи.

Как ты сам относишься к творчеству Набокова?

— Я родился в Рождествено, для меня все окружающее пространство знакомо и очень близко. Не уверен, что «Другие берега» могут быть так же близки человеку, который родом из других мест. Хотя на экскурсии мы стараемся, чтобы наши гости ощутили атмосферу набоковского детства, попытались его понять. Тогда, возможно, мы дадим толчок, чтобы они захотели дальше узнать Набокове.

Приходят ли к вам те, у кого на Набокова аллергия?

— Всякие бывают. Часто ругают его за «Лолиту». Прочли в 89-м и до сих пор возмущены: «Как можно такое писать. Да и он такой, и его семья»...

— И что ты отвечаешь?

— Спокойно говорю, что Набоков написал не только «Лолиту». И что вы приехали в то место, которые связано с детством писателя, здесь можно обсуждать и другие его произведения.

— Как ты думаешь, что ответил бы Набоков, если бы ему сказали, что в доме, где он бегал пацаном, будет музей?

— Уверен, он бы возмутился: «О Боже! Будут перевирать мои мысли, рассказывать то, что сами себе выдумают».

— Но вы же не перевираете?

— Нет. У нас первоисточник — «Другие берега». Мы это озвучиваем и интерпретируем своим образом, конечно, но ничего не добавляем. Набоков за все годы за границей так никогда и не купил собственный дом. Всегда говорил: «Мой дом остался в России». Вот мы его и сохраняем.

Беседовал Егор Королев

Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга.