«Русская музыкальная традиция удивляет американцев»

Кристиан Кнапп учился в Консерватории Новой Англии (Бостон) как пианист и в университете Тафтса (Сомервилл и Медфорд) на философском отделении. Дирижирование осваивал в Музыкальной академии Киджи (Италия) у Юрия Темирканова и Мюнг-Вун Чунга, затем — в Петербургской консерватории у Ильи Мусина и Леонида Корчмара. Дирижерскую карьеру начал в 2000-м в экспериментальном лондонском театре Брумхилл-опера. Сотрудничал с Английской национальной оперой, Оперным театром Сиэтла, Филармоническим оркестром Лос-Анджелеса, Симфоническим оркестром Петербургской филармонии, Оркестром Королевской филармонии Ливерпуля и др. Помимо классики охотно исполняет современную музыку.

— Вы учились в США, Европе и России. Что привело вас в Петербург, был ли это продуманный план или внезапное решение?

— На этот выбор повлиял один человек — Илья Мусин. Это был замечательный дирижер, но в первую очередь он был великий и потрясающий учитель. Впервые я увидел его, когда окончил консерваторию в США. Я поехал на лето в Италию на фестиваль академической музыки, и Илья Мусин там преподавал, его занятия были восхитительны. Тогда я и стал планировать обучение в России. До этого уже был в вашей стране, тоже по учебе. Меня, конечно, очень интересовала русская классическая культура — ведь это страна Чайковского, Рахманинова, Скрябина.

— Когда вы впервые оказались в России, какие у вас были впечатления? Если были какие-то ожидания, расскажите о разнице между ними и реальностью.

— У меня было два «первых» впечатления. Одно — полученное в 86-м или 87-м году, когда я приехал сюда впервые. Тогда это был Советский Союз, у власти был Горбачев, а я был в составе группы студентов, которая передвигалась исключительно по туристическим маршрутам и видела только красивую, «культурную» часть жизни страны. В Москве мы посетили Кремль, в Петербурге — Эрмитаж. И у меня сложилось очень позитивное впечатление о России, о ее культурных традициях. К тому же тогда между нашими странами была изрядная политическая напряженность, много пропаганды, поэтому мне было любопытно посмотреть на Россию своими глазами. Но тогда я ничего не понял о реальной жизни местных людей.

Затем я приехал уже не в турпоездку, а на учебу, заниматься специально у Ильи Мусина. Это было в 1997 году, когда все уже стало по-другому, сама страна называлась Российская Федерация. Я прилетел зимой из Чикаго, где было очень солнечно, и сразу подумал: как же здесь темно и холодно! Но тогда, на мой взгляд, было отличное время для учебы, изучения языка и людей.

— Тяжело было выучить русский язык?

— Конечно, тяжело. Когда я приехал, Илье Мусину было 92 года. Я не мог себе позволить сначала тратить время на изучение языка, а уже потом ехать в Россию, ведь мой учитель был в возрасте и каждая секунда была на счету. А это был действительно великий мастер, у которого учились Юрий Темирканов и Валерий Гергиев.

В итоге я попал в Россию с минимальным запасом русских слов. И если обычно за границей люди более-менее понимали по-английски, то среди россиян в 1997 году таких было не так много. Помню, как в магазине на Сенной площади продавцы пытались понять, что же этот бедный американец хочет сказать на своем ломаном русском. Но со временем у меня появилось много русских друзей, благодаря которым я сейчас говорю не идеально, но на вполне приличном для американца уровне. Ваши падежи и окончания, конечно, потрепали в свое время мне нервы.

— Вы уже упомянули Сенную площадь. Какие места в Петербурге вам нравятся? Возможно, у вас есть любимые уголки в городе?

— Когда я был студентом, мне очень нравилось ходить в Летний сад. Это одно из немногих мест в центре города, где действительно сохранились зелень и деревья. Еще мы с друзьями ездили зимой в Павловск и катались там на лошадях, это было восхитительно. Кстати, Павловск до сих пор остается моим любимым парком в окрестностях города: Пушкин и Петергоф все-таки немного искусственны и переполнены туристами. Если хочу встретиться с друзьями и отдохнуть, то обязательно иду на улицу Рубинштейна. Именно там я чувствую душу и энергию города, вижу ее в лицах людей. Но сейчас я так занят в Мариинском театре, что редко выбираюсь куда-то из района Театральной площади. Поэтому даже небольшая прогулка по Невскому является для меня чем-то экстраординарным, хотя я живу в 15 минутах ходьбы от него.

— Расскажите о своей жизни в Мариинском театре. Как вы работаете с Валерием Гергиевым, какие особенности театра мы не видим, когда приходим на спектакль?

— В Мариинском замечательно работается — во многом именно благодаря Валерию Гергиеву. Первая опера, на которую он пригласил меня в 2011 году, была «Электра» Штрауса — очень сложный материал. Тогда я работал в качестве приглашенного дирижера. Потом, через несколько лет, когда уже сотрудничал с театром более-менее постоянно, Гергиев позвал меня работать в качестве штатного дирижера. Для меня тогда это был большой успех в карьере, ведь все понимают, что работа в Мариинском театре — это огромная честь и престиж.

У нас с маэстро очень теплые отношения, он энергичный и фантастически работоспособный человек. К тому же Мариинский театр — репертуарный, что требует огромных ресурсов. Каждый день здесь дают что-то новое, на разных площадках — разные постановки. Иногда, конечно, балет повторяется два дня подряд, но в основном репертуар меняется ежедневно.

Честно говоря, работа здесь не из легких. Давать оперу на сцене, где накануне было совсем другое представление, — очень тяжело. Исполнителям нужно работать над разными ролями в течение 24 часов. Уровень оркестра и певцов высочайший.

— Вы выступаете по всему миру, в чем отличие именно российской музыкальной среды? Действительно ли она так консервативна, как принято считать?

— Я бы не сказал, что российская музыкальная среда так уж консервативна. Просто здесь есть очень сильная классическая традиция, которую нужно сохранять — этим, к примеру, и занимается Мариинский театр. Допустим, если речь идет о балете, то у нас есть строгий канон и некие обязательства. Я не могу назвать другой театр в мире, где с таким вниманием относились бы к балетам Мариуса Петипа или к операм Щедрина, которые в Мариинке идут постоянно. В Петербурге ведь есть не только классика — в Михайловском театре недавно работал Начо Дуато, и сейчас они продолжают ставить его современные балеты.

— Как считаете, почему в России так популярна классическая программа?

— Давайте лучше приведу пример. Сейчас я работаю в основном с операми и концертной программой Мариинского театра, но иногда и с балетом — например, балет Щедрина «Анна Каренина», он как-то шел дважды в воскресенье. Дважды за один день, и первое представление было в полдень! Я сильно сомневался, что зал сможет заполниться, и был очень удивлен, когда увидел аншлаг так рано в выходной.

Полагаю, русская музыкальная традиция очень глубокая, и это всегда удивляет, например, американцев, где традиция гораздо младше. Еще в России очень утонченная и образованная публика, она уже приходит в театр с определенным культурным багажом. А театры и в целом культурная сфера в США финансируется не государством, а частными инвесторами, такими, как Рокфеллер.

Продолжение интервью читайте на сайте «Петербургский авангард».

Беседовала Анастасия Семенович