Posted 17 июля 2017,, 19:40

Published 17 июля 2017,, 19:40

Modified 31 января, 16:05

Updated 31 января, 16:05

«Их бы туда засунуть на секундочку»

17 июля 2017, 19:40
Почему после терактов и стихийных бедствий пострадавшим и их родственникам приходится «сражаться» за компенсацию, и к чему это приводит.

Каждый раз, когда происходит теракт или стихийное бедствие, власти и страховые компании обещают обо всех позаботиться — каждая семья получит денежную компенсацию. Нам сразу становится спокойнее, ведь людей не оставят в беде. Через несколько дней внимание к трагедии схлынет. О пострадавших забудут. И мало кто поинтересуется, получили ли они обещанное.

А вот немного фактов.

2014 год. В Адыгее паводки. Затоплены 1800 подворий, в которых живут 6 тыс. 650 человек. Год спустя пострадавшие жалуются, что компенсации задерживают, денег дают мало, некоторым вообще ничего не заплатили. По словам жителей, обделили стариков и социально незащищенные семьи, а вот чиновники оформляли помощь на своих родственников. В администрации возражают — все выплачено. Просто люди не так поняли законы.

2016 год. Дагестан. Порядка 500 жителей села Мокок, пострадавшие из-за массового пожара, не могут добиться помощи от государства. Погорельцы рассказывают, что списки пострадавших «ужимают», через год после случившегося они грозят голодовкой.

2017 год. Пожары в Сибири. Жители поселка Стрелка в Красноярском крае, чье жилье сгорело 24 мая, продолжают платить ипотеку из-за бюрократических ошибок.

Май. Из-за сильных дождей в Ставропольском крае подтоплены больше 4 тыс. придомовых территорий. Спустя месяц жители сообщают, что положенных компенсаций так и не получили.

Апрель. Теракт в метро Петербурга. По данным на май, власти отказали в выплате компенсаций 25 пассажирам. Более того, не все пострадавшие согласны с тем, как чиновники определили сумму ущерба.

Петербурженка Надежда Соседова — одна из оказавшихся в вагоне поезда метро в момент трагедии. Когда произошел теракт, женщину накрыло взрывной волной, у нее загорелись волосы. Двери вагона покорежило, выбраться наружу женщине помогли пассажиры. Несмотря на шоковое состояние, она помогала пострадавшим — осматривала их и распределяла по «скорым».

«После теракта в метро меня доставили в Военно-медицинскую академию, в отделение неврозов. Я не получила значительных физических травм. Мне был нанесен психологический ущерб. Неделю я провела в госпитале, — вспоминает она. — Администрация Петербурга и федералы отказали мне в выплате компенсации, а метрополитен назначил только тысячу рублей. Что я испытываю сейчас? Удивление, оскорбление, брошенность — много чувств. Дело не в деньгах, хотя они тоже нужны, а в отношении. Какие-то последствия случившегося проявились сразу, но бывает и отсроченная реакция на шок, которая наступает через 5-6 месяцев. Поэтому неизвестно, как все сложится».

Надежда Соседова выяснила, что по закону имеет право на психолого-психиатрическую экспертизу. Она добилась ее прохождения, что называется, с боем. В итоге 13 июля женщине сообщили, что она здорова.

«Мне не нравится слово „добиваться“, но приходится добиваться компенсации. Когда произошел теракт, „не пострадавшими“ никого не называли. Все были пострадавшими, а сейчас ситуация изменилась. Это большая сложность и неприятность, что приходится самим что-то предпринимать», — отметила она.

Студент-первокурсник Александр Власов стоял совсем близко от места теракта, у правой двери вагона метро. Он получил взрывную травму головы, осколочную рану шеи и бедра и сотрясение мозга. Из его тела вытащили больше десяти осколков. Два из них закапсулированы в голове — один во лбу, один — в затылке.

