Posted 2 июня 2016,, 16:35

Published 2 июня 2016,, 16:35

Modified 31 марта, 03:07

Updated 31 марта, 03:07

Будет родительская любовь — не будет «китов» и «бабочек»

2 июня 2016, 16:35
«Группы смерти» в соцсетях — лишь один из моментов, который может подтолкнуть ребенка к суициду, говорит психотерапевт Дмитрий Шигашов.
О том, как обстоит дело с профилактикой детских суицидов в Петербурге, «Росбалту» рассказал главный врач центра восстановительного лечения «Детская психиатрия» им. С. С. Мнухина, кандидат медицинских наук Дмитрий Шигашов.
— Какова частота детских суицидов в последние годы?

— Частота детских суицидов в среднем в Европе составляет 19,6 случаев на 100 тыс. подростков. У нас в центре под наблюдением находятся 13 тыс. ребят. 12 тыс. детей и подростков получали в 2015 году консультативно-лечебную помощь. С жалобами суицидального характера и связанных с аутоагрессией проходят 55 человек.

— А какова ситуация в Петербурге?

— В Петербурге как раз положение благоприятнее, чем в других регионах. В каждом районе создана психиатрическая служба для детей и подростков, которая может своевременно отреагировать на сигнал или направить ребенка в наш стационар на бесплатное лечение. За два последних года среди наблюдаемых нами ребят ни одного случая суицида не было. В отдаленных регионах дела с этим обстоят хуже. Некоторые города и села вообще не могут в полном объеме предоставить данные по самоубийствам. Высокий уровень детских и подростковых суицидов наблюдается в неблагополучных регионах. В последних традиционно располагаются тюрьмы, материальный уровень жизни невысок, а музеев, театров, библиотек и других культурных объектов практически нет. В таких регионах повышен уровень агрессии. Ученые, впрочем, всерьез говорят о рисках роста суицидов в малых городах, в том числе и достаточно обеспеченных (к примеру, в городах Эстонии и Финляндии). Традиционно в разы меньше случаев суицидов на юге.

— А фактор большого города как-то влияет на количество суицидов?

— Да. Причем и в позитивную, и в негативную сторону. Высокая плотность населения определяет возможность более быстрого реагирования на происходящее. В детских учреждения ребенок находится в поле зрения многих специалистов. Специализированным службам проще взаимодействовать, координировать свои действия. С другой стороны, негативный фактор большого города — огромная информационная нагрузка на ребенка с самого раннего возраста.

— Что побуждает подростка наложить на себя руки?

— Абсолютно разные факторы. В большинстве случаев дети и подростки, которые совершают суициды, ранее не обращались к психиатру. Грубо говоря, только один подросток из ста, совершивший суицид, находился в поле зрения специалистов. Основным фактором, на мой взгляд, является неприятие ребенка с самого раннего возраста и равнодушие к его личности в последующем.

— Как тогда понять, что именно этот ребенок нуждается в помощи?

— Во-первых, существует амбулаторная психиатрическая служба. За каждой территорией в районах закреплен участковый детский врач психиатр. Эти амбулаторные подразделения находятся в нашей структуре. Они активно сотрудничают с детсадами, школами, социальными центрами. Как только поступает сигнал, то тут же следует реакция. Обследуем ребенка, разговариваем с его родителями. Едем к ним домой или приглашаем подростка к нам в центр к психотерапевту, психологу, социальному работнику. Второй важный источник поступления информации — телефон доверия кризисной службы учреждения. Номер набирают и сами подростки, и обеспокоенные родители. В прошлом году на наш телефон поступило порядка 400 обращений с суицидальной тематикой, всего 52 тыс. звонков по разным проблемам детей. Бывает, что ребята, родители приходят нам напрямую.

— Но существуют ведь какие-то категории подростков, которые входят в зону риска. Это подростки из социально неблагополучных семей или, наоборот, отпрыски обеспеченных родителей, которым просто нечего больше хотеть?

— Это дети, обделенные родительской любовью и вниманием, а они могут быть представителями разных социальных слоев. Фактор материального достатка никоим образом не влияет на отношения между родителями и детьми. Определенная прохлада может возникнуть и в богатой семье, и в бедной, когда ребенок чувствует себя одиноким, выкинутым из социума, невостребованным, никому не нужным.

Совершить самоубийство может впечатлительный, не уверенный в себе ребенок, обделенный родительским или другим вниманием; или ребенок очень последовательный, волевой и при этом испытавший какой-либо критический моральный урон.

