«Будущее за людьми с мозгами и воображением»

— После недавнего показа спектакля «Топливо» вы вышли к зрителям и попросили оставить отзывы в Сети. Для вас так важна реакция зала?

— Театр — это во многом коммуникация, контакт между людьми. Для нас важно создать пространство диалога. Мы все время помним про зрителя и отдаем себе отчет, что ведем с ним разговор. Конечно, это своеобразная форма разговора, когда один говорит, а другой молча слушает, но это все равно разговор. От того, как зритель слушает и как он внутренне откликается, зависит очень многое. И все же услышать зрителя, дать ему возможность тоже высказаться — важная практика для современного театра. Мы иногда устраиваем дискуссии после спектаклей. Был очень интересный разговор с молодежным клубом премии «Прорыв»: сидели школьники, и разговор вышел далеко за пределы нашего спектакля. Я рад, что театр дает нам и такую возможность. Сложно себе представить, где бы мы могли еще встретиться, чтобы состоялся такой разговор.

— Кажется, сейчас вся интеллектуальная, культурная жизнь переместилась в театр: российский театр переживает расцвет, о нем все говорят. Как думаете, почему?

— Мы живем в стремительно меняющемся мире, еще недавно общество было индустриальным, и система взаимоотношений между людьми была другой. Я с каждым днем вижу новые признаки постиндустриального общества. В нем тоже есть свои сложности, которые нам во многом еще предстоит обнаружить, но очевидно, что мир меняется. А вместе с этим меняется наше восприятие, средства и механизмы коммуникации. В центре мира — не большие идеи, а человек. Возможно, человек с большими идеями, но важно, что это просто человек, не герой. Он несовершенен, ему так же страшно, как и мне, у него то же желание, что и у меня, — быть счастливым. Театр дает возможность испытать эти модели, рассмотреть их вблизи, и — что еще очень важно — он дает возможность коллективного опыта. Те процессы, которые возникают в обществе, происходят в театре очень интенсивно.

— Театр без стационарного здания (как театр Post, например) — это скорее преимущество?

— Это реальные обстоятельства, и с ними тоже можно интересно работать. Наличие собственной площадки или государственной поддержки не может гарантировать возникновение интересных спектаклей, как и их отсутствие — это не залог творческого прорыва. Художник работает с тем, что находится в его орбите. Если эта орбита сужается до его собственного тела, он будет работать с собственным телом. Художник всегда найдет ресурс, пусть даже исключительно в своей голове. Но это не значит, что ему не стоит предлагать большего. Современная экономика устроена так, что город, в котором не развивается искусство, уходит на обочину, в то время как маленькие и небогатые города, сделавшие ставку на развитие искусства и создавшие для этого подходящие условия, выходят вперед и становятся новыми центрами.

— Вы часто работаете с документальным материалом. В чем особенность обращения с историями, которые происходили реально? Чем это отличается от работы с исключительно художественными текстами?

— Позволю себе не в первый раз процитировать Михаила Ямпольского: «Искусство — это один из видов антропологической практики постижения мира». Можно изучать мир и человека через его творения, при этом не заниматься интерпретацией, но можно и самому выйти в поле и заняться лабораторной работой. Мне сейчас в основном интереснее второе.

— Как вы выбираете форму спектакля? В «Радио Таганка» зрителю дают наушники, он совершает аудиоэкскурсию, «Топливо» — это что-то среднее между стендапом и презентацией нового продукта IT-компании…

— Нужно ли говорить о том, что форма содержательна? Итальянская сцена-коробка по случайному стечению обстоятельств стала довлеть над другими формами театра. Все, что выходит за ее пределы, принято записывать в эксперимент. Но театр, как и любое искусство, имеет возможность работать с собственными границами и постоянно их переосмысливать. Есть множество стратегий в работе с материалом и контекстом, однако есть и пределы наших возможностей. Где-то на грани возможностей, на одну десятую миллиметра за этой гранью и возникает форма спектакля.

— Вы ставите спектакли на очень разные темы. Есть ли тема, которая является для вас самой важной?

— Если честно, особенно не думаю над темами, что вот хочу делать работу на определенную тему. Я их для себя формулирую в последнюю очередь. Возникает идея сделать спектакль про новосибирский Академгородок. Мы с драматургом едем туда и собираем материал, берем интервью у ученых, читаем мемуары и другие документы. Или я оказываюсь в Театре на Таганке, изучаю его историю и обнаруживаю, что в театре 50 лет идет спектакль, в нем сменились три поколения артистов, и вместе с тем есть несколько человек, которые его играют все полвека. Это уникальная ситуация для нашего театра, и ее интересно изучить.

— Насколько сложно было вам отказаться от академической традиции (как ученику Льва Додина) и делать что-то отдельное, новое, свое?

— Нам только кажется, что у нас есть выбор, на самом деле мы принимаем единственно возможное для себя решение. У меня не было вопроса уходить от учителя или оставаться, решение сформировалось задолго до окончания учебы. Это не значит, что я отрицаю своего мастера, просто я отчетливо понимаю, что идти можно только своей дорогой.

— Будущее за айтишниками, вроде героя вашего спектакля «Топливо»?

— Будущее за людьми с мозгами и воображением. И как это ни пафосно — за теми, кто хочет сделать других людей счастливее. Компании Disney и Pixar, продавая мультфильмы, заработали в прошлом году больше, чем Росвооружение на продаже оружия. Россия заработала на продаже нефти в 2015 году столько же, сколько компания Apple за один квартал того же года. Это грубые примеры, но они симптоматичны. Вчера я видел, как глухонемой парень общается с девушкой по смартфону языком жестов, используя Facetime. Новая реальность соразмерна человеку, и в этом ее сила.

Беседовал Артем Мельник