Виват и прощайте, Советы

Заметно, что все три мероприятия — «Дети Страны Советов», «Плакат эпохи Революции» и «Мечты о мировом расцвете» имеют скорее научно-исторический характер, чем изобразительный. Зрители изучают по экспонатам знаковые события, детали советского образа жизни, влияние политического строя на личность — экспозиции так или иначе связаны темой «построения нового человека». Люди старшего поколения радуются атрибутам своей молодости и рассказывают отпрыскам об истории родины через призму собственного видения. Но вот пространства для любования эти выставки почти не дают.

Те, кто заведовал культурой в молодом СССР, — а именно этому периоду посвящены две выставки из трех — определили свою задачу как выдвижение идеологии на первый план, а эстетическую, чувственную сторону, интуитивное восприятие красоты объявили чем-то необязательным, а то и вовсе вредным.

В количественном смысле они с ней справились — большинство художников, представленных на выставках, были не творцами красивого и вечного, а летописцами, корреспондентами, доносившими до народа новости о достижениях промышленности, сельского хозяйства, образования и дружбы народов.

Правда, это в основном территория графики: как более лаконичное и доступное искусство, чем живопись, она стала основным рупором агитации, информирования и просвещения. Плакаты на различные темы — от марксизма до необходимости чаще мыть руки, реклама, праздничные стенды, оформление культурных мест и собраний, журналы, открытки, и, что самое главное, книжные иллюстрации — все это было обширным вкладом в нашу культуру и одним из самых ценных достижений советского периода. Ибо при всем уважении к культуре дореволюционной России, выдающихся графиков в ней до Владимира Фаворского мало кто знает.

А затем такие объединения, как «Окна РОСТА» и «Окна ТАСС», и такие мастера, как Лебедев, Конашевич, Лабас, Тышлер, Дейнека, Штеренберг, Пименов, Каневский, Верейский, создали совершенно новый пласт в нашем искусстве, сутью которого была многозадачность и разнонаправленность.

Конечно, и это явление было продиктовано идеологией, объявившей войну всему «буржуазному». Но в качественном смысле истинные творцы никуда не исчезли, потому что нельзя объяснить процесс появления одаренных художников политическим строем, как, впрочем, и другими факторами. В конце концов, почему противники соцреализма и предшествующих ему направлений заранее объявляют изображение первомайской демонстрации, сбора урожая или строительства электростанции чем-то тривиальным и антихудожественным?

Да, в работах советских графиков зачастую меньше изящества, чем у мирискусников, а живопись уступает творениям Золотого века. Однако ругатели их творчества говорят о низких жанрах и прислуживанию идеологии, которая давила личность и загоняла в строй, но никогда не вспоминают, что они сделали и много хорошего. Они заговорили о равноправии задолго до нынешней гегемонии темнокожих геев с небритыми подмышками. Да, советский человек задумывался как винтик в едином механизме, но искусство подразумевало, что любой из этих винтиков нужен и ценен: вспомните, какие тогда писались и снимались саги об индустрии и о простых рабочих.

И выставка, посвященная детям, а также расцветший в СССР культ нового женского образа — яркое тому подтверждение. Ведь каким было в старину отношение к тем и другим? Как к расходному материалу, нужному только для выживания популяции, соответственно, его не нужно приучать ни к чему, что выходит за грани самых примитивных потребностей. Это относилось не только к женщинам и детям, но к ним в наибольшей степени. Если ребенок умирал только родившись, или от голода, или от тифа, или старшие перегнули с воспитанием (эпизод из жизни Максима Горького, когда его избили сосновой лучиной до полусмерти), кого это волновало? Производство новых на этом не прекращалось, и то, что прервалась человеческая жизнь, новая маленькая, но уже отдельная вселенная — да кто вообще мог озадачиться такой ерундой?

А у нас хорошо помнят фразу «Бабы еще нарожают», приписываемую то ли Жукову, то ли Ворошилову, однако нигде не зафиксированную документально, но благоразумно забывают, что так на Руси мыслили задолго до них.

Поэтому на картинах старых мастеров дети если и появляются, то это либо пастухи, либо работники, либо нищие, утратившие право на детство, да и в будущем не ожидающие просветления. Причем самые реалистичные картины зачастую вызывали скепсис и критику. Исключением, конечно, были дети дворян, но такие портреты, как правило, писались на заказ.