— А если, наоборот, родители слишком пристально следят за ребенком, опекают его, требуют от него всегда отличных оценок?

— В данном случае речь идет о гиперопеке. Она в меньшей степени может стать причиной суицида. Но гипеорпека тоже бывает разная. Иногда родители сильно заботятся о ребенке, но при этом стараются учитывать и его потребности. Бывает и авторитарная гиперопека с постоянным давлением, контролем и нормативами. Отсюда и страх от полученной «двойки» после привычных «пятерок». Но если родители любят ребенка, поддерживают его, то он никогда не совершит суицид по этой причине.

— По каким признакам родители могут определить наличие суицидальных наклонностей у ребенка?

— Родители не всегда могут заметить что-то подозрительное. Но есть педагоги, врачи-педиатры и просто знакомые, друзья, которые могут оценить обстановку в семье. Надо обратить внимание на внезапные изменения настроения у ребенка. Если он мало улыбается, ходит с опущенной головой, малообщительный, задумчивый, много времени проводит в одиночестве. Надо смотреть, как он относится в своим обязанностям, как реагирует на окружающих. Проявляет ли ребенок агрессию без видимых причин. Находящийся в таком неустойчивом состоянии подросток зачастую может стать жертвой преступления, а также поддаться суицидальным тенденциям.

— А что говорит ребенок, когда набирает ваш номер: мне трудно, мне плохо, я не хочу больше жить?

— Очень много звонков, связанных с самоидентификацией подростка. Они пытаются осознать свою роль, место в жизни, определиться с отношениями с близкими, окружающими, понять, как стать личностью, членом общества. Подростки жалуются, что не могут найти себя в жизни. Самоидентификация — очень актуальный вопрос для современных ребят. При этом всегда присутствует пессимистическая, негативная оценка своего существования.

— После неудачной попытки суицида подросток всегда попадает в ваш центр?

— Все зависит от того, что конкретно он сделал. Допустим, девочка отравилась. Ей требуется специальная токсикологическая помощь. Она отправляются под стационарное наблюдение. Мальчик, избравший другой вариант ухода, попадает в иной стационар. Но потом оба ребенка приходят к нам, мы им оказываем и психологическую, и психотерапевтическую помощь. При этом есть ведь и случаи, когда ребенок попытался что-то такое с собой сделать, но про это просто никто не узнал. И он опять остается наедине со своими проблемами, продолжает жить в обществе. Если нам становится известно о попытке самоубийства, то мы сразу же выходим на родителей, подключаем органы опеки.

— Сколько времени ребенок наблюдается в вашем центре? О каких-то сроках можно говорить?

— Если мы говорим о стационаре, все очень индивидуально. Надо выяснить причину, провести правильную диагностику, определить характерологические показатели личности — ребенок застенчивый, робкий или, наоборот, бойкий, агрессивный. Это стандартная процедура, которую выполняют психологи. Затем психиатры выясняют, нет ли у детишек психического расстройства, реакция на которое может привести к суициду. Определяется психическое состояние, насколько сильно желание покинуть мир, насколько крепка связь между душевным состоянием и выводом о необходимости покончить жизнь самоубийством. После этого врачи принимают решение о том, как долго может оказываться помощь. Но в целом от нескольких недель до нескольких месяцев, редко дольше. Диагнозы ставятся самые разные. Это может быть и острая аффективная реакция с суицидальными тенденциями, или, скажем, просто депрессивный эпизод, или характерологическая патологическая реакция, которая выражается в виде демонстративного суицида.

— Вы спрашиваете детей напрямую, почему они решили уйти из жизни?

— Такой вопрос имеет право на существование, потому что по ответу ребенка можно судить, насколько он осознает собственные действия, какова его эмоциональная включенность в суицидальный процесс. Ответы бывают абсолютно разные. Но, как правило, дети демонстируют недостаточное осознание своего поступка, его глубины, недостаточный трагизм своих действий.

— Действительно ли общение в соцсетях может подтолкнуть ребенка к суициду? После публикации «Новой газеты» об этом очень много говорят.

