Posted 20 апреля 2016,, 15:15

Published 20 апреля 2016,, 15:15

Modified 31 марта, 03:35

Updated 31 марта, 03:35

«Люди изголодались по безусловному классическому искусству»

20 апреля 2016, 15:15
В Русском музее не ожидали такого интереса к выставке Льва Бакста. В залах людно даже в будни, в книге отзывов жалобы: «Мало!». Но Бакста и не могло быть много. Почему — в рамках проекта «Петербургский авангард» рассказал куратор выставки Владимир Круглов.

— Почему именно Бакст? Когда вы поняли, что надо организовать такую выставку?

— Все по нашему музейному календарю. Выставку готовили специально к 150-летнему юбилею художника. Нам показалось важным напомнить, а кому-то рассказать впервые о том, что это был выдающийся мастер.

— Это первая большая выставка его работ в России?

— Не только в России, но и в мире. Мы с самого начала задумывали ее как комплексную. Цель была — показать все те виды искусства и те жанры, в которых работал Бакст. Поэтому сразу в первом зале зрители видят и монументальные произведения автора («Древний ужас», «Встреча адмирала Авелана в Париже»), и станковые рисунки, и журнальную графику, и портреты. Впервые мы собрали его замечательные пейзажи.

— В экспозиции представлены работы десяти российских музеев, а к иностранным коллегам вы не обращались?

— Наследие Бакста до ужаса распылено по миру главным образом из-за того, что он последние годы работал на Западе, ежегодно устраивал выставки в Париже и Лондоне. Эти работы художника раскупались и музеями, и коллекционерами. В частности, Музей декоративных искусств в Париже имеет большую коллекцию его театральных эскизов. За последние сто лет все эти покупки мигрировали со страшной силой, работы Бакста есть и в Сан-Франциско, и в Сан-Диего, и даже в Санта-Барбаре. Но в западные музеи мы не обращались, потому что у нас мало денег. Бесплатно никто не привезет, нам еще страховку надо оплачивать. На аукционах цены чаще всего запредельные, это больше для олигархов доступно. Хотя Русский музей иногда все-таки приобретает картины. Кроме того, на Западе в основном графика. С другой стороны, Музей изобразительных искусств имени Пушкина в Москве тоже сейчас готовит выставку Бакста. Нам просто невозможно было бы у них что-то перехватывать. Но Бакста, из-за которого нужно биться, ранга наших портретов, не появляется.

— Почему наша выставка первая в мире?

— На Западе он больше известен как театральный художник, а то, что он делал до «Русских сезонов» Дягилева, — это осталось здесь, у нас. К счастью, в Русском музее оказались самые лучшие его портреты и графические произведения.

— Почти параллельная идея у двух крупных музеев страны показать работы Бакста — это хорошо или есть опасность конкуренции?

— Мы не конкурируем, мы даже дадим им все наши портреты маслом. В Москве портретов Бакста всего два, в Третьяковке. Один из них у нас на выставке — портрет Третьяковой-Гриценко. А ее маленький пастельный портрет мы брать не стали — Третьяковка дорожит своими пастелями, а пастель — это сыпучий материал, его сложно перевозить.

— Баксту полезно такое внимание?

— Конечно, такой ажиотаж только на пользу. Он этого достоин, поскольку был многосторонним художником: и графиком, и живописцем, работал для театра, для прикладного искусства, был дизайнером выставок «Мира искусства».

— Набор произведений действительно впечатляет — даже отдельный зал для тканей и костюмов. Это мне напомнило Алвара Аалто, который кроме архитектуры занимался дизайном, и на прошлогодней выставке финского модерна в Главном штабе тоже были и рисунки, и костюмы, и ткани. На выставке в вашем музее возникает похожее ощущение — перед нами не обычный художник, а человек-оркестр. Это Бакст такой талантливый или это примета той эпохи?

— Понимаете, это свойственно вообще рубежу веков: время развития модерна, который стремился стать и стилем жизни. Модерн отразился во всех видах и жанрах искусства. Поэтому художники того времени, во всяком случае мирискусники — Коровин, Врубель, Бакст, пробовали себя во всех жанрах. Их в этом плане вполне можно сравнить с мастерами эпохи Возрождения. Они все мечтали о новом высоком стиле, считали таким стилем неоклассицизм. Бакст был не просто художником, он пробовал себя в дизайне текстиля, проектировал моду, был одним из тех, кто вел за собой публику. Когда он жил в Париже, модельеры как обезьянки перехватывали его идеи — эти идеи сразу шли в народ. Появилась даже бакстомания. В начале 20-х годов он приехал в Штаты, американцы хотели, чтобы ткани были по мотивам их местной культуры. Бакст ездил в резервации индейцев, сидел в музеях, создал массу эскизов тканей. После его смерти еще лет десять по Америке прокатывали передвижные выставки его текстиля.

— Как думаете, почему нынешняя выставка вызвала такой ажиотаж у зрителей?

— Зрителей действительно много, в первые дни публика стояла на улице. Может быть, это голод по безусловному классическому искусству?.. Бакст — не только утонченный художник, он еще и серьезный мыслитель.

Три года назад был издан двухтомник, в нем все статьи, письма и роман Бакста. Роман автобиографичен, в нем художник описывает свои мытарства. В статьях он рассматривает будущее европейского искусства, будущее моды. В общем, Бакста можно не только смотреть, но и читать.

— Чью персональную выставку будете курировать в следующий раз?

— Сейчас я с коллегами готовлю выставку Василия Кандинского. Планируем открыть ее летом этого года.

Беседовал Егор Королев

Полную версию материала смотрите на сайте «Петербургский авангард».