Александр Мелихов: Почему мы себя не убиваем

Петербургский прозаик-мыслитель Александр Мелихов рассказал о своих взглядах на происходящее в обществе и литературе.

— Вы с одинаковым успехом работаете и в прозе, и в публицистике. Что вам самому больше нравится? Роман или статья?

— Каждому человеку его грезы дороже всего на свете, писателю тем более. А роман — это целый мир грез.

— В последнее время все чаще говорят о том, что интерес к художественной литературе в России падает, ее вытесняет нон-фикшн. Как вы думаете, с чем это связано?

— Писарев обличал Пушкина в том, что в его «энциклопедии русской жизни» — в «Евгении Онегине» — нет крепостного права и вообще «самого главного»: науки, производства… Мне это в очень ранней юности тоже казалось убедительным. Прошло много лет, прежде чем я понял, что не знания мне нужны, а утешения. Что гораздо важнее научиться не столько понимать жизнь с ее ужасами и мерзостями, сколько принимать, то есть как-то защищаться от этих прелестей.

Но подросткам, а люди в большинстве своем не выходят из подросткового возраста, до этого не додуматься: они будут пропадать от скуки и тоски, пить, нюхать, колоться, но им не придет в голову, что спасти от этого может только художественная литература. Реальность всегда скучна и страшна, прекрасными бывают лишь рассказы о реальности, и мы все еще живы лишь потому, что кое-как рассказываем себе сказки про самих себя. Но писатели делают это в тысячу раз лучше, только наша страна-подросток этого не понимает и мучается, сама не зная от чего. А ее болезнь — эстетический авитаминоз. Он-то и убил Советский Союз, а теперь подбирается и к «новой России». А мы вместо витаминов красоты пытаемся спастись жирами пользы.

— Ваш новый роман «Благая весть» посвящен вопросам религии. Многие уже привыкли к тому, что представители религии стали интересоваться искусством, выступать с экспертными оценками (кстати, как вы к этому относитесь?), а здесь — наоборот. Тема довольно скользкая, не боитесь задеть чьи-нибудь чувства?

Это и есть задача литературы — задевать чувства. Очень надеюсь их задеть, заставить всерьез задуматься над вопросами, над которыми, мне кажется, должен задуматься всякий умный и честный атеист: чем объяснить то, что люди ничуть не глупее и значительно порядочнее меня посвящали себя служению церкви? Я много перечитал и передумал, прежде чем дать свой ответ.

— Почему современная российская литература в большинстве своем избегает социальной проблематики, хотя в кинематографе дело обстоит иначе?

За всех не скажу, но лично я не избегаю — все мои главные романы остро социальны. «Горбатые атланты» — перестройка, отношения личности и государства. «Роман с простатитом» — девяностые, челночный бизнес. «Чума», «Краденое солнце» — наркомания. «И нет им воздаяния» — национальная проблема, антисемитизм, репрессии, наше отношение к «сталинскому» поколению. «Заземление» («Благая весть» — его часть) — религия, церковь. Другое дело, что я в социальном стараюсь разглядеть вечное. Но материал всегда социален.

— Искусство должно быть вне политики, или оно продолжение политики иными средствами? Сейчас искусство насильственно втягивают в сферу политической борьбы или оно становится единственным средством выражения гражданской позиции?

— Искусство откликается на всякий звук, но цели у него другие, не прагматические, а эстетические. Политика же, как правило, прагматична до убогости. Как правило, но есть выдающиеся исключения.

— Прошлое интересует нас больше современности. Как это влияет на общественную динамику? История продолжается, повторяется, или «прекратила свое течение»?

— Ничто не может интересовать человека больше его собственной жизни, а значит и современности. Но люди ищут в литературе воодушевляющих сказок, а сказки о прошлом сочинять легче. В них прячутся, потому что современная история очень уж тускла и одновременно опасна — куда ей тягаться с легендами о декабристах или сталинских соколах.

— В споре романтиков и прагматиков вы на стороне первых. Не сложилось ли у вас впечатление, что сейчас в России дефицит прагматизма и рациональности?

— Не замечал. Столько разговоров о коррупции, а это апогей рациональности и прагматизма.

— В свое время много говорили об идеологическом вакууме. Теперь его удалось заполнить сочетанием имперской идеологии, национализма и религии. Насколько оно жизнеспособно?

— Имперская идеология требует бесконечной экспансии, а наш народ уже давно хочет только покоя. Национализм — светская религия — самообожествление нации, а большинство нашего народа претендует лишь на то, что он не хуже прочих. В религии есть не только утешительная, но и требовательная сторона — многие ли к ней прислушиваются? Презирают богатство, блуд, отказываются от мести? Я не вижу ничего из перечисленной триады.

— Вы по-прежнему считаете формирование аристократии одной из главных задач? Как вы оцениваете в связи с этим современное российское образование?

— Аристократия это та часть народа, которая осуществляет его связь с вечностью, с прошлым и будущим. Народ без аристократии утрачивает смысл существования. И современное российское образование для этого ничего не делает. Формирование аристократии требует ставки на особо одаренных и особо романтичных — я ничего подобного не вижу, разве что в отдельных очагах сопротивления.
Вы говорите, что сильные страны делают ставку на политику и экономику, слабые имеют шанс только на творческом поприще. У нас пока неважно обстоят дела и с тем, и с другим. По какому пути предлагаете идти?

Естественно, по тому, какой нам только и по силам начать немедленно, — по творческому. Национальный проект «Производство гениев» всегда нам удавался, а все остальное либо требовало чрезмерных жертв, либо не возвышалось над средним уровнем. Сейчас мы почти утратили первую часть, а во второй тащимся ни шатко, ни валко, и улучшить ситуацию в этой второй части я возможностей не вижу.

— Вы верите в светлое будущее?

— Я много раз писал: пессимисты портят людям настроение, оптимисты ввергают их в катастрофы. Жизнь всегда будет трагичной, в наших силах лишь придать ей трагическую красоту.

Беседовал Сергей Морозов

Глобальные вызовы, с которыми столкнулась в последние десятилетия человеческая цивилизация, заставляют общество все больше прислушиваться к мнению ученых, мыслителей, философов, деятелей общественных наук. Проект «Квартирник» представляет петербургских интеллектуалов, которые ищут объяснения проблемам XXI века.