— А вы разве в это не верите? Сегодня это абсолютно ясно. Мы по реальным событиям видим, что это не чушь. В Сети есть опасные сообщества. И не только суицидальные, которые присутствуют в большом количестве. Выявляя такие ресурсы, мы тут же сообщаем в отдел К ГУВД и Роскомнадзор. Можно ведь найти и сатанинские группы, сообщества, вызывающие у детей преждевременный интерес к сексуальным взаимоотношениям, сообщества, которые вызывают игровую зависимость, втягивают подростков в денежные аферы. Здесь надо говорить об интернет-зависимости. Ребенок и в собственном доме может оставаться без родительского наблюдения. У него теряется интерес к вещам, характерным для его возраста, к играм, к получению новых знаний. Он уходит от реальной жизни в виртуальную. При этом взаимодействие подростка с людьми, которые организуют эти суицидальные клубы, практически бесконтрольно. У родителей ведь возникает иллюзия того, что ребенок вроде как дома, в безопасности. А на самом деле его мысли абсолютно в другом мире, который для него не полезен и не доброжелателен.

А разных «китов» и «бабочек» можно искать у ребенка в разной форме. Можно просто сказать: «А ну неси сюда все свои рисунки за последний год», а можно поинтересоваться, что он рисует. Ребенку для прохождения этой суицидальной иерархии в сообществах требуется время. Месяц, два. Хочется спросить: а где все окружающие были, когда он ее проходил?

— Как можно бороться с этими суицидальными группами?

— Ясно, что должны быть государственные барьеры. Должен быть отлажен механизм, по которому эти сообщества автоматически уничтожались бы в Сети.

— Влияет ли как-то на количество суицидов тот факт, что 30 лет назад ребята воспитывались в коллективе, а в современном обществе сделан акцент на индивидуализацию?

— Здесь есть правда. В детском коллективе индивидуализация сопровождается конкурированием. Ребенок размышляет: «Что значит быть индивидуальным? Это значит быть самостоятельным, быть личностью». Личностью можно стать «цивилизованным путем», то есть развивать свои слабые стороны, преумножать знания. А можно утверждаться за счет унижения других. В этом случае возникает агрессия, неприятие коллективом отдельных детишек. У нынешних подростков, конечно, больше честолюбивых целей, связанных с материальным достатком, чем 30 лет назад. Если прежде на интересный для ребенка вопрос, кем ты хочешь быть, следовал ответ, связанный с той или иной профессией, то сегодня дети хотят быть «президентами» и олигархами. Правда, 5-10 лет назад мечтали стать бандитами.

— Вы считаете, что СМИ идеализируют, романтизируют суицид, описывают самоубийство как нечто увлекательное?

— Сюжеты по детским суицидам, которые я наблюдал, на мой взгляд, преподносят самоубийства в каком-то приключенческом формате, если угодно, то даже как какой-то детектив. Они привлекают незрелые подростковые души. У какой-нибудь девочки в памяти откладывается, что, допустим, с таким же подростком, как и она, произошла такая удивительная история.

Надо учитывать особенности подростковой, детской психологии. Ребята не имеют жизненного опыта. Они плохо прогнозируют последствия своих поступков. Порой даже опасные вещи подростки воспринимают с некоторым элементом эмоциональной недооценки. В такой ситуации ребенок не испытывает страха перед тем же суицидом, перед опасностью оказаться жертвой преступления. Он не задумывается над тем, что все может закончиться очень плачевно.

— Тинейджерские самоубийства еще можно как-то понять, но как в голову маленького ребенка может прийти мысль о суициде?

— Собственное «я» у человека начинает формироваться к трем годам. К семи годам у него формируются зачатки социального взаимодействия. В 6-8 лет достаточно сложно сформироваться суицидальным тенденциям. Ребенок еще не может почувствовать свою нужность или ненужность, свою важность или малозначимость, чтобы захотеть умереть. Случаи с суицидом 6-7-летних крайне редки, у нас их не было уже лет пять, но они есть. Ребенок получает неадекватную информацию. Испытывает болезненные переживания. Такие случаи надо рассматривать как аутоагрессию по отношению к себе или следствие доведения до суицида.

— Всегда ли подростки, решив совершить самоубийство, оставляют предсмертную записку?

Нет, не всегда. Предсмертная записка — это крик о помощи, попытка найти взаимопонимание с теми людьми, с которыми это сделать не удавалось. Они хотят быть замеченными хотя бы через такой поступок, чтобы через окружающие поняли, как ему было тяжело и одиноко. Иногда, но редко, записку оставляют для того, чтобы отомстить.

— Что вы можете посоветовать подростку, который размышляет над суицидом?

— Если тяжело, то всегда надо обращаться за помощью. К близким, знакомым, товарищам, учителям. Использовать любой ресурс. И наш телефон доверия абсолютно бесплатный — 88002000122, городской — 5761010, а можно использовать короткие номера — 112, 004.