«Ночь мой сын провел в реанимации. А в общей сложности пробыл в больнице 22 дня. Потом две недели проходил амбулаторное лечение. Эксперты решили, что ему причинен легкий вред. Нам насчитали 201 тыс. рублей компенсации от метрополитена и 250 тыс. — от города, — говорит мать Александра Наталья. — Мы очень удивились такому раскладу. Как это может быть легким вредом? Стали запрашивать все бумажки. Я почитала отчеты — оказалось, что у следователей не было информации про амбулаторное лечение. А в отчете сказано, мол, в связи с занятостью пациента прошу провести экспертизу без него. Я говорю: „С какой занятостью? Нас никто никуда не звал“. Оказалось, у них неверно записан телефон. В конце концов мы с сыном добились, чтобы экспертиза проходила не за нашей спиной, а при нас. Съездили на переосвидетельствование. В итоге нам поменяли степень тяжести вреда здоровью с легкой на среднюю и выплатили деньги», — говорит Наталья.

Студентка-пятикурсница Евгения Бахлыкова рассказывает, что во время взрыва дверь вагона упала ей на ногу: «Ко мне подбежала девушка, помогла подняться. Я вышла — а там разбросанные тела… Когда увезли всех тяжело раненных, меня отправили в Военно-медицинскую академию».

По словам девушки, после взрыва ей дали справку о том, что у нее острый стресс, ушиб руки и ноги. «Еще начались проблемы с коленом — оно „заклинивает“, стало трудно ходить. Раньше я занималась спортом, теперь не могу. В памятке я прочитала, что мой случай — это травмы легкой степени тяжести. А значит, мне положена компенсация от города и из федерального бюджета. Но метрополитен заплатил мне всего 2 тыс. рублей за колено и 11 тыс. — за телефон. Техника дороже моего здоровья — вот как получается. Правительство Петербурга отказало в компенсации. То есть мне даже легкую степень тяжести вреда не подтвердили». В итоге, как отмечает Евгения, компенсацию ей заплатил только Ханты-Мансийский АО.

Поразило девушку отношение чиновников к пострадавшим: «Я плохо хожу, а меня гоняли за справкой, потому что она якобы „не так оформлена“. Прихожу в комитет по соцполитике. А на меня так надменно посмотрели — во взгляде ни любви, ни тоски, ни жалости — и говорят: „Ну Евгения Андреевна, вы понимаете, что вам не выплатят ничего?“ Их бы туда засунуть на секундочку, где я побывала…»

Из года в год люди сталкиваются с проблемами с выплатой компенсаций. Основная проблема в том, что четкой системы в стране не существует.

Один из источников выплат — деньги из регионального и федерального бюджета. Как указывает член совета общественной организации «Прерванный полет» Алексей Штейнварг, здесь все зависит от воли чиновников — решат ли они выделить пострадавшим и родственникам погибших деньги, а если да — то сколько. Каждый раз издается соответствующее постановление. И суммы могут значительно отличаться от случая к случаю и от региона к региону.

Еще один источник выплат, на которые по закону могут рассчитывать граждане — страховые. Они покрывают затраты на лечение, погребение, стоимость утраченных вещей. Например, в случае с терактом в метрополитене такую компенсацию пассажирам выплачивала подземка. За пассажиров самолета ответственность несет перевозчик. Минус страхового законодательства в том, что внуки не могут получить компенсацию, если погибли бабушка и дедушка. И наоборот. Выплаты предоставляются только прямым наследникам.

История о том, как в России установили сумму страховой выплаты за погибших пассажиров — это история борьбы.

10 лет назад, когда крушение самолета Анапа — Петербург унесло жизни 170 человек, компенсация в случае смерти пассажира составляла всего 12 тыс. рублей. Родственники с таким раскладом не согласились. Они сплотились (а в дальнейшем создали общественную организацию «Прерванный полет») и обратились в суд. После долгих мытарств эта мизерная сумма превратилась в 2 млн рублей и таковой остается до сих пор.

Большая проблема заключается в том, что людям толком не разъясняют, как получить компенсацию, сколько денег им положено по закону. «К примеру, в случае с терактом в метро была названа сумма в 50 млн рублей из федерального бюджета. Как разделят эти деньги между пострадавшими, было непонятно», — указал Штейнварг.

