«Фольклор возникает из-за откровенной лжи официальной информации»

В интервью корреспонденту «Росбалта» Наум Синдаловский рассказал об истории Северной столицы, чей целостный образ невозможен без городских легенд и сказаний, а также об особенностях петербургской традиции мифотворчества.

— Много лет вы отдали работе на Адмиралтейских верфях, но делом всей жизни стало собирание преданий о городе на Неве и его жителях. Это увлечение возникло в зрелом возрасте или интерес к устной истории у вас был с детства?

— Интерес к истории малой родины, если, конечно, Санкт-Петербург можно так называть, сопутствовал во мне всегда. Работая на заводе инженером, я от общества «Знание» читал заводчанам лекции по истории архитектуры Ленинграда, пользуясь доступными в то время путеводителями по городу. И однажды столкнулся с неприятным, как мне тогда показалось, фактом. Один из исторических сюжетов, подававшийся в справочниках и путеводителях как подлинный, оказался вымыслом. Тогда-то мне в голову и пришла счастливая мысль. Я предложил слушателям рассматривать этот сюжет и с точки зрения исторической подлинности, и с точки зрения фольклора. И оказалось, что ни то, ни другое не только не противоречит друг другу, но делает сюжет более ярким, более выпуклым, выразительным и запоминающимся. Так возник интерес к фольклору как к таковому. Этот сюжет стал первой легендой, записанной мной. Сейчас в моей картотеке — около 12 тысяч карточек.

— Как вы обычно собираете материалы? Есть у вас какой-то секрет?

— И просто, и сложно одновременно. С одной стороны, известно, что Санкт-Петербург — город пишущий, и надо только читать и извлекать. С другой — о нем написано так много, что перечитать миллиарды страниц воспоминаний, дневников, мемуаров, газет, журналов и другой литературы просто невозможно. Я понял, что выход только один: надо научиться не столько читать, сколько листать. Со временем выработался, образно говоря, собачий нюх. Я листал и останавливался там, где чувствовал запах фольклора. В то время мой день делился на два периода. До 16 часов я работал на заводе, и затем вплоть до закрытия — в Публичной библиотеке.

— Как вы отличаете эпичный миф от банальной сплетни?

— Подлинный фольклор отличается от слухов, сплетен и прочих баек законченностью, завершенностью литературной формы. Он, как и высокая литература, обладает всеми признаками художественного произведения — завязкой, развитием, кульминацией, развязкой. В фольклоре, будь то легенда, анекдот, пословица, или что-то иное из устного творчества, это приобретается путем совершенствования при тысячекратной передаче от человека к человеку, из уст в уста. Это и есть обязательное условие отбора. Как мне кажется, я этому условию неукоснительно следую.

— По вашему мнению, петербургские легенды чем-то отличаются от всех остальных?

— Фольклор возникает как необходимость понять или объяснить происходящее вокруг на фоне отсутствия, недоговоренности или откровенной лжи официальной информации. Петербургский фольклор отличает подлинная, а не показная любовь к городу и полное отсутствие агрессивности.

— В преданиях Санкт-Петербурга есть хотя бы доля правды?

— Уникальной особенностью петербургского городского фольклора является практически полное отсутствие мифа, сказки, вымысла, то есть того, чего по определению не было в действительности, а есть легенда или предание. Поэтому он всегда правдоподобен — в его основе лежит подлинный факт. И разница между фольклором и официальной информацией состоит только в объяснении и интерпретации тех или иных событий и явлений.

— Что же нам дает городской фольклор?

— Что касается значения фольклора для городского сообщества, то оно в том, что называется прямой обратной связью. Фольклор — это не только совокупный взгляд снизу на городскую политическую, общественную, культурную жизнь города, но и ее оценка. Это та дополнительная грань подлинной реальности, которая не всегда видна сквозь официальную призму, но видеть и знать которую так необходимо на всех уровнях городской иерархии.

— О «Медном всаднике» Пушкина знают все еще со школы. Какие еще петербургские легенды нашли свое отражение в русской литературе?

