Posted 27 октября 2016,, 10:00

Published 27 октября 2016,, 10:00

Modified 31 марта, 01:25

Updated 31 марта, 01:25

«Часто кажется, что мир сошел с ума»

27 октября 2016, 10:00
Современное искусство традиционно вызывает споры и массу вопросов. «Петербургский Авангард» поговорил с художницей Асей Маракулиной о высоком и низком искусстве, полезности стажировок в других странах и важности совместного домысливания.

Зрители могли познакомиться с произведениями Аси Маракулиной в студии «Непокоренные 17», лаборатории «Интимное место», Библиотеке книжной графики и на других петербургских площадках. Кроме того, ее работы демонстрировались на выставках в Швеции, Финляндии и США. Одним из самых ярких проектов художницы стал ONCE UPON A MAP — экспозиция прошла в 2014 году в Петропавловской крепости в фонде Pro Arte и впервые представила произведения-карты. В декабре в Петербурге откроется новая выставка Аси Маракулиной, однако подробности пока не разглашаются.

— Ася, несколько раз вы поступали в художественные вузы. Как думаете, нужна ли такая тернистая «школа поступления» каждому художнику?

— Невозможно обобщить, что нужно каждому художнику. Для меня это было сложное время и в бытовом, и в психологическом плане. Я с грустью его вспоминаю: скитания и сомнения, потеря времени и пустота. Состояние поиска и желание определиться — это всегда непросто, а тогда оно было еще острее и накладывалось на неудачи. Сейчас мне непонятно, почему это казалось таким важным — обязательно поступить. Можно было просто пойти куда угодно и заниматься своими делами. С другой стороны, понимание того, что такое «свои дела», довольно сложно формируется, через столкновение с разными событиями, людьми и ситуациями. Если бы тогда все прошло гладко, без трех лет неудачных попыток, я была бы, наверное, кем-то другим. Может, больше успела бы сделать.

Но сейчас-то что об этом говорить? Важно понимать, что ты — это вся цепь событий, которые с тобой происходили. У кого-то тернистый путь, у кого-то более легкий. Важно, что у каждого он свой собственный. А мнение, что художник должен страдать больше, чем все остальные, чтобы сделать что-то настоящее, уже набило оскомину.

— Кажется, что у талантливых артистов свое специфическое видение окружающей реальности. И оно фиксируется в произведениях. Что вы ощущаете, когда смотрите на мир?

— То, что это очень сложная система. Мне интересно. Ощущаю, что я его часть. Часто и очень остро — счастье от того, что имею возможность находиться в нем и воспринимать. Часто не понимаю. Часто кажется, что мир сошел с ума.

— Теплица или пустыня, комфорт или его отсутствие — где лучше создавать что-либо?

— Лучше где-то посередине. И чтобы условия менялись.

Мне нравится, когда люди воспринимают то, что я делаю, не так, как я.

— Сегодня вас часто хвалят в художественной среде. Влияют ли положительные отзывы на работу?

— Разве? Если и хвалят, то мой внутренний критик очень быстро это нейтрализует. Поэтому не думаю, что это как-то особенно влияет. Это приятно, но временно.

— Что больше всего вам нравится в художественной практике?

— Мне нравится, когда люди воспринимают то, что я делаю, не так, как я. Когда вдруг видят то, что я не имела в виду и не закладывала. Это значит, что между нами остается какое-то пространство для домысливания, и работа как бы продолжает жить через другого. То же и в практике — ты все время будто переводчик: что неясно полностью тебе самому, пытаешься перевести, представить в какой-то форме, другим языком. То есть мне нравится сам процесс этого перевода.

— Вы стажировались в Италии, Бельгии, Финляндии. Чему научились в этих странах?

— В Италии я занималась в маленькой печатной студии в городе Матера, попробовала разные инструменты для работы с офортом, новые резцы и техники. Вокруг была такая красота, что хотелось просто гулять и все впитывать. Там я училась не переживать, если что-то не успеваю, и работать в удовольствие. В Бельгии — дисциплине и восприимчивости к ситуации. В резиденции, куда я ездила, был строгий график с 9:00 до 17:00 по будням и до 15:00 в субботу, один выходной. Такой арт-лагерь. Я в нем многому научилась и как художник, и как человек. Рядом были ребята из Сербии, Хорватии, Польши, и у нас оказалось много схожих проблем. По итогам этой резиденции я сделала очень важную для себя выставку и нащупала примерные пути для дальнейшего развития.

В Финляндии был настоящий стресс-тест на критический анализ своих и чужих работ, а также на быструю адаптацию к новым условиям. В рамках этой образовательной программы мы должны были придумать и осуществить интервенцию в городской среде, в Хельсинки. Времени было мало, погода была все время плохая, и по поводу всего нужно было высказаться, даже если нечего сказать. Под конец участники вымотались и устали, но все получилось довольно интересно. Для меня самым важным и полезным был опыт говорения и анализа ситуации.

— Вы используете разные техники и разные подходы. Что лучше всего монетизируется — проще говоря, чем зарабатываете как художница?

— В университете я получала повышенную стипендию — училась без троек и участвовала в выставках. Еще были разные подработки: видеопроекции для спектаклей, анимация для ТВ, росписи стен и дизайн. Пока готовила диплом, мне помогали родители.

То, что я делаю, на самом деле монетизируется очень слабо. Иногда покупают рисунки. Мне повезло сразу после окончания университета получить стипендию для молодых художников музея «Гараж». Благодаря этому я имела возможность весь год спокойно работать. Как будет дальше — пока не знаю.

— Нет ли у вас дилеммы: делать коммерческое и «низкое» либо «высокое», но не для продажи?

— Нет, у меня бывает дилемма: заняться прикладным искусством (например, иллюстрацией, которую я люблю) или просто искусством, или чем-то совсем другим, если деньги нужны.

Почему коммерческое обязательно равно низкому, а некоммерческое — высокому? И что такое низкое и высокое искусство — тоже очень спорная вещь. Даже если делаешь что-то с целью продать, можно ведь при этом вкладывать туда все то, что принято относить к высокому — свою мысль, идею, эмоцию.

— Вы современная художница и занимаетесь современным искусством. Какие ощущения от такого статуса?

— Смешной вопрос. Я никакого статуса не чувствую, скорее чувствую отсутствие статусов. Рада, что занимаюсь тем, чем занимаюсь, и пусть мне часто сложно ответить, чем именно.

— Ваша дипломная работа — эскизы к произведению Замятина «Мы». В отдельных вещах мелькает футуристическое и несбыточное. Чем вас привлекает утопия в искусстве?

— Мне кажется, искусство и есть та единственная область, где утопия воплощается. Когда искусство на месте решает какие-то проблемы и задачи, будь они чисто формальные или социальные, это часто «посылка» в будущий, более совершенный мир. Даже если мы знаем, что не доживем до него или что он вообще не наступит.

Это неистребимая и иррациональная вещь — вера в то, что можно как-то преобразовать мир, чтобы всем в нем было хорошо. Возможно, именно она заставляет человека все время что-то делать, перестраивать, менять. И искусство в том числе. В нем как будто проецируется мечта, берется курс на будущее, перебираются возможные варианты. Поскольку здесь и сейчас они неосуществимы.

Беседовал Артем Мельник

Полную версию материала читайте на сайте «Петербургский авангард».