«Мне пострадавшие говорили, что не знают, кому какие выплаты положены. Я считаю, что можно было найти время и силы, чтобы донести до людей информацию. Но создалось ощущение, что никому это не нужно», — полагает адвокат Александра Шнайдрук.

Наталья Власова после встречи пострадавших пассажиров и их родственников с чиновниками поняла — многие просто не знают своих прав, не понимают, как и за что бороться. Так, сумма компенсаций пострадавшим при взрыве в метро зависит от результата судмедэкспертизы — каким признают вред здоровью потерпевшего. Но если пассажир не согласен с вынесенным вердиктом, он имеет право подать ходатайство о пересмотре результатов.

Плюс по закону все пострадавшие имеют право на психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы оценить нанесенный ущерб. Но знают об этом опять-таки не все.

Особняком стоит компенсация морального вреда — добиться ее можно через суд.

Как отмечает адвокат Ирина Фаст, в случае с крушением самолета ситуация довольно прозрачная. По закону ответственность за все виды рисков, в том числе и за моральный вред, несет владелец. «Зачастую, ввиду большого общественного резонанса, споры о компенсации морального вреда в связи с крушением самолета не доходят до суда, или даже в суде заканчиваются миром», — делится опытом эксперт.

В случае теракта ситуация сложнее. По словам юриста Виктории Аптекиной, компенсация морального вреда государством или субъектом РФ при таких ситуациях не предусмотрена законом. «Между тем, учитывая, что личности виновных в терактах, как правило, установлены, можно обратиться с исковыми требованиями именно к данному, виновному лицу в рамках уголовного дела. А в случае его смерти отвечать по данным требованиям будут наследники виновного», — говорит Аптекина.

Однако, если у террористов и их родственников нет ни денег, ни имущества, это приводит процесс взыскания компенсации морального вреда в тупик, добавляет Ирина Фаст.

Отдельно стоит сказать о погорельцах и пострадавших от паводков. В их случае схема со страховыми выплатами не работает — в России мало кто страхует свое имущество. Поэтому чаще всего люди могут рассчитывать только на деньги, которые выделены из госбюджета.

По словам адвоката Андрея Тындика, зачастую трудности возникают из-за бюрократических проволочек — нужно оформлять много документов. В этой ситуации пострадавший гражданин никак не может ускорить выплату денег.

«Кроме коллективных обращений в той или иной форме к соответствующим органам тут ничего не посоветуешь. Судебного механизма нет — в суд, конечно, можно обратиться, но это мало ускорит ситуацию, — подчеркнул он. — Когда мы говорим о ситуации с компенсациями пострадавшим от стихийных бедствий, речь идет о состоятельности государства. Если государство активно проводит социальную политику, то все делается быстрее. Если государство забюрократизировано и не очень активно — вот результат».

По словам адвоката, в ситуации с паводками и пожарами можно было бы ставить вопрос о возмещении полного вреда госорганами, которые отвечают за антипаводковое и противопожарное состояние. Если вина таковых будет доказана: «Иногда читаешь новости — горит несколько дней. Это что за пожар такой? Тунгусский метеорит упал? Если будет установлено, что власти халатно отнеслись к своим обязанностям, это прямой иск о возмещении вреда. Но это немножко не про нашу страну».

Как бы то ни было, во всех случаях многое зависит от того, готовы ли люди бороться за свои права.

«При любых трагедиях — будь то теракт, катастрофа — всегда будут те, кто согласен с компенсацией и те, кто не согласен. И это нормальная ситуация, так бывает в любой стране. У одних опускаются руки, они не готовы бороться. Те, кто не согласен с таким исходом, идет в суд, пытается изменить законы — их пересмотр позволит хотя бы другим быть более защищенными при аналогичных ситуациях», — говорит член совета «Прерванного полета» Алексей Штейнварг.

Василий Юровский