— Поиск литературных сюжетов всегда считался у писателей одной из самых сложных проблем творчества. Писатели выискивали сюжеты на страницах криминальных сводок, сюжеты воровали друг у друга, сюжеты дарили друг другу. Поэтому фольклор всегда был неиссякаемым источником литературных сюжетов. Поэма «Медный всадник» родилась из легенды об ожившей статуе Петра, рассказанная Пушкину Михаилом Виельгорским. «Пиковая Дама» — из анекдота о проигравшемся внуке графини Голицыной. «Станционный смотритель» — из гусарской легенды о влюбчивом гусаре, соблазнившем дочь станционного смотрителя. Даже драма «Русалка» родилась из местного предания о трагической любви крепостной девушки в имении Вульфов. Подобных примеров — тьма, и не только в отечественной, но и в мировой литературе. Художественно обработанные исторические легенды стали сюжетами большинства драм Шекспира… Уже только поэтому высокая литература должна быть благодарна низовой устной культуре.

— Как менялся петербургский городской фольклор со временем?

— Городской фольклор, как правило, возникает и живет параллельно с официальной информацией, но бывают и счастливые для городской культуры исключения. Это — времена позднейшего переосмысления тех или иных событий давней истории. Так, например, после крушения советской власти появился современный фольклор о событиях 70-летней давности — о революции, ее героях и персонажах. Кстати, несмотря на свое позднее происхождение, такой фольклор довольно удачно заполняет хронологические бреши, оставленные официальной историографией. И это тоже одно из несомненных достоинств фольклора.

— А сейчас продолжается ли мифотворчество?

— Конечно. И тому есть немало примеров. Что стоят, например, одни «Валькины сосули», как стали называть детские леденцы после знаменитой борьбы с сосульками экс-губернатора Северной столицы Валентины Ивановны Матвиенко.

— У вас есть особо любимые анекдоты о Санкт-Петербурге?

— Когда в картотеке 12 тысяч единиц хранения фольклора, выделить самый любимый трудно. Одно можно сказать: важны не столько анекдоты или легенды как таковые, сколько то, как они ложатся в хронологический контекст истории. Поэтому все мои книги, а их более тридцати, посвящены не фольклору в истории, а истории в городском фольклоре, — то есть тому, как история города отражается в совокупном сознании петербуржцев. И особо надо подчеркнуть, что история в фольклоре — это не другая история, а история, параллельная официальной. И они прекрасно уживаются и сосуществуют, дополняя и обогащая друг друга.

— Существование и развитие города, страны находит отражение в топонимике, в изменении названий улиц, проспектов, площадей. Как вы относитесь к процессу переименования, который идет последние годы в России?

— То, о чем вы спрашиваете, не имеет никакого отношения к переименованиям. Все, что происходило в последние годы в этой области, — это не переименование, а возвращение исторических названий. И этим определяется мое положительное отношение к этому процессу.

Что же касается собственно переименований, то к этому я отношусь исключительно отрицательно. За исключением улиц, названных именами политических деятелей, имевших прямое отношение к бессудным убийствам, судебным расправам и террору. Воспитывать молодежь на многочисленном тиражировании таких имен на адресных табличках — аморально.

Особое отношение у меня к улицам, возникшим на пустых пространствах и сохраняющим в своих названиях специфическую лексику определенных исторических периодов. Например, названия проспектов Большевиков, Искровского, Пятилеток и тому подобные, как мне кажется, должны сохраниться. Они должны донести до будущих потомков аромат времени, в котором мы жили, каким бы он ни был. Пусть это будет этакий заповедник социализма, вариант некоего топонимического музея под открытым небом. Я думаю, потомки это оценят и будут нам благодарны. И не простят нам, если мы сделаем это за счет переименованных, уничтоженных и забытых исторических названий.

— У вас вышло много книг. О чем хотелось бы написать в будущем?

— Только что вышла из печати моя новая книга «Мятежный Петербург. Сто лет бунтов, восстаний и революций в городском фольклоре». Она посвящена двум столетним периодам петербургской истории — 100-летию Октябрьской революции и 100-летию, предшествующему ей, от восстания Семеновского полка в 1820 году до окончания Гражданской войны в середине 1920 годов. Мой постоянный читатель, надеюсь, заметил, что в свои последние книги и очерки, регулярно публикуемые в журнале «Нева», я включаю собственные стихи, если, конечно, они ложатся в контекст заданного повествования. Только что я подготовил книгу стихов последнего десятилетия «Время и место», которая выйдет из печати в ближайший месяц-полтора. О дальнейших планах пока не задумывался. Надеюсь, они появятся. В свое время.

Беседовал Сергей Морозов

Глобальные вызовы, с которыми столкнулась в последние десятилетия человеческая цивилизация, заставляют общество все больше прислушиваться к мнению ученых, мыслителей, философов, деятелей общественных наук. Проект «Квартирник» представляет петербургских интеллектуалов, которые ищут объяснения проблемам XXI века.