Только в живописи на стыке веков и в советском искусстве они предстали сидящими на фоне персидских ковров (Врубель), в семейных чаепитиях, читающими, купающимися в речке, играющими в снежки, запускающими воздушных змеев.

Из этого вытекают и особенности женского образа в дореволюционной живописи. Функция женщины сводилась к изнуряющему труду, непрерывному деторождению и роли боксерской груши. Конечно, многие готовы жить так и сейчас, но прежде иного смысла в жизни, чем «убояться мужа» и плодиться, не было в принципе, поэтому тем, кто на это был не пригоден из-за внешних дефектов или проблем со здоровьем, дорога была в лучшем случае в монастырь, в худшем — на паперть. Вспомните классический женский портрет в России: это почти исключительно культ внешности и здоровья, можно сказать — кондиции продукта. В советской живописи появились женские образы спортсменок, рабочих и просто обычных девушек, не зависящие от единственного пункта — услаждения мужчины. Те, кто победнее, перестал считаться только домашней утварью, а те, кто побогаче — украшением интерьера, как раньше.

Советские художники взглянули на жизнь объективно, на их картинах и иллюстрациях обрели право на жизнь невзрачные лица, угловатые очертания, суровые взгляды,бедные дома и дворы, тяжелый каждодневный труд, прозаические достижения. Нет, они вовсе не отказались от красоты и романтики вообще: посмотрите на творчество Пластова, Рылова, Юона, Петровичева, Левитина — сколько в нем внутреннего света. Но в их живописи и графике звучал посыл: если тебе не повезло родиться богатым, красивым и пышущим здоровьем, это не значит, что жизнь окончится не начавшись.

Да, политика партии отнюдь не всегда этому следовала, и многое так и осталось лишь на полотнах, так же, как пряничные образы старой Руси у Кустодиева были, по его признанию, только плодом его фантазии. На то они и художники, но главное в том, что в их умах вообще рождались такие замыслы, о которых сто лет назад не могло быть и речи. По сути это означало коренную перестройку сознания.

И те, кто сейчас сам решает, заводить ли ему детей или быть «чайлд-фри», читать книги или идти на тупую комедию, хоронить себя заранее, если никто не берет замуж, или искать смысл жизни в другом, получать образование или идти в армию, копить на квартиру или жить с родителями, рожать дома в ванной или в хорошей больнице — живи они давным-давно, ни о чем таком они бы и думать не смели.

Об этом задумались — впервые, несмело, не всегда с толком и успехом — именно деятели советской культуры. Власть, увы, не всегда и не во всем к этому прислушивалась, но мысли этой культуры стали первой, хоть и шаткой ступенью к обретению тех свобод, которые нам сейчас кажутся не то что необходимыми, а безусловными и не подлежащими обсуждению.

И неужели было бы лучше, если бы эти художники просто вовремя отбыли за границу как заурядные беженцы? Скорее всего, нет, не было бы. Те же, кто придерживается другой точки зрения, возможно, не всегда знакомы с их творчеством, и им стоило бы успеть посетить эти выставки.
Все три экспозиции предлагают изобилие интересных тем для осмысления, дискуссий и передачи потомкам. Претензии могут быть только к обыгрыванию советской тематики в торжественных открытиях, призванному пришить минувшее к нынешней эпохе интернета и хипстеров.

Изображение пионерской линейки в Мраморном дворце и чтение мрачных стихов в Колонном зале, возможно, тронуло немолодых посетителей, но вот юные исполнители ролей пионеров и комсомольцев явно чувствовали себя неуверенно и неуютно. От этого диссонанса создавалось впечатление, словно старую картину пропустили через какой-то новомодный графический редактор или повесили в помещении в стиле хай-тек.

Если в прошлом веке советское искусство было отмечено молодой дерзостью, вызовом по отношению к прежним устоям, то сейчас оно само превратилось в старину, которое у нынешней молодежи вызывает скепсис. И организация выставок такое впечатление только усугубила. Не надо молодить историю, не стоит пытаться ради юной части аудитории изображать, что идеалы советского человека еще актуальны, доносить смысл линеек и стихов шестидесятников так, как его понимают наши родители и бабушки с дедушками. Старших родных нужно просто любить, а советскую культуру — признать наследием ушедшей эпохи, которому следует сказать и «прощай», и «виват».

Людмила Семенова

Новости культуры читайте на сайте «Петербургский авангард».